— Стой! Ядрить тебя!.. Стой! — Подскочил Митрич. — Садись верхом, ваше благородие! К нему садись!

Митрич ловко поддел казака под руку, помог ему вскочить на коня. И тут Антип узнал Ивана Платова.

В следующий миг он ударил шпорами, вздернул поводьями:

— Н-но! Пошла!

Митрич же остался позади…

Когда Матвей Иванович узнал о том, что Антип Завгородний выручил сына Ивана, он пожелал его видеть.

— Молодец, казак! — генерал был крепкой памяти. Узнал Антипа с первого взгляда. — Вы что же так глубоко врубились во французский строй? — перевел он взгляд на сына.

— С умыслом. Там Наполеон изволил пребывать… А вот он не стерпел, — Иван кивнул на Антипа. — Помчался, а за ним и сотня.

— Ты что, Завгородний, хотел добраться до Бунапарта?

— Так точно… Только промашка вышла. Сил-то у нас меньше оказалось.

— Бьют и меньшими… за храбрость и спасение командира — большое спасибо. Проси чина или награды. Только не деньги. Выручка в сражении дороже червонцев, она превыше всего. Нет ей меры деньгами и золотом. Ей мера — награда. Крестом, Антип, как и твоего отца, награжу…

Матвей Иванович поднялся, прошел по комнате, искоса бросил на казака взгляд.

— Крест, Антип Завгородний, за спасение есаула непременно выхлопочу, а вот на дочь мою Анну пока не рассчитывай. Вот ежели б Бунапарта приволок, тогда другое дело.

Атаманова борода

Для связи с главной квартирой к отряду Платова был приписан штабс-капитан. Представившись, он спросил атамана:

— Неужто не помните меня, ваше сиятельство? — Матвей Иванович всмотрелся: пред ним стоял стройный, худой человек с живым энергичным лицом. Промелькнуло что-то знакомое. — Я ведь Удальцов! Помните генерала Остужева?

— Гаврилу Семеновича? Как же его не помнить!

— А я был у него адъютантом…

— Ах, Удальцов!.. Помню-помню… Как же… Сколько же лет прошло?

— В последний раз встречались у Фридланда, а до того сражались у Прейсиш-Эйлау.

Теперь Матвей Иванович и в самом деле вспомнил офицера. Однако же хоть и признал его, но что-то изменило лицо штабс-капитана.

— Не скрою, изменились вы как-то…

— Да ведь я тогда без усов был, — пояснил Удальцов. — Да и вас я тоже не сразу признал: с бородой-то…

Лицо генерала обросло смолисто-черной, с редкой сединой бородой, которая весьма ему была к лицу.

— Ну, рассказывайте, батенька, как там Гаврила Семенович поживает? Ведь мы с ним в этакой перепалке побывали. Ух, какой он был орел!

Он вспомнил, как дралась пехотная дивизия против наполеоновской гвардии и как казаки ей помогали в самый решительный момент. И именно тогда, когда Платову, казалось, подошло самое время нанести по неприятелю решительный удар, от главнокомандующего Беннигсена прискакал гусар-адъютант с требованием отвести полки. Остужев и Платов едва сдерживали себя.

Боевой и отважный генерал-майор Остужев долгие годы служил отечеству верой и правдой. Однако продвижений не имел, потому что не терпел лести и характером был неуживчив.

— А где сейчас Гаврила Семенович? — полюбопытствовал Матвей Иванович.

— В отставке. В своей усадьбе живет. Говорят, постарел очень, совсем немощным стал: раны сказались. Кстати, его усадьба где-то в этих местах…

С той встречи прошло с неделю, а может, и больше. Удальцов остался верен себе и не однажды участвовал с казаками в лихих налетах. И вот, возвратившись с очередного, он, встревоженный, явился к Матвею Ивановичу.

— Что случилось, мой друг?

— Сейчас встретил управляющего имением Остужева. Французы учинили в поместье разбой, и сам генерал в опасности.

— Он что же не убрался подалее?

— Куда же ему, старику, ехать. После стольких ран он едва передвигается. Управляющий еще говорил, будто бы в имение должно в ближайшие дни пожаловать важное лицо, — дополнил сообщение Удальцов.

— Уж не Наполеон ли?

— Не могу знать, ваше превосходительство.

— А где управляющий? Как он здесь оказался?

— Бежал от французов.

— Что значит «бежал»? Сам бежал, а немощного барина бросил? Хорош управляющий! Ну-ка, доставь его сюда!

Управляющий оказался немолодым человеком с пухлыми щеками. Он сбивчиво рассказал о барине, о том, как в имение нагрянули французы и какое учинили разорение. Барина выселили из помещичьего дома, угнали с партией пленных в соседнее селение.

— Спасибо вот ему да казакам-молодцам. Высвободили из катухов.

— Выходит, ты не бросал барина? — смягчился Матвей Иванович.

— Как можно, батюшка? А с Гаврилой Семеновичем, с барином, стало быть, старуха моя осталась, Прокопьевна.

— А барин? Живой ли?

— При мне живы были. Правда, уж очень немощны.

Матвей Иванович молча прошелся из угла в угол комнаты.

— Далеко ли имение? — остановился он против управляющего.

— Да этак верст с десяток будет.

— Дорога, стало быть, известна?

— Известна, батюшка! Как ее не знать, когда весь век здесь прожил!

Вошел генерал Карпов — первый помощник атамана. Невысокого роста, поджарый, с худым обветренным лицом. Было в нем что-то ястребиное. Вскинул было руку, чтобы отрапортовать, но атаман мотнул головой: погоди, мол, не сбивай с мысли. И Карпов, пройдя к столу, сел.

— Князь Остужев Гаврила Семенович в беде, — не глядя на помощника, произнес Платов.

— Так надо выручать! — ответил тот. — Приказывайте — и дело сделаем.

— Тут другая забота: ожидается прибытие в имение большого начальника.

— Может, Наполеона?

— Может, и его… А может, Мюрата или Нея. Птицы тоже немаловажные — маршалы.

— Тогда нужен набег!

— Набег само собой, но наперед надобно послать разведку.

— За чем же остановка? Кликну сотне — на конь! — и поскачет! — Карпов энергично столкнул со лба лохматую папаху.

— Меня другая думка одолевает. — Матвей Иванович остановился посреди комнаты. — Хочу сам туда податься.

— Куда? В имение? — с головы Карпова упала папаха.

— Так ведь там французы! — воскликнул Удальцов.

У старика-управляющего отвисла челюсть:

— Упаси вас господи от греха.

Но Матвей Иванович внимания не обратил на все это:

— Хочу не только повидать друга-соратника, но и лицезреть врага. Посмотреть на французов, услышать, о чем толкуют, каков их дух, да заодно и планы выведать.

Генерал Карпов стал доказывать, что затея сия ни к чему, что дух и намерение неприятельские известны: почитай, чуть ли не каждый день казаки берут пленных, и не одиночек, а десятки и сотни.

— Да ведь вас первый же пикет французский опознает! — высказал новый довод Удальцов. — По обличию вашему.

— И точно, батюшка! — поддержал управляющий. — Я слышал, как французы промеж собой описывали вас: длиннющий такой и с бородой.

— Ну вот, видите, — развел руками Карпов. — Куда же вам ехать? Разведку надобно выслать. Где это имение?

Но не так просто было отговорить атамана от задуманного.

— Вот что: пока я разделаюсь с бородой, вы, Удальцов, подберите французские мундиры для себя и меня. А ему, — генерал кивнул в сторону управляющего, — зипунишко да треух дайте. Следом за нами направить сотню казаков. — Платов перевел взгляд на Карпова. — Пусть едут в некотором отдалении.

Матвей Иванович толкнул дверь, ведущую в сени:

— Степан! Эй, Степан!

— Я слушаю вас! — донесся голос денщика.

— Давай бритву, зеркало! Да неси воду погорячей! Бороду брить будем.

— Как же вам ехать, когда вы ни слова по-французски не разумеете? — продолжал отговаривать атамана генерал Карпов.

— Удальцов весьма бегло гутарит, да и он, управляющий, вижу, кумекает.

— Кумекаю, батюшка. Не токмо кумекаю, но и сам маленько говорю, — услужливо отвечал тот.

— Так это они! А вы-то, Матвей Иванович, как?

— А я? — Платов подмигнул. — Я горло платком оберну, будто бы простыл и голос потерял. А еще, для пущего вида, ватой уши заткну. Будто хворь привязалась. Вот так-то! Ну, а теперь, Семен, разводи мыло да приступай! Ради такого дела бороды не пожалеешь.