— Нет,— сдавленно выговорил он и повторил решительно (не для нее, для себя): — Нет! Нет, Агриппина!

— Но почему? — капризно спросила она.

— Потому что тебе угрожает смерть, а я пришел, чтобы спасти тебя.

— Смерть? — она поморщилась, словно не понимая, о чем он говорит и при чем здесь «смерть».

— Да, Агриппина, вставай.

Он быстро огляделся по сторонам, нагнулся, поймал ее руку и, с силой потянув, заставил подняться на ноги. Она покачнулась, схватившись за голову, он поддержал ее.

— Послушай, Агриппина...— начал было он, но она перебила, выговорив вяло, словно со сна:

— Ты похож на Гая, Никий, на моего брата Гая.

— Подожди, сейчас не до того!..— вскричал он, но она продолжала, словно ничего не слыша:

— Когда он в первый раз... Он взял меня силой, я была совсем девочкой. Было больно, но так сладко, как... как с тобой, Никий. Не могу объяснить, но когда я видела его, мне хотелось этой боли. Когда Гай брал меня, мне всегда казалось, что он убьет меня. Не за-душит в объятиях, но убьет с кровью — или вспорет живот, или перережет горло. Я всегда боялась, но так хорошо, как с ним, мне никогда ни с кем не было. Только с тобой.— Она внимательно посмотрела в глаза Никию.— Ты ведь тоже можешь убить? Можешь? Скажи, что можешь, прошу тебя!

И Никий вдруг твердо выговорил:

— Могу.

Он сам одел ее. Делал это с трудом и неловко — не умел, кроме того, мешала раненая рука. Сам провел в комнату, усадил в кресло. Несколько раз повторил то, из-за чего пришел,— план ее спасения. Она кивала, но ему все казалось, что Агриппина понимает плохо.

Наконец, заставив ее повторить (она повторила: механически, но довольно связно; он с досадой смотрел на нее), Никий сказал, что ему пора, и направился к двери.

— Никий! — вялым голосом окликнула его Агриппина.

— Что? — бросил он нехотя, полуобернувшись в ее сторону.

— Скажи, Никий, ведь ты можешь убить меня? Ты хочешь, скажи!

Не отвечая, он вышел в дверь и уже на лестнице, ткнув кулаком в пустое пространство перед собой, раздраженно выговорил:

— Хочу.

Глава восемнадцатая

Симон из Эдессы вздрогнул, когда человек, закутанный в плащ, окликнул его в темноте. Он уже сжал рукоять меча, но узнал голос Теренция, сказавший:

— Не бойся, Симон, это я, Теренций.

— Ты? Почему здесь? Симон шагнул к Теренцию, внимательно всмотрелся в его лицо, не доверяя самому себе.

Теренций огляделся по сторонам, прошептал с тревогой в голосе:

— Мне нужен Онисим. Ты можешь провести меня к нему?

Симон некоторое время вслушивался в темноту, потом взял Теренция за руку, отвел на несколько шагов в сторону.

— Уходи,— отрывисто произнес он,— тебе не нужно встречаться с Онисимом.

— Но меня послал... меня послал Никий.

— Как ты нашел этот дом? — спросил Симон и, снова вслушиваясь в темноту, предупредил: — Говори тихо, нас могут услышать.

— Дом? — недоуменно переспросил Теренций и указал пальцем на чуть заметное в темноте строение.— Разве не здесь живет кожевник Тирон?

— Как ты узнал? — настойчиво и с очевидной угрозой проговорил Симон.

Теренций пожал плечами:

— Мне сказал Никий. А что?

— А ему откуда это известно?

— Я не знаю, он не объяснил. Он просто сказал, что нужно пойти к дому кожевника и что там я найду Онисима. Почему тебя это беспокоит? Что-то случилось?

Симон не отвечал, сердито сопел, смотрел в сторону. Теренций потоптался беспокойно, поминутно оглядываясь:

— Я не знал, что найду здесь тебя, Симон, я сам удивился. Про тебя Никий мне ничего не говорил. Я должен увидеть Онисима, мне скоро нужно возвращаться.

— Ты можешь не возвратиться никогда,— неожиданно выговорил Симон.

— Почему? Не понимаю тебя.

Симон взял Теренция за плечо:

— Лучше уходи сейчас. Я тебя не выдам, но только уходи.

— Как ты сказал?! «Не выдам»? Но почему ты должен выдавать меня? Я не понимаю, Симон.

— Потому что Онисим считает вас предателями,— Симон пристально глядел на Теренция,— и Никия, и тебя. Он велел своим людям охотиться на вас. Он и меня об этом просил, хотя я не согласен с ним.

— С чем... не согласен, Симон? Я не понимаю.— Голос Теренция прозвучал испуганно.

— Не согласен убивать вас,— жестко выговорил Симон.

— Да, да,— с надеждой, быстро сказал Теренций,— ты же не считаешь Никия...

Он не договорил, но Симон понял и ответил тихо:

— Я еще не решил. Я не знаю.

— Но ты, ты...— Теренций схватил Симона за ворот плаща.— Ты можешь погубить Никия! Ты, который должен его защищать!

Симон с силой ухватил Теренция за запястья, оторвал его руки от себя:

— Я ничего не должен,— сквозь зубы проговорил он.— К тому же я тебе сказал, что еще ничего не решил.

— Тогда я сам пойду к Онисиму,— неожиданно решился Теренций и, резко развернувшись, пошел в сторону дома.

— Постой! Да постой же! — Симон бросился за ним, вцепился в руку. Теренций грубо вырвал руку, ускорил шаг. Симон схватил его сзади за плащ, едва не повалил старого слугу на землю.

— Упрямый старик! — прокричал он, забыв об осторожности.— Я же хочу спасти тебя.

Теренций не успел ответить, насмешливый голос из темноты произнес:

— Не знал, Симон, что ты такой сердобольный. Не думал, что ты предашь нас так скоро. Идите в дом, будем говорить там.

Это был голос Онисима, но его самого ни Теренций, ни Симон так и не увидели. Лишь услышали удаляющиеся шаги.

— Беги! — горячо шепнул Симон на ухо Теренцию.— Я попытаюсь задержать их.

И снова Теренций не успел ответить, а Симон сумел вытащить меч из ножен только до половины — выскочившие из темноты люди повалили его на землю, другие схватили Теренция, потащили к дому.

— Симон! — жалобно позвал Теренций, но его так сильно ткнули в спину чем-то твердым (вероятнее всего, рукояткой меча), что он лишь вскрикнул от боли и не решился повторить.

Его втолкнули в полутемную комнату — светильник в углу на низком столе лишь обозначал пространство. Онисима Теренций заметил лишь тогда, когда он обратился к нему:

— Ну что, Теренций, ты пришел найти свою смерть? Ты пришел правильно, она здесь.

Теренций не отвечал, пытаясь вглядеться в лицо Симона, стоящего у стола,— оно находилось в тени.

— Правильнее было бы сначала убить хозяина, а потом слугу,— продолжал Онисим.— Ты оказался слугой, рабом, хотя некоторое время назад я подумал, что ты наш брат. Я ошибся: ты родился рабом и умрешь им. Ну, что ты мне скажешь напоследок? Или ты все-таки одумаешься и не из-за страха перед смертью, а из-за страха перед Богом отведешь нас к твоему проклятому Никию?

— Ты хочешь убить меня? — неожиданно твердо, хотя и тихо проговорил Теренций.— Убей! Ведь ты считаешь себя почти что Богом и решаешь за него, кому жить, а кому умереть. Сейчас я в твоей власти, убей, если можешь.

— Не богохульствуй! — оборвал его Онисим, но голос его на этот раз прозвучал не вполне уверенно.— Когда ты почувствуешь лезвие меча у себя внутри, то, может быть, не будешь так смел.

— Ты напрасно пугаешь меня, Онисим.— Теренций вздохнул устало.— Я стар, и моя смерть все равно близка. Какое имеет значение, раньше она наступит или позже. Не знаю, как жил ты, но я жил трудно. Да, я был рабом и, наверное, умру им. Моя жизнь мало что стоит, но если тебе нужно — возьми ее.

— А почему ты не спрашиваешь, старик, за что я хочу убить тебя?

— Я ни в чем не провинился перед тобой, Онисим,— так же устало ответил Теренций.— Ты только орудие Бога. Если Он справедлив, как ты внушал мне, то, значит, я провинился перед Ним и должен умереть. А если не справедлив, то я все равно не смогу оправдаться. Но мне кажется, ваш Бог — это вы сами. Вы все решаете за Него — что же я могу с этим поделать?

— Не богохульствуй! — снова сказал Онисим и, встав, подошел к Теренцию,— Ты не сознаешь, что болтаешь, твой разум помутился, старик!

— Если так, то тем более мне не стоит жить.