— И где же в Индии? — послышался его высокий старческий голосок.

Она улыбнулась:

— В Александрии, конечно.

Мы все были удивлены, потому что не поняли ответа. Может быть, царица хотела привезти сюда наемных индийских солдат? И только географ придирчиво засмеялся:

— В какой Александрии? В той, что на Инде, или в той, что лежит севернее, у слияния рек Гидаспа и Зарадроса?

— Как хорошо ты осведомлен, географ! — захлопала в ладоши Клеопатра.

Ученый гордо выпрямился, и в бороде его вновь отчетливо мелькнул желток. Похоже было, что он носит его, как древний египетский орден за храбрость «Золотая пчела».

— Это ведь моя обязанность…

— Я имею в виду Александрию на Инде, потому что до нее из Эрифрейского моря[79] могут дойти вверх по течению Инда даже большие суда. Мой предок Птолемей Сотер присутствовал при основании этого города, и таким образом круг истории замкнется.

Теперь взял слово Мардион:

— Это и впрямь звучит заманчиво, царица. Все мы знаем, что великий Александр основал множество городов, которые назвал своим именем, — в том числе и в Индии. Но с тех пор прошло три столетия, и никто не знает, что там теперь — и вообще существует ли еще этот город.

— Смотрите, наш Мардион остается все таким же старым скептиком. Чтобы достичь чего-нибудь, необходимо рискнуть. Я говорила с купцами, которые ведут торговлю с землями, лежащими на Инде, — двое из них сами были там. Город Александрия существует до сих пор, только не очень понятно, кому он принадлежит. Возможно, там есть несколько городов-государств, и я убеждена, что я с моими деньгами и войском смогу объединить их в одну страну — вдали от Рима, под прикрытием народов, отделяющих нас от него, — мидийцев, парфян и арабов. Ведь известно, что мой сын Александр Гелиос обручен с индийской принцессой Иотапой. Союз с парфянами напрашивается сам собой: ведь враг нашего врага должен быть нашим другом.

Такой политический размах не вызвал особого воодушевления у трезвомыслящих полководцев и командующих флотом. На их солдатских лицах не отразилось никаких чувств, некоторые только смущенно отводили глаза, почесывались, вздыхали, но из уважения к своей правительнице не смели ей возразить. На это мог решиться один только Мардион, но из сочувствия и симпатии к царице он не стал разрушать эту заманчивую картину будущего.

— Хорошо, царица, путешествие туда будет долгим и трудным. Но что следует сделать в первую очередь?

Она взглянула на него с благодарностью.

— К счастью, ты не только скептик, но и практик. Мы должны собрать как можно больше судов в Арабском заливе, чтобы оттуда… Впрочем, об этом вам лучше расскажет наш географ.

Тот рассеянно кивнул, поднялся, покряхтывая, погладил свою встрепанную бороду — при этом испачкал свои пальцы желтком — и принялся с любопытством их разглядывать. Затем он взял указку и подошел к карте.

— По моему мнению, добраться туда по морю не составляет особой проблемы, но это далеко, очень далеко. Мы отправимся на юг по Арабскому морю, — он скользнул указкой по египетским восточным гаваням Миос-Гормос, Левкое Лимен и Береника, — затем вдоль арабских и эфиопских берегов до южной оконечности Аравии, повернем на северо-восток и через Эрифрейский залив войдем в устье Инда. Это путешествие может длиться несколько месяцев…

Клеопатра недовольным жестом оборвала его на полуслове:

— Хорошо, географ, пока достаточно.

Я вовсе не был в этом уверен, потому что, взглянув на морских офицеров, сразу заметил, что их переполняет множество вопросов.

— Как нам быть с большими кораблями? Канал ведь очень узкий, он годится только для маленьких узких лодок…

Царица кивнула одному из своих советников, человеку дельному и опытному, который, очевидно, был родом из Египта и по старинному обычаю носил свои письменные принадлежности на поясе.

— Очень просто, — сказал он на грубом греческом. — Мы разберем корабли и с помощью мулов на повозках доставим их на берег.

— Но ведь для этого потребуется довольно много времени, — возразил кто-то.

Советник покачал головой:

— Конечно, время потребуется, но не очень много. Мы ведь достаточно далеко сможем проплыть по Нилу и его каналам, так что путь по суше составит всего Сто шестьдесят стадий — с учетом всех возможных отклонений.

По залу пронесся тихий недоверчивый ропот, но царица намеренно не обратила на него внимания. Уже уходя, она сказала мне:

— Твой слуга Салмо просит меня об отставке. Уладьте все это между собой, и на будущее — я не хотела бы, чтобы меня беспокоили по подобным пустякам. Лучше позаботься об императоре. Вот уже несколько дней его не видно.

— Хорошо, царица.

Антоний не стал возвращаться в свой Тимоний. После того как отпраздновали дни рождения обоих принцев, он вновь перебрался в старый царский дворец. В то время как Клеопатра делала все для спасения своего трона и династии, император только жаловался на неблагодарность своих друзей — да и всего мира.

Теперь, когда царица поручила мне присматривать за ним, мне стало интересно, каким видит он свое будущее.

Итак, я отправился в старый дворец Птолемея Авлета, у ворот которого стояли на страже верные преторианцы.

— Император приказал не беспокоить его!

— Скажи ему, что Олимп принес послание от царицы.

Император обедал и жестом пригласил меня принять

участие в его обильной трапезе. Все его общество составляли молчаливый Луцилий и личный раб Эрос — поговаривали, что он, возможно, был также его любовником.

От прежнего императора осталась лишь тень, Лицо его со следами пороков похоже было на обвисший мешок, на сдувшийся рыбий пузырь, глаза опухли и покраснели, жирно блестевший рот казался совсем маленьким, а двойной подбородок стал еще больше. Стол ломился от всевозможных яств, по которым жадно блуждал его мутный взгляд.

— Кое-что здесь я еще не попробовал: цесарку, зажаренную в меду, перепела, фаршированного финиками, и, может быть, еще грудку журавля в соленой корочке — я только что где-то ее видел…

Он взглянул на меня и мрачно засмеялся:

— Видишь, Олимп, что теперь для меня важно? Не то, где сейчас войска Октавия, и не то, кто меня предал и покинул и удастся ли заполучить новых союзников, — нет, ничто из этого меня больше не волнует.

Он опустошил свой серебряный кубок и протянул его Эросу, тот сразу же вновь его наполнил. Антоний громко икнул и снова выпил, затем взял со стола часть какой-то птицы и набил рот. Он вел себя как варвар, видимо, желая показать, как мало заботят его сейчас хорошие манеры. С набитым ртом, из которого иногда выпадали кусочки мяса, он продолжал:

— Все пропало, Олимп. После Акциума наше дело уже проиграно, но мне понадобилось некоторое время, чтобы понять это. Царица противится этому, я понимаю, она делает все, чтобы спасти себя, своих детей, свой трон и, может быть, даже меня, но все ее старания напрасны. Боги против нас, и нам некуда больше деться.

— Но ты мог бы еще бежать, император! Ведь у тебя остались преторианцы и еще несколько верных тебе легионов…

Он засмеялся и покачал головой.

— Надолго ли? Как только здесь появится Октавий, они перейдут на его сторону. Гай Октавий — это будущее, а я лишь прошлое.

Он снова жадно припал к кубку, так что вино потекло у него по подбородку.

— Осталось только распустить «Общество неподражаемых» и переименовать его в «Товарищество смерти». Теперь это будет более подходящим, не так ли?

Он так громко засмеялся своей идее, что подавился, закашлялся и, задыхаясь, стал жадно ловить воздух.

Да, подумал я с состраданием, ты действительно умирающий, ты сам себя приговорил. Удивительно, но немногие оставшиеся с ним друзья восприняли это переименование всерьез, и те, кто раньше назывались «неподражаемыми», теперь гордо именовали себя с мрачным юмором «товарищами по смерти».

Это вполне соответствовало нерешительному характеру Антония, ударявшемуся в мальчишество, вместо того чтобы искать выход из этой угрожающей ситуации.