– Что, если она некрасива? – Карл не заметил, что вот уже какое-то время он говорит вслух, мучимый одной и той же мыслью.

– И не просто некрасива, а еще рябая, хромая и гладкая как столешница, на которой нет ни одного кувшина вина или блюда с мясом, – не преминул поддеть дружка услышавший его слова Ганелон.

Карл бросил на него свирепый взгляд, но Ганелон, не обративший на это внимания, продолжил, как бы утешая:

– Не переживай, Карл. Кто знает, может, она будет хороша в постели.

– Заткнись, – зло бросил Карл. Его нервы были на пределе. В иное время сам любящий пошутить на женскую тему, он наверняка нашел бы что ответить своему дружку.

Показался кортеж. Карл рванул с места своего жеребца и, в галоп подскакав к повозке, спрыгнул, нетерпеливо раздвинул занавесы и буквально выдернул из ее чрева тонкую фигурку, плотно закутанную в пенулу с капюшоном.

Карл отбросил правой рукой капюшон, а левой, взяв за подбородок, развернул лицо к себе.

На него испуганно глянули с красивого бело-мраморного девичьего личика круглые карие глаза. Небольшая, очаровательной формы головка, увенчивавшаяся пышной сложной прической, маленькие ушки с сережками, тонкий прямой носик. Пухлые губки четко очерченного ротика девушки сжались, но она тут же поняла, кто перед ней, и улыбнулась, обнажив ровный ряд мелких беленьких зубок.

– Святая Мария, да ты красива, – невольно вырвалось у Карла.

– А вы ожидали чего-то другого? – раздался легкий мелодичный голос, в котором явственно прозвучала досада, и лицо девушки порозовело от возмущения.

– Честно говоря, – нимало не смутившись, рассмеялся Карл, страхи которого о внешности будущей жены враз исчезли, – я готов был уже ко всему и даже решил отправить тебя назад, если ты окажешься уродливой. Но ты само совершенство.

– Я рада, что не обманула ваших надежд, государь. Но все-таки отпустите, пожалуйста, мой подбородок. Это не лучший королевский жест. На нас смотрят ваши и мои подданные. Что они скажут?

– Что их государь доволен, – сказал Карл, снимая с лангобардской принцессы скрывавшую ее фигуру пенулу и стараясь рассмотреть и оценить формы ее тела.

Но под пенулой оказалась богатая парчовая далматика с украшенными вышивкой оплечьями и каймой золотистого цвета, оторачивавшей края, а под ней длинная шелковая свободная туника небесного оттенка, схваченная в талии поясом, расшитым золотом и драгоценными альмандинами и гранатами. Все это одеяние так же искусно драпировало фигуру девушки, как и пенула, которую любопытствующий Карл мог бы и не снимать. Беленькие атласные туфельки, выглядывая остроносыми мысами, завершали наряд лангобардки.

– Государь, вы же не на рынке? – снова раздался тот же музыкальный, с переливами голос, в котором продолжала звучать досадующая укоризна. – Может, после того как вы убедились, что я красива, мы продолжим путь? – И девушка царственным жестом протянула Карлу руку, предлагая помочь забраться обратно в повозку.

Карл неуклюже и размашисто шагнул и своим кожаным постолом[35], покрытым осенней грязью, наступил на кончик белой атласной туфельки, мгновенно ставшей черной.

Он не обратил на это никакого внимания и даже не почувствовал, что на что-то наступил, но принцесса капризно надула губки, усаживаясь в повозку и увидев, во что превратилась обувь. Ее личико досадливо сморщилось. «Ну вот! – подумала она. – Моя сестра Лиутберга правильно писала, что франки – варвары и, становясь женой Карла, я обрекаю себя на заточение среди лесов и медведей. Этому увальню только по горам и разгуливать».

Бертрада, молчаливо наблюдавшая за Карлом, наконец тронула своего коня, подъехала ближе и заговорила:

– Ну что, хороша?

– Вполне. Пожалуй, я одобрю твой выбор, мама.

– В таком случае отправь-ка гонца и пригласи своего брата на свадьбу. Думаю, это нужно сделать.

Карл скривился при упоминании братца, но все же буркнул, соглашаясь с матерью:

– Придется.

Король вскочил на лошадь и, занимая место во главе кавалькады, довольный, взмахнул рукой, призывая двинутся в путь.

Преданность Карла матери и необходимость жениться совпали. Дезидерата притягивала его.

2

Не только в эпосе о Нибелунгах своим падением великие воины обязаны ссорам с возлюбленными. Легенды франков тоже полны упоминаний о несчастьях, связанных с деятельностью энергичных и красивых женщин, и сказители на пирах часто пели наиболее известную из них о ссоре двух франкских королев – Брунхильды и Фредегонды. В свою очередь и Арнульфинги под влиянием женщин совершали странные выходки. Никто не знал об этом лучше Бертрады. Еще Пипин, покойный король, неизвестно с чего затеял было развод с ней, и лишь вмешательство Папы привело к примирению супругов. Вернее, Бертраде-то было известно с чего, но она предпочитала об этом помалкивать. Карл не был исключением, и, сватая ему эту ломбардскую гордячку, Бертрада намеревалась наставлять его в делах королевства.

Карл разместил будущую супругу в королевском пфальце в Ингельгейме.

Несколько часов все прибывшие с Дезидератой слуги и те, что ей выделил Карл, только и занимались тем, что втаскивали, распаковывали и расставляли привезенные сундуки, корзины и даже мебель, обживая выделенные комнаты.

Дезидерата прибыла в сопровождении многочисленной группы придворных, изъяснявшихся на латыни, и сразу же простоту бывшей хозяйки Химильтруды сменила ломбардская помпезность, вызывавшая у простых франков насмешливые улыбки и даже смех. Правда, смеялись они, лишь когда были уверены, что никто из прибывших лангобардских бородатых болванов и плоскогрудых жеманниц – так называли слуг и придворных Дезидераты – их не слышит. Карл строго-настрого приказал оказывать всяческое уважение приезжим.

Невеста из Ломбардии внесла удивительные перемены в простую, незатейливую жизнь ингельгеймской виллы. Утро начиналось с церемониала вставания, при котором присутствовали все придворные, пока две служанки одевали ее. У нее был специальный слуга, каждый день делающий ей прическу, стольники выносили еду на серебряных подносах. Дезидерата одевалась в шелка и не торопилась учить язык франков, продолжая изъясняться преимущественно на латыни.

Ее королевский жених сам наматывал чулки, вставая поутру на заре, носил кожаную одежду, посещал конюшни и свинарник, поедал огромное количество сыра и оленины, молился, накинув на плечи плащ из овчины, в котором ухаживал за собаками и соколами. А в его передней постоянно толпились лесничие, конюхи и оруженосцы.

На родине в Павии Дезидерата жила во дворце с террасами, где на женской половине располагались выложенные мрамором бани. Ничего подобного не было у франков, где даже горячая вода была редкостью, кроме термоисточников. В них Карл обычно и купался обнаженным в компании друзей. Дезидерате пришлось довольствоваться лоханью.

Собственно, во Франконии не было не только дворцов, но и самих городов, городов, подобных хотя бы Павии, не говоря уже о Риме или Константинополе.

Королевская вилла в Ингельгейме была отгорожена деревянным забором от рыночной площади. Большой зал, в котором часто пировал Карл, обогреваемый в зимнее время переносными жаровнями, был украшен римскими фресками, изображавшими сцены похищения нимф сатирами, но всюду пахло соседним коровником, на крышах пристроенных помещений росли пряности, добавляемые в пищу, а во дворе распевали петухи. Карл говорил, что горожанам Ингельгейма нравится королевское жилище, а также расположенная неподалеку гробница Святого Реми, но для юной ломбардской принцессы вилла в Ингельгейме казалась обычной фермой.

Карл мечтал, что весной он увезет ее в свою любимую долину Аквис-Гранум, которая представлялась ему сплошным садом, и, как он надеялся, понравится его утонченной супруге, но Дезири – так ее называл Карл – презрительно фыркала хорошеньким носиком и требовала постройки нормального жилья с мраморными банями и непременными прогулочными галереями.