С некоторого расстояния это напоминало могучий морской прилив – стремительно набегающие волны отчаянно били в несокрушимые прибрежные утесы, шипели от бессилия и отступали, чтобы через несколько мгновений, собравшись с силами, нанести новый удар. Впрочем, о морском прибое пещерники знали лишь понаслышке.

Развернувшееся на крепостных стенах зрелище завораживало всех. Рыжая сила окатывала потемневшие от времени и крови древние стены, выбрасывая наверх жадно цепляющиеся за любые выступы языки. Юркие фигурки суетились наверху, размахивали тоненькими, как волоски, палочками, отбивались от многолапой лавины. Сброшенные вниз муравьи неслись к земле, подобно горному обвалу, вставали, снова упорно лезли наверх, и снова меткое копье или паучьи лапы – такие хрупкие и слабые с виду! – опрокидывали бурую бестию назад, вниз, в кишащую на земле гигантскую мешанину живых и мертвых тел.

Между тем, живых пирамид у стен становилось все больше и больше. Уже не так стремительно и мощно били копья, все реже сыпались на головы муравьев камни – защитники начали уставать. Некоторым нападавшим уже удалось прорваться на стены, но их тут же насадили на копья и отправили обратно. Первые потери понесли и пауки: шестилапые стащили одного из них со стены и разорвали на части. Еще один смертоносец лишился половины конечностей. Десятки муравьиных подранков, сброшенные защитниками вниз, тут же были затоптаны напирающими сородичами.

На холме, наблюдая за все нарастающей яростью боя, нетерпеливо ерзал Римал, приговаривал:

– Пора! Пора, не выдержат же!

Кенгар и Салестер цедили сквозь стиснутые зубы:

– Рано! Еще подождем!

– Спокойнее, Римал, рано пока!

Люди на стенах ожесточились, озверели от крови, от вида сотен растерзанных муравьиных тел. Понятие времени исчезло, разум отказывался считать убитых врагов, и лишь руки орудовали копьем с неослабевающей силой. Нельзя позволить себе думать об усталости – это смерть!

Велиман дрался вместе со своими ополченцами на западной стене. Здесь муравьи особенно напирали. Хриплый голос одноглазого мастера перекрывал шум битвы:

– Не зевать! Прикрывайте друг другу спины! Последний приказ был весьма своевременным, так как многие воины, увлекшись, высовывались за край стены, орудуя копьем, как простой палкой, подсекая ноги излишне резвым хитиновым бестиям, и не обращали внимания, что происходит справа или за спиной. А оттуда в любой момент мог выскочить взобравшийся по другой пирамиде шестилапый, вцепиться жвалами, стащить со стены.

Уже шесть воинов сгинули за гребнем, один неподвижно, с побелевшим лицом, лежал посреди галереи с чудовищно располосованной грудью, несколько раненых, зажимая рваные, хлещущие кровью, дыры, отползали от места боя. Пауки крутились на своем пятачке, расшвыривая муравьев во все стороны, но напор не стихал. Пришло время резерва. Велиман закричал изо всех сил:

– Сюда! Все сюда! С северной, половина – тоже сюда!

Резерв и подкрепление с севера примчались молниеносно, тут же включились в борьбу. Засверкали на солнце еще не омытые кровью наконечники копий. Прицельно бить уже не всегда хватало времени, то и дело из-за гребня выскакивала жадно щелкающая жвалами хитиновая башка, и люди просто сталкивали муравьев со стены, используя копья как шесты.

– Не сдюжим! Где ж подмога?

– Где эти обещанные пещерники?!

– Надо было хотя бы одного раскоряку с собой взять! – мрачно проговорил Римал. Его волнение уже достигло предела. Еще мгновение, и мастер охоты готов был в одиночку помчаться в бой.

– Зачем? Не насмотрелся еще?

– Черные пески! Салестер, это же просто. У них у всех – ментальная связь, и на таком расстоянии, – Римал кивнул на стену, – прекрасно работает. Как только стало бы им там, наверху, совсем плохо, передали бы: силы, мол, на исходе, начинайте. И мы бы пошли. А то сиди тут, гадай!

– Да? По-твоему, это прекрасная мысль? Представь себе: раскоряка ползает среди наших, а они все с оружием, с огненными зарядами, каждый рвется в бой…

– Понял, понял, – махнул рукой Римал.

– Ничего ты не понял. Из наших никто раскоряк не любит, так? Вот бегает он себе и читает мысли, а каждая мысль: «Прибить бы сейчас эту тварь!» Как думаешь, долго он продержится, чтобы кого-нибудь не приложить со всей дури? И долго ли потом сам проживет? И что…

Неожиданно Салестер замолк, приложил ладонь к глазам, вглядываясь в живое месиво на стенах Мераса. Обернулся:

– Все. Пора!

Кенгар переглянулся с ним, чуть кивнул, и все трое вскочили на ноги, причем Римал воздел над головой копье с привязанной к древку белой тряпицей. Где-то там, в бурьяне, невидимый наблюдатель приметил, наконец, так давно ожидаемый сигнал и закричал что было сил:

– Впере-о-од!

Разошлись толстенные стебли, пригнулись под тяжестью ног, когда из зарослей неудержимо полезли скрытые до поры войска людей. По сигналу атаку начали больше сотни пустынников. Всего лишь несколько мгновений понадобилось, чтобы добраться до нужной позиции, но растянулись они почти в вечность!

Вытоптанная тысячами лап земля мелькала перед глазами, все ближе и ближе подступали заляпанные рыжей грязью и кровавыми кляксами стены, ноги несли пещерников все быстрее – лишь бы не споткнуться, не упасть, – а рука у каждого тем временем нашаривала за пазухой заботливо припрятанное от речной сырости огниво.

И вот, наконец, линия атаки, невидимая черта между высохшим деревом справа и брошенной во время первой осады, нелепо торчащей в небо мотыги – слева.

Раздавался странный звук, похожий на брачную песнь сверчка, тут же со всех сторон откликались такие же, и на какое-то время пространство вокруг заполнялось чирканьем. Огниво! Не у всех зажигалось с первого раза, кто-то пробовал еще и еще, а некоторые уже подносили слабо теплящийся огонек к тонкому хвостику первого глиняного снаряда. Фитили вспыхивали яркой звездочкой прямо в руках – и тут уже не зевай! Метнул! Сильнее! И не смотри, куда полетело, не твое дело, бросил – забыл. Руки уже тащили из-за перевязи следующую…

К сожалению, несколько бомб все-таки полыхнули прямо в руках людей, превратив их в живые факелы, – как и боялся Редар, новое оружие взяло-таки с неопытных свою кровавую плату. Страшно кричали, метались горящие люди, падали, корчились на земле, объятые ревущим пламенем, затихали.

Но большинство смертоносных снарядов полетели в цель. Опять, как и во время первого испытания, на короткий миг повисла над боем странная пауза, когда ничего – совсем ничего – не произошло. И немало сердец дрогнуло, сбившись с ритма ударов: неужели? Нет, не может быть…

Миг неуверенности прошел, и прямо посреди увлеченных штурмом шестилапых разом расцвели чарующе-красивые пурпурные цветки огня, с голодным рыком хищника мгновенно вздыбилась огненная стена. Языки пламени яростно пытались лизнуть небо, а горящая жидкость разливалась во все стороны, жадно пожирая все, что попадалось на пути: траву, ветки, землю, мертвых муравьев, живых. Последних – с особенной жадностью. Можно было подумать, что огонь – и вправду живое существо, которое рождается и умирает, питается деревом, корой, листьями, но охотнее всего пожирает плоть живого существа.

Пылающая смерть растекалась по земле неудержимо, заполняя все впадины, выемки, взбираясь на кочки и выжигая рыжих целыми шеренгами. Задние ряды шестилапых, на которых пришлись первые попадания бомб, исчезли без следа – жар был такой, что казалось, горел даже пепел, лишь пышные хлопья взлетали в воздух, словно подгоняемые тянущимися вслед огненными щупальцами.

Пламя распространялось все дальше, и вот уже подножье стен лизало буйное пламя, оставляя на камнях застывшие струи жирной копоти. Сотнями горели заживо муравьи, задыхались в страшном жаре, с вытекшими глазами и обгоревшими щупиками теряли ориентацию и забредали в разлившиеся по земле огненные струи. Чадил прогорающий изнутри хитин, потрескивали, остывая, выжженные, обугленные остовы.