Несколько дней спустя Редар опять едва избежал смерти. Он столкнулся почти нос к носу с пауком-верблюдом, свирепой и ненасытной тварью. Метко пущенный камень лишь разозлил паука, слегка подранив ему лапу. Восьминогий бросился в погоню, которая продолжалась почти до заката. Если бы не покалеченная нога чудовища, Редару вряд ли удалось бы уйти. Паук упрямо бежал за ним, припадая на раненую ногу, вынуждая юношу не сбавлять скорость, хотя темная пелена уже застилала глаза, пот и песок сплошной коркой покрывали лицо. Только когда солнце зашло и движения паука замедлились, юноша смог оторваться от преследователя. Он пробежал еще полсотни перестрелов и лишь тогда в изнеможении опустился на песок. Сил, чтобы искать воду и безопасное место для ночлега, уже не осталось. Редар просто завернулся в одеяло и руками сгреб вокруг себя песок. Так иногда поступали охотники, застигнутые ночью в пустыне. Говорили, что ночных хищников отпугивал слабый запах паутины. Впрочем, те, кого такой способ ночевки не уберег, уже не смогли бы об этом рассказать.

На следующее утро выспавшийся и отдохнувший юноша уже почти забыл вчерашние страхи. Да и вода быстро нашлась – крохотное озерцо удивительно чистой, прозрачной воды, обильно поросшее вокруг неприхотливыми пустынными растениями. Редар слыхал от опытных следопытов про чудесные оазисы ближе к краю пустыни, однако в родных местах никогда не видел ничего подобного. Юноша провел в оазисе несколько дней, отдыхал, набирался сил. Заодно и поохотился впрок – удачно подстерег у водопоя двух пескозубов. Эти редкие звери славились вкусным мясом, причем выследить их в пустыне было очень нелегко: пугливые грызуны прятались в свои подземные норы при любом намеке на опасность.

А еще через шесть дней скитаний он вышел, наконец, к Кромке, самому краю Великой пустыни. Здесь было заметно больше растений, пусть еще грубоватых, с толстой корой, но все же бесконечно унылые пески закончились. Жизнь вокруг кипела. Проносились мимо бегунки, песчаные крысы источили, казалось, всю землю под ногами – то и дело путник натыкался на холмики песка у их нор. Какие-то мелкие пауки размером с голову Редара, названия которых он не знал, ловко перетаскивали коконы паутины. Внутри что-то шевелилось. То ли добыча, то ли выводок детенышей переезжает на новое место.

Юноша миновал две удивительно похожие друг на друга дюны, и тут его внимание привлек большой жук-крестовик. Мясо его не так уж питательно, зато хорошо сохраняется, если подкоптить на огне. Редар наладил пращу, пригнулся и стал подбираться поближе к крестовику.

– Эй, парень! Ты чего это делаешь, а? Неожиданный оклик раздался совсем рядом, от испуга камень сорвался с пращи и улетел совсем в другую сторону. Испуганный крестовик проворно поскакал прочь. Редар обернулся.

Двое охотников стояли позади него. Вид у них был самый недружелюбный. Один, кряжистый бородач со скверно зажившим шрамом поперек груди, даже угрожающе поднял копье.

– Ты чего здесь надумал? Охотиться? Сегодня наша очередь!

– Погоди, Ззар, – успокаивающе положил руку на копье, опуская его вниз, второй охотник, помоложе, но тоже с бородой, – это не наш парень. Я никогда не видел его ни в пещерах, ни среди пустынников. Он новичок. Ты откуда, пришлый?

– Я… я из… – Редар замялся. Никто никогда не говорил ему, как называется место, где они все жили. Нужды не было. Просто дом – и все. Дом, которого теперь больше нет.

– Не бойся, парень, – подбодрил его второй охотник, – мы тут немножко накричали на тебя. Мы думали, что ты охотишься здесь без спроса. А сегодня наша очередь. Вот Ззар и осерчал. А если ты – новенький, то совсем другое дело. Как тебя зовут? Это вот – Ззар…

Мрачный Ззар прогудел нечто, обозначавшее приветствие.

– А я – Богвар, сын Тамея.

– Богвар? – Редар встрепенулся. Примерно так звали того человека, за которого вышла замуж мамина сестра. Сказать, не сказать? Да и поверит ли дядя Богвар…

Он все же не решился говорить сразу всю правду.

– Я – Редар, Редар сын Ломара. Из… ну, мы никак не называли… Рядом там был солончак. Сосед говорил, что когда-то его называли Поющим солончаком.

Действительно во время песчаных бурь ветер выводил там странные звуки. Но теперь мало кто обращал на них внимание – найти бы кусок мяса на ужин, да прожить бы еще один день – вот и все интересы, ни на что другое нет ни сил, ни желания. Пустыня – не место для любопытных.

Надо бы все же извиниться… Пусть и по незнанию, но Редар нарушил одну из самых древних пустынных заповедей.

– Прости, Ззар, прости и ты, Богвар, я не хотел охотиться на вашей земле…

– Ладно, парень, забыли, – Ззар уже улыбался, – все в порядке. Будь нашем гостем! Наша пища – твоя пища!

Старая формула разрешения на охоту! Редар не смог ничего вымолвить в ответ, да и не требовалось.

За такое не благодарят. Просто, если выпадет такая возможность, отплачивают по старым долгам. Богвар ободряюще кивнул:

– Да не бери в голову, Редар! У нас, на Кромке, этим старым ритуалам уже не придают такого значения. Еды здесь хватит на всех.

– И все же, – упрямо проговорил Редар, – меня учили так: я теперь твой должник, Богвар, и твой, Ззар.

– Тогда погости у нас хоть пару дней. – Ззар хмыкнул в бороду. – Глядишь, найдется повод отплатить. Если ты, конечно, не торопишься.

– Я не тороплюсь. Мне надо найти одного человека. Она вроде живет где-то здесь, на Кромке, у Серых скал.

– Кого же ты ищешь, Редар? Мы здесь всех знаем. Скажи – поможем, если это, конечно, не тайна. Только Серые скалы у нас чаще называют Угрюмыми, – сказал Богвар.

– Да нет, мне нечего скрывать. Я ищу женщину по имени Раймика. Раймика, дочь Рагора…

– Раймика? Она живет совсем недалеко, – пробормотал Богвар несколько ошарашенно, – и я ее очень хорошо знаю…

Ззар расхохотался.

– Конечно, хорошо, ведь она – твоя жена!

Раймика, узнав о гибели сестры, оставила мужчин вдвоем и вышла к ним только после заката. Глаза ее были красные и распухшие. Она все не выпускала из рук гребень, который Редар отдал ей.

Этой ночью он снова спал среди людей. Ему были рады, и юноша чувствовал это. Богвар был не прочь иметь в семье еще одного охотника – а у Редара по дороге был не один шанс похвастать своей меткостью. Маленькая Бая в первый же день завоевала симпатии юноши, а Раймика по-женски жалела племянника, переживала за его участь – ночью он слышал, как она шепталась с мужем на дальней лежанке:

– Парню некуда податься, Богвар. Дома никого не осталось, а другой родни у него нет. Да и жить среди чужих ему сейчас не очень-то…

Что отвечал Богвар, Редар уже не расслышал, потому что заснул. Тяготы пути высосали из него все силы.

Наутро Раймика, расставляя на отполированном сотнями локтей камне, – на столе, как она выразилась, – грубые глиняные плошки, предложила:

– Оставайся у нас. Человек не должен быть один.

И хотя он ждал этого, все равно от мысли, что у него снова есть Дом, душу наполнило какой-то спокойной и теплой радостью.

Раймика продолжала:

– В одиночку до всякого можно дойти. Вон как Крегг…

Редар отложил ложку, заинтересованно переспросил:

– Крегг? Тот человек, которого мы встретили в песках?

– Угу, – Богвар скривился, – тьфу, будь он неладен.

– Вы встретили Крегга? – Раймика вопросительно глянула на мужа. – Ты мне не рассказывал!

– А чего тут рассказывать? У Близнецов – знаешь эти две одинаковые дюны, недалеко от тропы к Угрюмым скалам? Вот там он нам и попался, старый Крегг. По-моему, он нас даже не заметил. – Богвар задумчиво потер рукой подбородок. – Крегг-отшельник. Он очень странный, Редар, очень. Стоит с ним хотя бы парой фраз перемолвиться, и сразу все становится понятно. У него одно на уме: как бы всех смертоносцев извести. Только об этом и твердит: придет, дескать, день, придет день – и эти твари заплатят за все. Лишь об этом и думает. У нас боятся селиться рядом с ним. Мало ли что. Забредет случайный паучий патруль…