Христианство предстает перед нами во всей своей полноте и всемирности лишь тогда, когда раскрывается его эзотерическая сторона. Только тогда наше сознание способно воспринять его как результат всего предшествовавшего, как сокровищницу, заключающую в себе и принципы, и цели, и средства всеобщего возрождения человечества. Лишь раскрывая перед нами полноту своих мистерий, христианство станет тем, чем оно может быть в действительности — религией всеобщего вселенского посвящения.

Моисей, египетский посвященный и жрец Озириса, несомненно, был провозвестником единобожия. Через него этот принцип, скрытый под тройным покрывалом мистерии, вышел из глубины храмов, чтобы начать свое открытое воздействие на историю человечества. Моисей с мужеством смелого гения сделал из высочайшей идеи посвящения единый догмат национальной религии. И в то же время он показал мудрую осторожность, открыв всю глубину ее лишь небольшому числу посвященных.

Народной же массе, еще не подготовленной, он ту же идею внушал посредством страха перед единым Богом. В этом пророк Синая провидел очень отдаленные цели, которые намного превышали судьбу его собственного народа. Единая, вселенская, всемирная религия человечества — вот к чему сводится истинная миссия Израиля, которая была понята вполне лишь его великими пророками.

Но чтобы эта миссия могла осуществиться, нужно было пожертвовать народом, который являлся ее представителем. Еврейская нация была рассеяна по лицу Земли и уничтожена как народность. Но идея Моисея и пророков продолжала жить и расти. Преображенная в христианстве, она должна была оказать воздействие на варваров Запада и опосредованно повлиять на Азию.

Хозарсиф, принявший впоследствии имя Моисей, прошел посвящение Изиды. С душой непоколебимой, с железной волей, он перенес все испытания. Его дух, презиравший временные личные интересы, дышал свободно лишь на высоте вечных идей. С этой высоты он спокойно и уверенно проникал во все явления.

Для своих учителей, как и для своей матери, царственной сестры Рамзеса II, Хозарсиф оставался загадкой. Что их особенно поражало — это его цельность и непоколебимость. Они чувствовали, что его нельзя ни согнуть, ни заставить свернуть с намеченного пути. Он шел по этому, неизвестному для них, пути с такой же неуклонностью, с какой небесные светила следуют по своим невидимым орбитам.

Первосвященник Мембра захотел узнать, до каких пределов простирается его глубоко сосредоточенное честолюбие. Однажды Хозарсиф с тремя другими жрецами Озириса нес золотой ковчег, который предшествовал первосвященнику во всех больших религиозных церемониях. В этом ковчеге хранились десять наиболее сокровенных книг храма, в которых заключалась священная наука магии и теургии.

Возвратившись в святилище вместе с Хозарсифом, Мембра сказал ему:

— Ты из царского рода. Твоя сила и твое знание превышают твой возраст. Чего добиваешься ты?

— Ничего, кроме вот этого. — И Хозарсиф положил руку на священный ковчег, прикрытый сверкающими крыльями отлитых из золота символических птиц.

— Следовательно, ты хочешь стать первосвященником Амона-Ра и пророком Египта?

— Нет, я хочу знать, что заключено в этих книгах.

— Как же узнаешь ты их содержание, раз никто, кроме первосвященника, не может знать его? Озирис говорит когда хочет, как хочет и кому хочет.

— Заключенное в этом ковчеге — лишь мертвые книги. Если Дух захочет говорить со мной, Он заговорит.

— Что же думаешь ты предпринять для достижения твоей цели?

— Ждать и повиноваться.

Обладал ли Хозарсиф той гордостью, которую приписывали ему? Да, если можно назвать гордостью, когда плененный лев поднимает голову и, не видя ближайшего, устремляет свой взор на далекий горизонт, теряющийся позади железных запоров его клетки. Да, если можно назвать гордостью, когда прикованный орел трепещет в неволе и, вытянув шею и развернув крылья, устремляет свой орлиный взор к солнцу. Как все сильные, отмеченные для великого подвига, Хозарсиф не подчинялся слепому року, он чувствовал, что неисповедимое Провидение бодрствует над ним и приведет его к намеченным целям.

Однажды Хозарсиф увидел, как египетский надсмотрщик осыпал ударами беззащитного еврея. Сердце его загорелось; он бросился на египтянина, вырвал у него оружие и убил его. Это убийство, содеянное под влиянием благородного гнева, решило его судьбу. Жрецы Озириса, виновные в убийстве, были строго судимы всей жреческой коллегией. И без того фараон подозревал в сыне своей сестры будущего претендента на престол. Жизнь его висела на волоске.

Он предпочел покинуть родину и самостоятельно назначить себе искупление своего греха. Все толкало его в одиночество пустыни, в обширное неизведанное: и его тайное желание, и предчувствие собственной миссии, а более всего — тот внутренний голос, таинственный и непреодолимый, который говорил ему: «Иди, там твое назначение».

По ту сторону Красного моря и Синайского полуострова, в Мадиамской стране находился не зависевший от египетских жрецов храм. Эта область простиралась зеленой лентой между Эламитским заливом и Аравийской пустыней. Издали, по ту сторону морского залива, виднелись темные массы Синая и его обнаженная вершина. Заключенная между пустыней и Красным морем, защищенная вулканическим гребнем, эта уединенная страна была в безопасности от вторжений.

Упомянутый храм был посвящен Озирису, но в нем же поклонялись Богу и под именем Элоима, ибо это святилище эфиопского происхождения служило религиозным центром не только для арабов и семитов, но также и для представителей черной расы, искавших посвящения.

Здесь-то и нашел убежище Хозарсиф.

Первосвященником Мадиамским был в то время Иофор. Он принадлежал к наиболее чистому типу древней эфиопской расы, которая за четыре или пять тысяч лет до Рамзесов господствовала над Египтом и которая еще не забыла своих преданий, повествующих о ее происхождении от самых древнейших рас. Иофор не обладал ни выдающимся вдохновением, ни деятельной энергией, но он был большим мудрецом. Когда Хозарсиф попросил у него убежища во имя Озириса-Элоима, он встретил беглеца с распростертыми объятиями. Возможно, что он угадал судьбу этого человека, предназначенного стать пророком изгнанников, вождем народа Божьего.

Прежде всего Хозарсиф решил подвергнуть себя искуплению греха, которое закон посвященных предписывал убийце из своей среды. Когда посвященный совершал убийство, даже если оно было и невольное, он признавался потерявшим преимущество преждевременного воскресения из мертвых в «сиянии Озириса», преимущество, достигаемое благодаря испытаниям посвящения, которое поднимало его высоко над обыкновенными смертными. Чтобы искупить свое преступление, чтобы восстановить свой внутренний свет, он должен был пройти через испытания гораздо более страшные, подвергнуть себя еще раз опасности смерти.

После продолжительного поста посредством особым образом приготовленного питья посвященного погружали в летаргический сон; затем его оставляли в склепе храма. Он пребывал там несколько дней или даже несколько недель. В это время он должен был совершить странствие в потустороннем мире, в Эребе или области Аменти, где «плавают» души мертвых, еще не вполне отделившиеся от земной атмосферы.

Там он должен был найти свою жертву, подвергнуться всем ее страданиям, получить ее прощение и помочь ей найти путь к Свету. Лишь после этого его считали искупившим свой грех, омывшим свое астральное тело от черных пятен, которыми его загрязнили проклятия и отравленный дух его жертвы.

Но из этого странствия согрешивший мог и совсем не возвратиться. Случалось, что когда жрецы являлись в склеп, чтобы пробудить искупающего свой грех от глубокого сна, они на его месте находили лишь труп.

Хозарсиф, не колеблясь, подверг себя этому испытанию. С полным самоотречением предложил он себя в жертву Озирису, прося об одном: если суждено ему вернуться на Землю, да будет ему дана сила проявить закон справедливости.

Когда Хозарсиф пробудился от страшного сна в подземелье храма Мадиамского, он почувствовал себя преображенным. Его прошлое было словно отрезано от него. Египет перестал быть его родиной, и перед ним развернулась необъятность пустыни с ее кочующими племенами, развернулась как предназначенное для него поле деятельности.