— Держи их на таком расстоянии, сагамор, — сказал Соколиный Глаз, хладнокровно оглядываясь через левое плечо и продолжая работать веслом, — именно на таком расстоянии. У этих гуронов во всем племени не найдется ружья, которое могло бы попасть так далеко. Ну, а на моего «оленебоя» можно вполне рассчитывать.

Убедившись, что могикане могут вдвоем поддерживать нужную дистанцию, разведчик решительно положил свое весло и поднял роковое ружье. Три раза он вскидывал его к плечу и три раза, когда товарищи ожидали выстрела, опускал его, требуя, чтобы индейцы дали приблизиться врагам. Наконец его точный и требовательный взгляд, казалось, был удовлетворен, и, положив ствол на левую руку, он начал медленно поднимать дуло, как вдруг восклицание Ункаса, сидевшего на носу лодки, заставило его снова воздержаться от выстрела.

— Что такое, мальчик? — спросил Соколиный Глаз. — Ты спас одного из гуронов от предсмертного крика. Есть у тебя какое-нибудь оправдание для этого?

Ункас показал на каменистый берег несколько впереди их пироги, откуда вылетела другая боевая пирога, как раз наперерез им.

Теперь опасность стала очевидной. Разведчик положил ружье и взял весло. Чингачгук направил нос пироги ближе к западному берегу, чтобы увеличить расстояние между собой и новыми врагами. В то же время нападавшие на беглецов сзади напоминали им о своем присутствии дикими криками. Эта потрясающая сцена вывела из апатии даже Мунро.

— Высадимся на берег, — сказал он с видом опытного воина, — и дадим сражение дикарям.

— Кто желает выиграть в войне с индейцами, не должен быть настолько горд, чтобы отказываться от хитрости, — ответил разведчик. — Держись ближе к берегу, сагамор. Мы обходим плутов, и, может быть, они попробуют пересечь нам дорогу.

Соколиный Глаз не ошибся. Гуроны свернули с прямого пути и потеряли на этом в скорости. Пироги скользили параллельно на расстоянии двухсот ярдов одна от другой. Теперь это стало состязанием на быстроту. Легкие суденышки двигались так быстро, что вода озера вскипала впереди них, и пироги качались на волнах, поднимаемых быстротой их движения. Вероятно, по этой причине и вследствие необходимости всем быть у весел гуроны не прибегали еще к оружию. Беглецам приходилось делать слишком много усилий, и они начинали уже уставать. Преследователи превосходили их числом. Дункан с беспокойством заметил, что разведчик стал тревожно оглядываться, как будто ища еще каких-нибудь способов помочь бегству.

— Поверни немного в сторону от солнца, сагамор, — сказал упрямый житель лесов, — я вижу, плуты решили принести одного человека в жертву. Поверни дальше от солнца, и мы поставим остров между собой и ними.

Этот маневр оказался удачным. Невдалеке лежал длинный низкий остров. Пирога беглецов прошла вдоль одного берега, преследователям пришлось плыть вдоль другого. Разведчик и его товарищи воспользовались этим преимуществом и под прикрытием кустов удвоили свои усилия, и без того поразительные. Обе лодки обошли последний, самый низкий пункт острова, словно два рысака, несущиеся во всю прыть; беглецы были впереди.

— Ты не зря выбрал именно эту пирогу, Ункас, — сказал, улыбаясь, разведчик, кажется, радуясь быстроте своей пироги больше, чем открывшейся перед ними возможности спасения. — Дьяволы снова налегли изо всех своих сил на весла, и нам, чтобы отстоять свои скальпы, приходится больше полагаться на куски обструганного дерева, чем на ружья и зоркость глаз… Ну, друзья, шире замах, гребите дружнее!

— Они готовятся стрелять, — сказал Хейворд, — а так как мы на одной линии с ними, то выстрел непременно попадет.

— Так ложитесь на дно лодки, — возразил разведчик. — Вы и полковник — тогда будет меньше мишеней.

Хейворд ответил, улыбаясь:

— Дурной был бы пример, если бы старшие по чину прибегали к уверткам, когда воины находятся под огнем!

— Господи! Господи! Вот оно, мужество белого человека, граничащее с безрассудством, как и многие другие поступки белых! — воскликнул разведчик. — Неужели вы думаете, что сагамор, или Ункас, или даже я стали бы раздумывать, следует ли прибегнуть к уловке, когда нельзя бороться открыто?

— Все, что вы говорите, совершенно верно, мой друг, — ответил Хейворд, — но наши обычаи не позволяют поступать так, как вы желаете.

Залп из ружей гуронов прервал этот разговор. Когда пули засвистели вокруг них, Дункан увидел, что Ункас повернулся и посмотрел на него и Мунро. Несмотря на близость неприятеля и грозившую ему лично опасность, на лице молодого воина не было заметно никакого волнения; оно выражало только удивление, что находятся люди, желающие подвергать себя бесполезному риску. Чингачгук, вероятно, был более знаком с понятием белых людей, потому что ни разу не взглянул в их сторону и не отрывал глаз от предмета, к которому направлял пирогу. Пуля вскоре вышибла из рук вождя легкое гладкое весло: пролетев по воздуху, оно упало в воду далеко от лодки. Гуроны закричали и выстрелили еще раз. Ункас провел по воде дугу лопастью своего весла; пирога вильнула вбок, и Чингачгук поймал свое весло, высоко поднял его, испустил боевой клич могикан и снова принялся за свое важное дело.

Из пирог позади раздались громкие восклицания: «Великий Змей!», «Длинный Карабин!», «Быстроногий Олень!».

Казалось, эти возгласы придали еще более рвения преследователям. Разведчик схватил свое ружье и, подняв его над головой, с победоносным видом потряс им в воздухе. Дикари отвечали на оскорбление страшными воплями, и сейчас же раздался новый залп. Пули зашлепали по воде вокруг маленького судна, и одна из них даже пробила его борт. Ни малейшего волнения не было заметно у могикан в эту критическую минуту: их застывшие лица не выражали ни надежды, ни тревоги. Но разведчик снова обернулся и сказал Хейворду со своим беззвучным смехом:

— Плуты любят слышать звуки своих ружей, но между мингами не найти глаза, который мог бы верно прицелиться в пляшущую пирогу! Вы видите, дьяволы сняли с весел одного из людей, чтобы заряжать ружья, а, по самому скромному подсчету, мы проходим три фута, в то время как они делают два.

Дункан обрадовался, что их лодка значительно опередила дикарей. Гуроны снова выстрелили, и одна из пуль попала в лопасть весла Соколиного Глаза, не причинив никакого вреда.

— Хватит! — сказал разведчик, с любопытством разглядывая небольшую выбоину. — Это не оцарапало бы и кожи ребенка… Ну, майор, если вы попробуете справиться с этим куском оструганного дерева, я заставлю «оленебой» принять участие в разговоре.

Хейворд схватил весло и принялся за дело с рвением, заменявшим искусство, а Соколиный Глаз проверил, заряжено ли ружье, потом быстро прицелился и выстрелил. Находившийся на носу передней пироги гурон встал, собираясь стрелять, но упал навзничь, ружье выпало у него из рук в воду. Однако через мгновение он снова вскочил на ноги с дикими, безумными жестами. В ту же минуту его товарищи опустили весла, пироги скучились и остановились. Чингачгук и Ункас воспользовались этим, чтобы поставить пирогу по ветру, а Дункан продолжал работать веслами с неутомимой энергией. Отец и сын обменялись спокойными вопросительными взглядами, чтобы узнать, не пострадал ли кто-нибудь из них от выстрелов; оба отлично знали, что ни один не позволил бы себе крикнуть или сказать хоть слово, если бы что-нибудь случилось с ним. Несколько крупных капель крови стекало с плеча сагамора. Когда он заметил, что глаза Ункаса остановились на этих каплях, он зачерпнул ладонью воды и смыл пятно, дав тем самым понять, что рана незначительна.

— Тише, тише гребите, майор! — сказал разведчик; к этому времени он снова зарядил ружье. — Мы ушли слишком далеко, для того чтобы ружье могло показать все свои качества, а вы видите — минги держат совет. Пусть они подойдут на расстояние выстрела — на мой глаз можно положиться в данном случае, — и я заставлю плутов плыть за нами на протяжении всего Хорикэна, причем обещаю, что, в худшем случае, их пули только поцарапают нам кожу, мой же «оленебой» из трех жизней возьмет две.