Об отце Тома Кенти так больше и не слыхали.

Король отыскал фермера, которого заклеймили и продали в рабство, заставил его бросить преступную шайку и дал ему возможность жить безбедно.

Он также освободил из тюрьмы старого законника и снял с него штраф. Он пристроил дочерей двух баптисток, которых на его глазах сожгли на костре, и строго наказал того чиновника, который незаслуженно велел избить плетьми Майлса Гендона.

Он спас от виселицы подмастерья, который был осужден за то, что поймал заблудившегося сокола; спас женщину, укравшую кусок сукна у ткача; но уже не успел спасти человека, осужденного на смерть за охоту на оленя в королевском парке.

Он оказывал постоянное благоволение судье, сжалившемуся над ним, когда его обвинили в краже поросенка, и с истинным удовольствием видел, как этот судья мало-помалу приобретал всеобщее уважение и сделался известным и почтенным человеком.

До конца дней король любил рассказывать историю своих былых приключений, начиная с той минуты, когда часовой прогнал его от дворцовых ворот, и кончая ночью, когда он искусно вмешался в толпу рабочих, украшавших аббатство, проскользнул в собор, спрятался в гробнице Исповедника ^[29]и уснул так крепко, что на следующее утро чуть не проспал коронацию. Он говорил, что частые повторения этого драгоценного урока укрепляют его в намерении извлечь из него пользу для своего народа и что, пока жив, он будет рассказывать эту историю, оживляя в своей памяти скорбные впечатления и укрепляя в своем сердце ростки сострадания.

Майлс Гендон и Том Кенти во все его краткое царствование оставались его любимцами и искренне оплакивали его, когда он умер. Добрый граф Кентский был достаточно благоразумен и не слишком злоупотреблял своей особой привилегией, но все же он воспользовался ею дважды, кроме того случая, который нам известен: один раз — при восшествии на престол королевы Марии, и другой — при восшествии на престол королевы Елизаветы. Один из его потомков воспользовался тою же привилегией при восшествии на престол Иакова I. Прежде чем этой привилегией собрался воспользоваться его сын, прошло около четверти века и «привилегия Кентов» была забыта большинством придворных, так что когда в один прекрасный день тогдашний Кент позволил себе сесть в присутствии Карла I, поднялся страшный переполох! Но дело скоро объяснилось, и привилегия была подтверждена. Последний из графов Кентов пал в гражданских войнах времен Английской революции, сражаясь за короля, и с его смертью кончилась эта странная привилегия.

Том Кенти дожил до глубокой старости; он был красивый седовласый старик величавой и кроткой наружности. Все искренне уважали его и оказывали почет его странной, особой одежде, которая напоминала о том, что «в свое время он сидел на престоле». При его появлении все расступались, давали ему дорогу и шептали друг другу:

— Сними шляпу, это королевский воспитанник!

И все кланялись ему, а он в ответ ласково улыбался; и эту улыбку ценили высоко, ибо во время описанных здесь событий он вел себя с таким благородством.

Да, король Эдуард VI жил недолго, бедный мальчик, но он достойно прожил свои годы. Не раз, когда какой-нибудь важный сановник, какой-нибудь раззолоченный вассал короны упрекал его в излишней снисходительности или доказывал, что тот или другой закон, который хотел он смягчить, и без того достаточно мягок и не причиняет никому чрезмерных стеснений и мук, юный король устремлял на него свои большие, красноречивые, полные грустного сострадания глаза и говорил:

— Что ты знаешь об угнетениях и муках? Об этом знаю я, знает мой народ, но не ты.

По тем жестоким временам царствование Эдуарда VI было на редкость милосердным и кротким. И теперь, расставаясь с ним, попытаемся сохранить о нем добрую память.

1881

notes

2

* Здесь: студенческая попойка.

3

* Стой! (нем.)

4

* Из моего «Дневника»: «Обедал в гостинице, выше по течению Неккара, в зале, сплошь увешанном групповыми списками всех пяти корпораций; были среди них и свежие, но главным образом — дагерротипы, восходящие к тем временам, когда о фотографии еще не слыхали; некоторые из них помечены датами сорока–пятидесятилетней давности. Почти у каждого из участников — лента через грудь; на одном из этиx снимков, где представлены (как, впрочем, и на остальных) все члены корпорации, я дал себе труд сосчитать ленты: из 27 человек 21 украшен этим знаменательным отличием», — М. Т.

5

* Вольным студентам приходится занимать оружие — иначе его не достанешь. Насколько мне известно, власти во всей Германия дозволяют пяти корпорациям иметь у себя шпаги, но запрещают пускать их в ход. Закон строг — другое дело, как он выполняется. — М. Т

6

* Как странно переплетены в жизни трагедия и комедия! Я и получаса не просидел в номере, вернувшись к себе с этих потешных поединков, как волею судеб вынужден был лично принять участие в настоящем — в дуэли без всяких бабьих послаблений из страха перед возможными последствиями, в бое но на жизнь, а на смерть! В следующей главе читатель увидит, что дуэль между мальчиками — потехи ради, и дуэль между зрелыми мужами, дерущимися всерьез, — это совершенно разные вещи. — М. Т.

7

* Обломками (франц.)

8

* Да–да, клянусь… восхитительно ( нем.)

9

* Перевод Н. Вольпин.

10

** Перевод Н. Вольпин.

11

* Человек раздобыть здесь лодку? (искаженный английский).

12

** Сделайте (нем.}плоскую доску (англ.)

13

* Любознательный читатель может обратиться к «Приложению Б», где найдет рассказанную нам капитаном легенду о «Ласточкином гнезде» и о «Братьях». — М. Т.

14

* Зал, где пьют минеральную воду.

15

* Спаситель был изображен пятнадцатилетним подростком. Эта фигура окривела на один глаз. — М. Т.

16

* Все, заслуживающее особого внимания, отмечено у Бедекера двумя звездочками (**).— М. Т.

17

* «Но время этой сессии я не раз пытался воззвать к моему благородному другу, просил его не отказываться прийти мне на помощь в заменить меня в некоторых разделах нашей общей работы». (Из речи английского канцлера казначейства, произнесенной в августе 1879 г.).

18

* Будь здоров! (нем.)

19

* Спустя несколько месяцев после написания этих строк мне пришлось побывать в Лондонской Национальной галерее, и вскоре ятак увлекся полотнами Тернера, что не мог от них оторваться. Потом я часто заходил в галерею посмотреть и другие картины, но каждый раз застревал перед полотнами Тернера так велико для меня было его очарование. Правда, те Тернеры, что особенно меня привлекали, ничем не напоминали «Невольничий корабль». — М. Т.

20