Повернувшись, я направился обратно в дом. Дон Луис как раз выходил из своего кабинета.
— У вас много лошадей? — спросил я.
— Столько, сколько понадобится, — заверил он.
— Вы можете дать нам по три на каждого? Сейчас я не могу вам заплатить, но…
— О плате не может быть и речи, — прервал он. — Ваш брат — муж внучки моего старинного друга. Лошади в вашем распоряжении. — Он внимательно посмотрел на меня. — Что вы собираетесь делать?
— Ваш вакеро сказал, что индейцы поблизости. Думаю, он прав, поэтому нам остается только бежать. Будем менять лошадей, не останавливаясь, может быть, удастся удрать.
Дон Луис пожал плечами.
— Может быть. Скажу, чтобы лошадей приготовили к рассвету.
— За час до рассвета, — уточнил я, — и спасибо вам.
Глава 12
Лошади были готовы, мы проворно оседлали их, первыми усадили детей. Люди дона Луиса рассредоточились вдоль стен на случай, если необходимо будет прикрывать наш отход. Конь подо мной гарцевал, ему не терпелось двинуться в путь, но я обернулся к Дорсет. В полумраке рассвета ее лицо казалось бледным, глаза — необыкновенно большими. Наверное, я и сам выглядел так же.
— Видите вон ту высокую скалу? — и, не дожидаясь ответа, продолжал: — Скачите туда, скачите изо всех сил. Индейцы совсем близко, но лошадей они оставляют поодаль. Если повезет, прорвемся, прежде чем они успеют выстрелить хотя бы пару раз.
Шестнадцать вакерос стояли у стен с винтовками наготове. Еще несколько человек ждали у ворот, готовые распахнуть их.
Дон Луис подошел ко мне, протянул руку, и я пожал ее.
— Vaya con dios, amigo[5], — сказал он мрачно и подал знак людям у ворот. Те проворно распахнули их.
Мы промчались через ворота, и в тот же миг все шестнадцать вакерос выстрелили. Одни наметили цель заранее, другие палили по возможным укрытиям апачей.
Во главе скачущей во весь опор кавалькады находились мы с Испанцем Мерфи. Я успел заметить, как из-за кустов поднялась темная фигура, и уже приготовился выстрелить, но конь сбил его, и тот покатился по земле. Чья-то лошадь затоптала его. И вот мы, миновав засаду, несемся дальше, а вакерос стреляют в индейцев, которых мы выманили из укрытий.
Наш ориентир, высокая сосна, была примерно в миле от ранчо, и мы сломя голову скакали прямо к ней. У сосны мы перевели лошадей на рысь, и я оглянулся.
— Как дела? Никто не отстал?
— Я скакал последним. Все в порядке, — ответил Баттлз.
— Никто не ранен?
— Мне обожгло плечо, — сказал Рокка. — Ничего серьезного.
Некоторое время мы шли быстрой рысью, потом галопом, затем опять рысью, после чего перешли на шаг. Мы все время меняли ритм движения. В полдень все остановились у родничка, который журчал у подножия покрытой травой дюны. Мы напоили лошадей, оседлали тех, которые бежали порожняком, и двинулись дальше.
Мы ехали быстро, обходя стороной места, где индейцы могли устроить засаду, и настороженно следили, не появится ли где облако пыли — верный признак погони. Нам приходилось остерегаться не только индейцев, но и многочисленных разбойников, а также мексиканских солдат, которым наверняка не понравилось бы наше присутствие здесь. Все это время дети и не думали плакать, они не издали ни звука — вот уж этому апачи их научили.
К вечеру мы въехали в заброшенную деревню, где сохранились развалины глиняных хижин и недостроенная церковь; в сточной канаве журчала вода.
В углу одной хижины мы обнаружили скелет мексиканца в истлевшей одежде. Видимо, он пал в сражении, поскольку рядом лежало ружье. На левой руке виднелась костяная мозоль — результат неправильно сросшегося перелома, а потому рука была короче правой.
Тампико осмотрел скелет, потом перевел взгляд на ссохшуюся кобуру с вырезанным на ней инициалом — большой буквой «Б».
— Так вот где это случилось, Бенито, — задумчиво проговорил он и, обернувшись ко мне, добавил: — Я знал его. Парень он был паршивый, но отважный.
На заросшем сорняками поле мы нашли картошку и лук. Сварили кофе и похлебку из вяленого мяса, кукурузы и овощей. Еда получилась на славу. Правда, особенно рассиживаться не было времени.
Испанец вытер руки о штаны и взглянул на меня.
— Пора в путь, — сказал он. — Я чувствую запах смерти.
Джон Джей Баттлз уже сидел на коне. Мы не заставили его долго ждать, хотя опять пришлось расседлать лошадей и заменить их другими.
К концу дня жара сделалась нестерпимой, ни малейшего дуновения ветерка. Мы продолжали скакать, стараясь поменьше поднимать пыль. Вдруг Мерфи разглядел дым костра, который в форме вопросительного знака поднимался от подножия холма. Мы знали, чем это чревато, и, пришпорив коней, помчались к северу, насколько позволяла местность.
После полуночи мы остановились в небольшом овраге и разбили лагерь. Правда, костер разводить не рискнули.
Незадолго до рассвета мы опять были в седлах и двинулись вперед. Вскоре миновали деревню.
— Трес-Аламос, — сказал Рокка.
«Три Тополя» — такое название носили многие деревни. Мы миновали еще одну, держась от нее как можно дальше, потому что у нас не было времени отвечать на вопросы крестьян. Да им и не понравилось бы, если бы мы привели за собой апачей. Эта деревня называлась Сенокипе — «Дерево с Дуплом».
Мне нравились названия, которые в этих местах давали поселениям: Санта-Росалия… Соледад… Ремедиос, Сайопа, Накори, Чимала, Кибури. Окитоа — «Гнездо Ястреба», Батуко — «Источник», Кумурипа — «Крысиная Нора», Матапе — «Красный Утес» и Бакадегуаци, что означает «в Белых Горах». Люди, первыми пришедшие на эту землю, давали поселениям поэтичные имена, обязанные своим происхождением местности. В названиях часто встречались тополя, ивы и кактусы окотильо.
На востоке разгоралась малиновая заря, отчего горы казались охваченными тусклым пламенем.
— Не нравится мне это, — хмуро проворчал Рокка. — Похоже на кровь.
На протяжении следующего часа мы насчитали три сигнальных дыма… и один ответный.
Остановившись у небольшого ручья, напоили и переседлали лошадей.
— Если что-нибудь случится, — сказал я Дорсет, — берите детей и поезжайте к границе. Гарри умеет ездить верхом, пусть возьмет одного ребенка.
Рокка повернулся к нам в седле.
— Я чувствую апачей. Они были здесь, и совсем недавно.
Мерфи рассмеялся.
— Ты все выдумываешь. Разве там можно их учуять?
— Они были здесь, — упорствовал Рокка, — и скоро вернутся.
Теперь мы забрались далеко на север, трава почти исчезла, все чаще встречались лысые песчаные холмы и белые прожилки кварца в коричнево-красных скалах. До полудня оставалось два часа, и солнце палило безжалостно. Воцарилась мертвая тишина. Над землей колыхалось знойное марево.
У меня по спине поползли мурашки. Снова и снова я перекладывал винтовку и вытирал пот с ладоней. Струйки пота стекали по лицу, оставляя грязные потеки, рубашка взмокла. Я попробовал прикинуть наши шансы, но не смог.
— Очень хочется снова увидеть, как желтеют листья и кричат дикие гуси.
— Ты говоришь о северных землях, — сказал Испанец Мерфи. — Я помню такое время в Вайоминге. Мы гнали на восток стадо из Орегона.
Ко мне подъехала Дорсет.
— Телль, — спросила она, — думаете, мы выберемся?
Мне не хотелось разговаривать, к тому же нельзя было отвлекаться, поэтому я ответил коротко:
— Пока нам везло.
Мы пришпорили коней и двинулись дальше — четверо отважных одиноких парней, девушка, едва входящая в возраст, и четверо детей. У каждого было по три верховых лошади, да еще одна вьючная — мы составляли приличный караван. Вторую вьючную лошадь мы давно потеряли.
Где-то на севере, далеко, пролегала граница. Это была тонкая линия на карте, но от этой линии сейчас зависела наша жизнь. Там мы можем найти помощь. А если проберемся чуть дальше на север, то окажемся в безопасности.
Мы перевели лошадей на шаг. Было очень жарко. Солнце утонуло в раскаленном небе.
5
Поезжай с Богом, мой друг (исп.).