Флетчер же невдалеке от беседующих уселся на землю и, прислонившись спиной к дереву, с надвинутой на лоб шляпой, закрыл глаза. Я внимательно разглядывал его, мучительно соображая, что могло заставить этого человека так поспешно отправиться в Калифорнию. И, честно говоря, не находил ответа на этот вопрос. Кстати, это касалось и всех остальных пассажиров, за исключением, конечно, моего отца: ради чего они проделывали такой долгий и мучительный путь, связанный с опасностью для жизни.

Ни одна из двух пассажирок, едущих в фургоне, пока ни разу не пыталась заговорить со мной, чего я, признаюсь, очень опасался, так как всегда считал, что путешествующие женщины обожают суетливо кудахтать и опекать маленьких ребятишек, я же давно не считал себя таковым.

Мисс Нессельрод, стройная изящная женщина лет тридцати или чуть меньше, в сером, повидавшем виды дорожном платье с потертыми манжетами, но всегда безупречно чистыми кружевными воротничками, казалась элегантной, будто даже поднимаемая нашим фургоном пыль была бессильна что-либо изменить в ее облике. Когда мы еще только отправлялись в путь, мисс Нессельрод, заметил я, выглядела очень встревоженной и расстроенной. Но после нескольких дней путешествия волнение ее заметно улеглось, глаза смотрели уже не так настороженно. Имени мисс Нессельрод я ни разу ни от кого во время путешествия так и не услышал.

И без того полную, дородную миссис Вебер безвкусно сшитое старенькое платье из черного сатина делало и вовсе похожей на слоеный пирог. Время от времени она подносила к носу маленький платочек и шумно через него дышала, спасаясь от пыли.

Я вновь и вновь старался представить себе, зачем все эти люди едут на Запад, но ничего путного придумать не мог.

Вокруг было так тихо, что не чувствовалось и малейшего дуновения ветерка: лишь изредка взбрыкивала какая-нибудь лошадь, отбиваясь от назойливых мух. Наконец Джакоб Финней, отдыхавший под фургоном, поднялся и, взяв в руки ружье, отправился сменить дежурившего Келсо.

Неслышно подошел Фарлей, опустился на песок рядом с отцом, спросил:

— Верн, скажите, вам когда-нибудь приходилось преодолевать такие горы?

— Да, случалось как-то раз в Мохаве, но здесь — нет, никогда.

— Вы хорошо знаете местность западнее реки?

— Не очень. Помню, тут поблизости есть несколько небольших озер у западного подножия Шоколадных гор, — ответил отец. А потом после короткой паузы внезапно спросил: — Фарлей, вы знаете человека по имени Смит, по прозвищу Деревянная Нога?

— Нет, только понаслышке. Да кто о нем тут не знает? Живет вроде в горах, охотник, не так ли?

— Да, но охотится за несколько иной дичью. Он конокрад, Фарлей. Это умный и опасный человек, скрывшийся однажды вместе с кучкой предателей, среди которых были и белые и индейцы. Смит угоняет лошадей в Аризоне, а продает их в Калифорнии. Потом спустя время наоборот: угоняет в Калифорнии и торгует в Аризоне.

Когда его однажды пришли арестовывать, этот человек успел улизнуть и теперь скрывается, говорят, где-то на краю света, в пустыне, в мире песка и безмолвия. И никто не может отыскать его. Очевидно, где-то севернее отсюда, даже индейцы не могут обнаружить это место, а может, просто не хотят вмешиваться.

— Какое отношение все это имеет к нам? — удивился Дуг Фарлей.

— Деревянная Нога крадет без разбора любых лошадей, какие только попадутся под руку. Как-то раз он напал даже на караван испанцев, везущих золото, который шел из Северной Калифорнии. Смит и не думал о золоте. Полагаю, он даже не знал, что именно находилось в тех тюках: ему нужны были одни мулы. Тогда лишь двум погонщикам удалось бежать и тем самым спастись.

Самое смешное во всей истории — они об этом рассказывали позже, — что Смит не взял золото, а выбросил слитки прямо на дорогу, сам же ушел, забрав с собою только мулов.

Но возможно, он просто не догадывался, что это было золото. Да я сам, признаюсь, за всю свою жизнь раза два-три видел золотые слитки и не отличу их от драгоценных камней. Много ли вообще найдется на свете людей, которые в слитках способны отличить золото, если до того держали его в руках только в виде монет?..

Фарлей долго сидел молча, о чем-то сосредоточенно думая, а потом, будто очнувшись, спросил:

— Вы хотите сказать, Верн, что был выброшен целый караван золота и до сих пор оно так себе и лежит?

— Так говорят, по крайней мере.

— Будь я проклят, если это не бабьи сплетни!

— И вот что я хочу вам посоветовать, мистер Фарлей. У вас хорошие лошади. Поэтому все, что имеет четыре ноги и похоже на коня, — берегите.

— Да уж постараемся быть бдительными.

— Вы, конечно, опасаетесь индейцев? А если вдруг встретите белого мужчину, который вам покажется дружелюбным, располагающим к себе?.. Как тогда?..

Глава 3

Однажды Финней все-таки посадил меня к себе на седло.

— Когда-то папаша возил меня вот так же, — заметил он. — Мы часто ездили с ним на пастбище, и он столько мне рассказывал о коровах, что теперь я считаю себя в этом деле большим знатоком.

Финней осмотрел возвышающиеся вокруг холмы.

— Никогда не верь, малыш, даже голым скалам и редким кедрам, они коварны: за ними могут скрываться люди. Всегда надо уметь правильно осмотреться. Учись это делать уголками глаз, прищурившись: быстрее уловишь движение, вызвавшее подозрение. Индейцы всегда смотрят не на вершины гор и деревья, а на их основания, стараясь при этом не выделяться на горизонте. Ты должен, сынок, научиться не только этому, но еще массе других вещей...

В пустыне нельзя надевать яркую блестящую одежду, иначе будешь виден за сотню миль. И тут лучше штанов из кожи, поверь, ничего нет. Некоторые дураки чертовы напяливают еще и на своих лошадей всякие побрякушки, хлам. И что в результате? Поверь, ни один из таких франтов не возвращается, всех их ждет один конец — ведь они делают из себя живую мишень!..

Вообще-то твой отец, Иоханнес, знает об индейцах гораздо больше меня. Он похож на школьного учителя, твой отец. И я представлял себе его совсем другим.

— Отец действительно некоторое время работал учителем, — уточнил я.

— Да ну? — удивился Финней. — Интересно, знал ли кто-нибудь из его учеников, какой отважный лев их учитель?

— "Отважный лев"? — Я был просто поражен этими словами.

Финней между тем медленно окидывал взглядом холмы.

— Может, ты вообще ничего не знаешь о своем отце, сынок? А мне Фарлей рассказывал. Да и раньше до меня доносились кое-какие слухи. Кому-то очень хотелось, было время, лишить жизни твоего родителя, и к нему подослали бандитов. Двоих Верн застрелил в упор, остальным удалось скрыться.

Когда они с твоей матерью бежали, ее отец, старик, и сорок его прислужников бросились было в погоню. Но Верн, поиграв с ними «в прятки», как в воду канул вместе со своей женой. Да-а, о Зачари Верне ходит немало легенд! Фарлей хорошенько продумал все и согласился взять тебя с отцом. Ну, а уж если, в случае чего, вдруг придется отстреливаться, твой папаша очень даже понимает в этом толк...

Разговор с Финнеем состоялся несколько дней назад, а теперь мы сидим в ожидании, когда пройдут наконец эти томительные дневные часы и можно будет начать переход через реку. Все считали, что это очень опасный момент нашего путешествия, возможно, именно здесь подстерегает самая большая опасность. Нельзя было не думать и об индейцах, которые могли напасть каждую минуту, и тогда уж пришлось бы обороняться. Все пассажиры умели стрелять из ружья, не исключая и обеих женщин. Но все же, несмотря на то что индейцы были реальными врагами, наибольший страх у меня вызывали не они, а тот свирепый старик, который жил в Калифорнии и был моим дедушкой.

Я проснулся и с любопытством огляделся по сторонам. Солнце уже садилось, и Дуг Фарлей отправился запрягать лошадей. Эту работу он всегда выполнял сам, не доверяя даже Келсо и Финнею, не обращаясь за помощью ни к кому, дабы быть уверенным, что все выполнено по правилам.