— Как бы все это проверить?.. — сказал я в тоске.
— Ты о свалке или?..
— О свалке. Бог с ним с Обмылком…
— Самое простое — прикинуться не подлежащим восстановлению. Только кто ж на это решится?
— Страшно?
— Страшно, — согласился Алексей, но с такой легкостью, что ему опять-таки не верилось.
И я вдруг почувствовал себя совершенно опустошенным. Слез с крышки, оглядел безнадежную нашу муть.
— Пойду все-таки к Лере схожу.
Лёха не стал меня удерживать.
— Сходи, — понимающе глядя, сказал он. — Если что серьезное — свистни…
На сей раз Лерин футляр был раскрыт. Сама она спала. Я склонился над ее похожим на посмертную гипсовую маску лицом и почувствовал легкий запах коньяка. Тоже выход.
Наладчик-андроид, контрабандой проносящий спиртное сотрудникам-людям… Дикость какая-то. В башке не укладывается. Хотя, с другой стороны, почему бы и нет? Это же все равно что вовремя сменить смазку. А иначе станок просто выйдет из строя…
Возращаться к Лёхе не хотелось. Пошел к себе, улегся в свою выемку и попытался осмыслить хотя бы часть обрушившихся на меня сведений.
Плохо, что в ремонте мне еще пребывать долго. Поломка-то нешуточная…
Все-таки изгнание людей из рая не было, на мой взгляд, карой. Наоборот! Если ты вкусил плода с древа познания, сравнялся разумом с Богом, а делать тебе при этом абсолютно нечего… Подумаешь так, подумаешь, осознаешь собственное ничтожество, бессилие, недолговечность, да и повесишься на первом суку… И что оставалось Всевышнему? Только одно — выгнать Адама с Евой в неплодородные земли, где думать им будет некогда. Трудиться надо! Хлеб свой в поте лица добывать…
А тут лежишь-лежишь, и того… ан и вольнодумец…
Пытаюсь взглянуть на себя глазами Мымры — или что у нее вместо глаз? Не представляю, как они вообще воспринимают окружающее. Зрения нет, слуха, судя по всему, тоже… Ни к чему не прикасаются, даже к почве — я нарочно смотрел: там зазор между нижними лианами и мхом, небольшой, но зазор. Короче, просто висят в воздухе. А коли так, то, стало быть, и осязание им ни к чему. Вкус? Для вкуса рот необходим, язык и прочее… Ну и совершенно точно, что с нюхом у них совсем никак, иначе бы они в два счета подловили Валерию с ее куревом. При их-то боязни возгорания!
Тем не менее Мымра безошибочно угадывает, правильно или неправильно я выполнил команду. Видимо, шестое чувство, взамен наших пяти.
Каков же я, однако, в представлении Мымры? Перебираю все ее страхи — и содрогаюсь. Злобное, маленькое, уродливое существо, думающее только о том, как бы улучить момент и поджечь, испепелить, уничтожить. Несправедливо…
Да? Несправедливо? Ты уверен в этом, Володенька Турухин? А вспомни-ка историю своего рода-племени! Пожары и пепелища. Одни пожары и пепелища… Ну да, ну да, имеются еще в наличии пирамиды, греческие акрополи, римские акведуки… Моны Лизы, скрипки Страдивари… Все то, короче, что по каким-либо причинам не удалось сжечь или разнести по камушку. До поры до времени… Карфаген должен быть разрушен. А иначе Риму не жить… Так мы относимся к себе подобным…
А к неподобным? Вот существовали когда-то на планете Земля такие негуманоиды — мамонты назывались. Интересно, что они о нас думали, проваливаясь в вырытые нами ямы на вбитые нами колья?..
А у Лёхи, по-моему, какая-то извращенная форма гуманизма. Гуманоиды всех планет, объединяйтесь! Нет, не понимаю. Ну нелюди, ну… Можно подумать, это нелюди нас вербовали, это нелюди загнали нас сюда и развели как последних лохов! На мой взгляд, единственное, что можно вменить в вину лохматым, — сам факт покупки. Создали спрос — вот тебе и предложение…
Да, но на кой мы им черт нужны? Тут я теряюсь, тут я до сих пор не знаю, что и предположить…
С освещением здешним тоже не все ясно. Точнее — не ясно ничего. Зачем вообще освещение, если нет глаз? Напрашивается вывод, что сумрачный полусвет лохматым не нужен — они, судя по всему, и в темноте прекрасно ориентируются. А нужен он нам, андроидам, чтобы могли различать команды.
Видишь теперь, сколько с тобой хлопот, Володенька Турухин? Осознай и возгордись…
Хотя нет, повремени. Похоже, что гордиться все-таки нечем… Как ты тогда объяснишь столь быструю смену дня и ночи? И почему работать приходится в более темных сумерках, а отдыхать в более светлых? Допустим, яркий свет лохматым неприятен или даже вреден, но сутки-то зачем укорочены?
Проще всего, конечно, предположить, что подобные условия создавались не для человека, а для андроида. Нежный, видать, механизм, капризный… Подавай ему оптимальный режим, температуру, влажность, освещение… То ли дело мы, нелицензионные! И в Сибири выживем, и в Каракумах. Нужда припрет — любую команду поймем на любом языке. Поймем даже то, что нам и понимать-то не положено.
А они нас понимают? Как растолковать Мымре, что не все гуманоиды сволочи, что я, например, не люблю оружия, что хищная его красота кажется мне противоестественной?..
И приходит в голову совершенно бредовая идея. Помните, с древних времен то один, то другой безумец пытался обучить обезьян человеческой речи? Естественно, ничего не получалось, потому что как ты их обучишь, если нет речевого аппарата? А в двадцатом веке кто-то попробовал применить жесты — упрощенный язык глухонемых. И, как выяснилось, шимпанзе и гориллы запросто его освоили. Общаются вовсю с людьми, друг с другом…
Вот я и думаю: а вдруг с нами тут хотят проделать то же самое, что мы проделали с обезьянами? Щупальцев у нас нет — и приходится работать по упрощенной схеме: присел на корточки, взялся левой рукой за правое ухо…
Но если так, то жизнь вновь обретает смысл.
Оставаться наедине с такими догадками было свыше моих сил. Требовался собеседник. Вылез я из футляра и снова поперся к Лёхе. Пришел, высказался. Сбивчивую мою речь Алексей воспринял с нескрываемым сомнением.
— Остроумно, — кисло признал он. — Местами даже блестяще. Только, знаешь, как-то слишком уж… лестно… Я бы даже сказал, благородно…
— Что ж тут благородного? — Я даже опешил слегка. — Мы, получается, в роли обезьян выступаем…
— Я не про нас, — пояснил Лёха. — Я про лохматых. У меня привычка готовиться к худшему, а в твоей трактовке они предстают этакими благодетелями… филантропами…
— По-моему, ты просто ксенофоб, — брякнул я. — Ненавидишь то, чего не можешь понять…
Алексей поморщился.
— Да не то чтобы ненавижу… Скорее, опасаюсь. На всякий случай… И неувязочки кое-какие смущают.
— Например?
— Ты говоришь, учат нас своему языку… Кого нас? Андроидов?
— Н-ну… может быть, хотят выйти через андроидов на обмылков?..
— Ты же сказал, что Обмылок сам андроид.
— Нет, я имел в виду… на производителей андроидов…
— Так давно уже вышли! Раз торгуют между собой, воюют…
Загнал в тупик играючи. Вообще-то было у меня в запасе еще одно соображение, но, во-первых, глуповатенькое, во-вторых, услышанное от Вадима, в-третьих, выскажи я нечто подобное, Лёха бы объявил, что я окончательно продался лохматым. Тем не менее решился:
— А если они знают, кто мы такие?
— То есть?
— Если они знают, что никакие мы не андроиды, что все это просто афера… Что ж они, железяку от человека не отличат?..
— Железяку отличат, — хладнокровно согласился Алексей. — А биоробота — не знаю…
Внезапно меня озарило:
— Да, может, они сами Обмылка и перепрограммировали, чтобы он им людей сюда поставлял…
Лёха смотрел на меня, вздернув голые брови.
— Да-а… — с уважением протянул он. — Виртуозно выкрутился, ничего не скажешь… Молодец!
Тем временем прямо перед нами в сереньком мареве замаячила, зашаталась колоссальная расплывчатая фигура.
— Лера, — уверенно определил Алексей — и ошибся.
Белесая фигура приблизилась и съежилась в Вадима. За правым ухом — спичка, в руке — фляжка.
— У, лодыри! — укоризненно вымолвил он, подойдя и со стуком поставив ношу на крышку. — Все в ремонте, один Вадик за вас паши!