Незнакомец по-братски разделил с Фрике это примитивное оружие и засмеялся, показывая пальцем то на дротики и деревянные сабли, то на свой рот и живот.

— A-а! Прекрасно! Мы отправляемся на охоту! Надо поесть!

— Поесть… — повторил незнакомец совершенно бесстрастным тоном, будто не понимая смысла этого слова.

— Черт! Придется ему учиться, точнее переучиваться, — задумчиво произнес парижанин. «Кто же он, этот бедняга? Ребенок, похищенный чернокожими? Или же потерпевший кораблекрушение и за долгие годы забывший родной язык?

Он, без сомнения, европеец. И хотя лицо его цвета пережженной кожи, грудь — белая, только вся в шрамах.

Странная у меня судьба. На Борнео я нашел обезьяну, облагороженную образованием и приобретшую некоторые признаки человека. Теперь передо мной человек, похожий на животное, то ли в силу своего долгого одиночества, то ли из-за постоянного общения с дикарями.

Этот несчастный думает только о своем желудке. Любопытно было бы посмотреть на его схватку с Предком. Что же все-таки он мог стащить у золотоискателей? Поглядел бы на него судья Линч, наверняка пощадил бы».

Незнакомец смотрел на Фрике, погруженного в размышления, и видно было, что в нем происходит какая-то внутренняя борьба. Взгляд его стал спокойнее, с губ срывались слова, наверняка позаимствованные у туземцев, а также обрывки французских слов.

Неожиданно в глазах его появилось хищное выражение. Он прислушался. Издалека донесся едва уловимый топот. Незнакомец подтолкнул Фрике к дереву, обеими руками схватил деревянную саблю и приготовился к нападению.

Из зарослей мимозы показалась изящная головка газели, затем на поляну выпрыгнул огромный кенгуру. Присев на задние ноги, он с любопытством рассматривал неподвижно стоявшего человека. Из сумки на животе виднелись две маленькие головки с блестящими, как у белки, бегающими глазами.

Не чуя опасности, малыши сосали стебли растений.

Кенгуру приблизился, Фрике едва слышно вздохнул, завороженный этим зрелищем. Но очарование вмиг исчезло. Животное насторожило уши, сверкнуло глазами и с ворчанием бросилось в кусты.

Опередив кенгуру, незнакомец раскрутил изогнутый кусок дерева, который держал в руках, и со всего размаха швырнул в животное. В тот же момент кенгуру рухнул на землю с перебитыми ногами.

Затем, к глубокому ужасу Фрике, смертоносное оружие, выполнив свое дело, снова набрало силу. Казалось, этот кусок сырого дерева, плохо отполированный обломком обсидиана[259], вдруг ожил. Упав на землю, он продолжал вращаться, описав параболу, и мягко опустился у ног охотника.

А тот, насладившись удивлением Фрике, поднял свою саблю и произнес одно-единственное слово:

— Бумеранг!

ГЛАВА 6

Южные австралийцы. — Как туземцы варят кенгуру. — Различия в австралийских племенах. — Обед в лесу. — Съедобные корни. — Кайпун, охотник на кенгуру. — Как Фрике употребил свою сиесту[260].— Правда о бумеранге. — Приключение Блюменбаха, профессора Иенского университета. — Подвиг Кайпуна. — Бесплодные попытки парижанина. — Бумеранг войны и бумеранг охоты. — Сувенир Надару[261] и тому, кто «тяжелее воздуха». — Может быть, бумеранг — обыкновенный пропеллер?

Ловкость охотника была встречена протяжным воем, заглушившим крики целой стаи выпей. Неизвестно откуда появились люди в шкурах опоссума. Их было не больше десятка.

Курчавые черные волосы до плеч, узкий низкий лоб с огромными надбровными дугами, черные бегающие, глубоко посаженные глаза, длинные, тощие, почти без бицепсов, руки и худые ноги без икр. Фрике сразу узнал в туземцах южан. Ему приходилось встречать их на улицах Мельбурна.

Они смотрели на парижанина с любопытством, но не враждебно. Однако куда более их интересовал подраненный кенгуру. Старые и малые, мужчины и женщины с особым удовольствием хлопали себя по животу, предвкушая обильную трапезу в духе Пантагрюэля[262].

Фраза, которой, казалось, не будет конца, произнесенная, можно сказать, скороговоркой белым дикарем, как окрестил Фрике своего нового товарища, сделала свое дело — самый старый, а также самый грязный и уродливый туземец стал яростно тереться носом о нос белого дикаря, который принял столь экстравагантную вежливость как нечто само собой разумеющееся.

— Да, да… друзья, — пробормотал Фрике. — Когда-то я уже видел нечто подобное, общаясь с вашими земляками с полуострова Йорк, на севере Квинсленда. Весьма приятные люди, они обожали моего друга, жандарма Барбантона-Табу… Как, вы не знаете Барбантона? Тем хуже для вас. Прекрасный человек… Гордость колониальной жандармерии и радость продавцов табака и спиртного.

Туземцы, разумеется, не поняли ни слова из того, что говорил Фрике. Впрочем, они его и не слушали, все их внимание было поглощено издыхавшим кенгуру и предстоящим пиром.

Благодаря рекомендации своего товарища Фрике был принят туземцами как родной, не каждый европеец удостаивается такой чести. Однако из-за кенгуру парижанину совершенно не уделяли внимания.

Мужчины важно уселись, а женщины, их было четыре, приступили к своим обязанностям.

Две из них вырыли глубокую яму длинными палками с закаленными на огне наконечниками, служившими для выкапывания из земли съедобных корней. Третья сбегала к ручью за плоскими камнями, чтобы положить их на дно ямы. Из леса принесли ветки, сухие, с приятным запахом, и тоже положили в яму. Из кремня высекли огонь и разожгли костер.

Пока дети поддерживали огонь, одна из женщин кремневым ножом вспорола живот кенгуру, не сняв шкуры, вытащила кишки, вместо них положила шарики из жира, смешанные с ароматическими травами, а также детенышей кенгуру, забившихся в сумку.

Когда приготовления были закончены, женщина вынула из причудливо расшитой стекляшками сумки, которую несла за спиной, длинную иглу из кости пресноводной трески и волосяную веревку и крепко зашила живот кенгуру. Затем, так и не сняв шкуры, положила его вверх ногами на тлеющие угли, сверху тоже накрыла углями и присоединилась к подружкам, занятым поисками съедобных корней, заменявших хлеб.

Мужчины, с наслаждением растянувшись в тени древовидных папоротников, молча наблюдали за приготовлениями, а Фрике с беспокойством думал о том, что жареное мясо наверняка приобретет привкус паленой шерсти и сгоревших рогов.

Глядя на туземцев, Фрике пришел к выводу, что они в значительной мере отличаются от тех, кого ему прежде доводилось видеть в Австралии.

Его друзья с северо-востока, поклонники Барбантона-Табу, являли собой смешанные типы, а эти, с черной как сажа кожей, казались отлитыми в одной форме[263].

У первых лицо было светлее, профиль — тоньше, а также заметны некоторые отличительные черты папуасов Новой Гвинеи. Впрочем, это неудивительно при существующих ныне связях между австралийскими коренными жителями и уроженцами большой папуасской земли.

По мнению наиболее опытных исследователей, в автралийцах течет кровь различных племен и народов, чье происхождение невозможно установить.

Доказательством тому служат туземцы Центральной Австралии, с редкими курчавыми волосами и толстыми губами, как у некоторых африканских негров, а также жители северо-запада, чей профиль напоминает арабский тип. В разгар этого поистине увлекательного экскурса в область этнографической науки Фрике стал дремать, но мы простим его. После совершенного подвига его могучий организм нуждался хотя бы в кратковременном отдыхе.

Пока мужчины спали, а женщины и дети купались, мясо изжарилось.

Главная повариха, назовем так женщину, занимавшуюся приготовлением кенгуру, оторвала от ствола большой кусок коры и принесла к костру. Потом, вместе с другой женщиной, вынула из углей тушу, положила на внутреннюю сторону коры, сочащейся древесным соком, рассекла тушу во всю длину и поддержала растягивание стенок живота с помощью поперечной палочки, как это делают мясники.