— Зачем же так напрягаться, Леня? Мы могли бы просто попить кофе в баре.
Кораблев поднял на меня бесхитростные глаза. Он умел так смотреть — простодушно и беззащитно, его сразу становилось жалко и хотелось чем-нибудь помочь.
— Да нравится мне, как они салфетки на коленях тебе раскладывают.
Он только повел головой в сторону кухни, как официант не замедлил явиться.
— Кофе, десерт? — склонился тот над Ленькой.
— Счет.
Пока официант не принес кожаную папочку со счетом, мы молчали.
— Сколько? — поинтересовалась я, пока Ленька вкладывал в папочку деньги.
— Неважно, — отмахнулся Кораблев. — Я вас угощаю. Нет, серьезно, мне тут нравится, я готов жрать этих вонючих голубей, только чтобы мне салфеточку на коленях раскладывали. Жалко, что тут в халдеях одни мужики. Нет, чтоб официанточка мне коленки погладила…
На чай Ленька оставил ровно десять процентов от счета — я это посчитала, подглядев сумму счета и купюры, которые он достал из бумажника. Моих бы денег на этот обед не хватило.
Выйдя из обеденного зала, Ленька получил от гардеробщицы свое и мое пальто и щедрой рукой положил на стойку гардероба бежевую сотенную бумажку.
— Спасибо, — тихо сказала гардеробщица, благодарно принимая деньги. — Вы прямо как Валерий Витальевич, тот тоже всегда на чай давал, не скупился. А как-то с компанией тут был и за всех рассчитался, сто долларов мне оставил. Вот был человек душевный…
Вышибале, который любезно открыл нам дверь, Кораблев тоже что-то сунул в ладошку, но тот, в отличие от гардеробщицы, не стал откровенничать с нами про привычки их постоянных посетителей.
Мы вышли на набережную и облокотились на парапет, разглядывая разноцветный мусор, перекатывающийся по льду канала.
— Я покурю? — спросил Кораблев, и, не дожидаясь моего ответа, вытащил пачку сигарет.
— Ну что? — затянувшись, сказал он. — Могло так быть, что никто не видел, куда они делись?
— Нет, — признала я. — Не могло. Но неужели кто-то явился их похищать прямо в ресторан? Зачем эта морока? Я бы поняла, если бы супруги Нагорные мирно пообедали и вышли из ресторана, но ведь они исчезли, не дождавшись даже закусок…
— Да, мне тоже кажется, что вышли они добровольно. Только с чего бы они вдруг подхватились и выскочили из ресторана?
— Кстати, последний звонок перед обедом был на трубку Нагорного в тринадцать пятьдесят две, и этот человек допрошен. А следующий звонок — в четырнадцать пятнадцать, и Нагорный уже на него не отвечает.
— Может, звонили в ресторан? А там их просто позвали к телефону?
— И никто из халдеев об этом не проговорился? Сомнительно, чтобы купили весь ресторан, вместе с теткой на вешалке и с мордоворотом этим. А?
— Лень, а как насчет охранника? Он-то не при делах? Вдруг он никуда не уезжал, Нагорный тогда ведь мог выйти к машине, и жена за ним следом, а?
— Охранник уже у нас посидел, трое суток, — лениво ответил Кораблев. — Работали с ним серьезно, выжали досуха. Он тоже ездил обедать, к своей бабе, в кафе на Суворовском. Там его видели шесть человек, и постовой у главка его тачку заметил. К тому же охранник тупой, как угол в сто шестьдесят градусов. Если что, он поплыл бы сразу.
Ленька закашлялся и бросил недокуренную сигарету вниз.
— Леня, а его не могли спихнуть сюда, в канал? Было лето, народ тут не ходит, буль-буль — и нет Нагорного.
Кораблев с интересом посмотрел на меня.
— Могли. Но теперь до весны, когда лед стает.
— Вообще-то, если надо; лед можно сломать и запустить водолазов, — неуверенно предложила я. — А «Мегафон» никто не запрашивал? Они же могут определить, где находится трубка, на которую поступает звонок? В каком районе?
— Я запрашивал.
— И что?
— С двух часов он сам никому не звонил, а ему, насколько я помню, на трубу звонили в течение тридцати двух часов, без ответа. Потом — «аппарат вызываемого абонента выключен или находится вне зоны действия сети».
— То есть либо он выехал куда-то в глушь, либо, что более вероятно, трубка села и выключилась.
Мы с Ленькой снова уставились на грязный лед канала, а потом переглянулись.
— Выбросили трубку?
— Если только вместе с Нагорным. Все эти тридцать два часа трубка находилась в этом районе и никуда отсюда не двигалась.
— Они теперь могут сказать, где находится аппарат, даже если не прошло соединение? — удивилась я. — Как далеко шагнула вперед техника!
— Они могут сказать, где трубка, даже если никто на нее не звонит, просто аппарат включен и все.
Я улыбнулась, представив себе, что все эти полгода труп Нагорного мог лежать на дне канала, под носом у городской прокуратуры. Нет, это было бы слишком просто.
— Зачем тогда топить здесь мужа, а жену увозить в Красногвардейский район? — сказала я уже вслух. — Может, это с женой счеты сводили, а мужа грохнули, чтоб под ногами не путался?
— Ma-ария Сергеевна, — протянул Кораблев, — зачем так сложно мочить жену, на глазах у мужа, именно в тот момент, когда они вместе собрались пообедать, если жена ездит без охраны и целый день мотается по лавкам и салонам красоты? Да залег в кустах у солярия, шлепнул ее из пушки с глушителем, когда она выходит вся в маникюре и прическе, и все дела.
— Тоже верно, — уныло согласилась я. — Ну что, версию о том, что клиент сбежал из-под ареста, оставляем как рабочую? — Ленька кивнул. — Тогда говори, кому мешал Нагорный.
— Карапузу, — ответил Ленька.
— Карасеву? Нашему дону Корлеоне? Та-ак. А я-то думала, что Нагорный — его правая рука…
— Был до поры до времени. А потом стал сильно мешать.
— Чем это?
— Поднимал бунт. Внедрял в сознание орг-преступности, что «папа» уже стар и беззуб, что утратил позиции, и, главное, накануне своего исчезновения прилюдно попросил «папу» отчитаться о состоянии финансов кодлы. И «папа» пригорюнился, потому что с доверенным ему общаком все было проблемно.
Я присвистнула.
— «Тигру в зоопарке недокладывают мяса»? Так, может, все просто? Нагорному заткнули рот по заказу Карасева?
Ленька вздохнул.
— Если бы… У меня есть человечек надежный в этих кругах, так он клянется, что когда Нагорный пропал, «папа» был в бешенстве. Сразу из Москвы примчался и всех на ноги поднял, велел искать.
— Играл? — предположила я.
— Непохоже. Да и из других источников информация потекла, Карасев сам его искал, реально.
— Послушай, Леня, — я повернулась к нему, — работников ресторана кто-нибудь колол по-настоящему? Ну не верю я в то, что двое человек испарились из-за столика в ресторане так, что никто ни сном ни духом! Ты же сам видел, клиентов мало, меньше, чем официантов. Вроде ты их не видишь, а они ловят каждое твое движение. Плюс вышибала, гардеробщица — куда они все подевались? Вдруг все дружно захотели в туалет?
Кораблев вытащил вторую сигарету и неторопливо разминал ее в пальцах. — Да правда, правда все, что вы говорите, — поморщился он. — И их просто всех допросили, серьезно с ними никто не работал. Следователь сказал — не лезьте, я сам допрошу, кого надо.
— А с Карасевым работали?
Ленька повернулся и посмотрел на меня долгим взглядом.
— А как, Мария Сергеевна, вы представляете себе работу с Карасевым?
Я пожала плечами.
— Вот именно, — констатировал он. — Его же не закроешь просто так, на пару суток, сразу визг подымется. Можно только униженно просить об аудиенции и задавать вопросы. Последний раз с ним работали по убийству начальника рефрижератора в порту. Помните скандал с тремя тоннами окорочков, которые были загружены в холодильник, а потом пропали? Никто не сомневался, что это Карасев окорочка шваркнул. А тут как раз и начальника рефрижератора застрелили. Прокуратура написала отдельное поручение, мол, установите местонахождение господина Карасева и проверьте его на причастность к преступлению. Шеф вызвал идиота Татарина… Знаете Татарина?
Я знала. Глупее этого опера земля еще не рождала (впрочем, каждый раз, когда я сталкиваюсь с уникальными придурками, искренне считаю, что это уже предел человеческих возможностей, как писал Чехов — «и прекрасное должно иметь пределы». И всякий раз оказывается, что это еще цветочки, что называется, думала, что это уже полный идиот, а нашелся еще полнее). Фамилия его была Шарафутдинов; мне довелось как-то работать с ним на обыске, где он отличился так: перед моим приездом, при личном досмотре подозреваемого в убийстве, он обнаружил у него в кармане окровавленный нож, о чем мне и сообщил, не забыв отразить этот факт в протоколе досмотра. Задержанного увезли в камеру, я закончила составлять протокол обыска и нигде не нашла этого самого ножа, вне всякого сомнения — орудия убийства. Спросила у Шарафутдинова, и он, бодро хлопая круглыми глазами, отрапортовал: «Так я ему назад в карман засунул!» Я, отказываясь верить своим ушам, уточнила неужели он спустил его в камеру с ножом в кармане? Ага, радостно подтвердил Шарафутдинов, вы же будете свой протокол составлять, а нас учили: если где чего обнаружишь, там и оставь, пока следователь не изымет по всем правилам. Молясь про себя, чтобы задержанный отморозок никого не успел порезать, я все бросила и понеслась в РУВД, где оперативно вытащила его из камеры и обезоружила. У милиционеров в ИВС глаза на лоб полезли, когда они увидели извлеченный из кармана подозреваемого окровавленный тесак; они-то его отправили в камеру без досмотра, ориентируясь на протокол, составленный придурком Татарином. Как выяснилось, клиент был в состоянии наркотического опьянения, почему и не пустил в ход ножичек. А так — страшно подумать, как могло аукнуться отсутствие мозгов в голове Шарафутдинова!