Забившись со Степаном в уголок, Герман рассказал, что заболел внезапно — прямо утром, после серьезного злоупотребления, проснулся больным. Его ломало от дневного света, болели кости, вдруг стало трескаться лицо, кожа становилась все тоньше и тоньше и потом начала лопаться, образуя ужасно болезненные язвы. Поначалу он грешил на некачественное спиртное и похмелье; неделю не пил, а ему становилось все хуже и хуже. Тогда он стал грешить на СПИД и ЗППП[4], поскольку был молодым интересным мужиком, на которого женщины вешались чуть ли не на улице.

Он сходил последовательно к венерологу, наркологу и дерматологу. Каждый специалист открещивался от него, а ему становилось все хуже. Он натурально начал сходить с ума от боли и страха. И то сказать, если человек по утрам вместо своего красивого лица видит чудовищную маску из бурой бугристой кожи, с красными глазами и зубами, и все это сопровождается жуткими болями, которых он, как ему кажется, не заслужил, можно с ума сойти.

И сумасшествие началось. Он решил, что он вампир, и сам поверил в это. И как-то, приведя к себе дешевую проститутку, не погнушавшуюся его непрезентабельным видом, дождался, пока она забылась тяжким сивушным сном, и впился зубами ей в шею.

Насмерть перепуганной женщине удалось отбиться от него и сбежать, но вкус человеческой крови он успел почувствовать. И почему-то наутро наступило улучшение, или ему так показалось.

Однако девушка привела к нему милиционеров. Его притащили в отделение, но видя, что он неподдельно страдает, списали его вампирский поступок на алкогольное опьянение и отпустили.

Из осторожности, да еще опасаясь, что неудовлетворенная проститутка напустит на него своих сутенеров, которые вряд ли окажутся такими же добренькими, как милиция, он съехал со своей жилплощади и стал снимать квартиру у парня, завербовавшегося на Север.

И поскольку он уже был заражен непреодолимым желанием пить человеческую кровь, а в съемную квартиру приводить проституток боялся, однажды ночью он напал на прохожую девушку на улице, ударил ее по голове, чтобы преодолеть сопротивление, и впился зубами в ее тоненькую шейку. Ему опять полегчало, а судьбой девушки, оглушенной и брошенной им посреди улицы, он так и не поинтересовался. Он стал часто выходить на охоту, насмерть, конечно, никого не загрызал, но в одну лунную ночь его все-таки поймали. Возбудили дело по факту хулиганства, странности в его поведении заставили дознавателя назначить ему психиатрическую экспертизу — “пятиминутку”, как называют ее обследуемые. Тем не менее за пять минут врачи определили у Орлова психическое расстройство, но поскольку степень общественной опасности содеянного им была невелика, — всего лишь легкий вред здоровью, дело прекратили, а его отправили лечиться по месту жительства.

И только доктор в психиатрической больнице заподозрил, что ухудшение физического состояния больного может быть связано с патологией крови.

Когда Орлову объявили диагноз, он решился спросить у врача, поможет ли ему теплая кровь. Врач обтекаемо ответил, что если ему кажется, что средство помогает, то надо его использовать. Оба они, неизвестно из каких соображений, не упоминали, о чьей крови идет речь.

Я потом допросила этого врача. Честь и хвала ему за правильный диагноз; но он уверял меня, что речь шла о свиной крови.

Так или иначе, Герман получил своего рода индульгенцию на питие крови. А Степан Бендеря решил тоже попробовать, — а вдруг кровушка и ему поможет. В общем-то Степана мало интересовали россказни сопалатника о нелегкой вампирской жизни; но его зацепило одно обстоятельство: Герман уверял, что мучительные головные боли отступают, если попьешь теплой крови.

Поначалу Бендеря-старший тоже пробавлялся проститутками да случайными прохожими, и был к тому же менее удачлив, чем Орлов: Степану редко удавалось вкусить человечьей крови, его чаще били, и один раз избили так, что его застарелая черепно-мозговая травма усугубилась.

Все это несчастный страдалец рассказал младшему брату Василию.

И Василий успокоил его:

— Я же во Львове в морге работал, у меня вообще среднее медицинское образование, фельдшер я. Я ему и говорю — мол, зачем тебе на людей по ночам нападать. Давай, я в морг устроюсь, и буду у покойников свежих кровушку выцеживать, никто и не заметит, и безопасно. Да еще и заработаю.

И он действительно устроился в морг, и с чисто хохляцкой обстоятельностью стал в блокнотиках вести записи о том, сколько товара он добыл; мерил и стаканами, и миллиграммами. Бывало, руки дрожали и кровь проливалась на блокноты.

О бесславном конце этой эпопеи я уже знала. Василия застукали, когда он с помощью донорской иглы набирал во флаконы кровь мертвецов. Но до подробностей, к его счастью, докапываться не стали, просто выгнали.

Ушлый Вася, между прочим, времени зря не терял и действительно сделал дубликаты ключей от помещений морга. Охрана не особо вдавалась в детали, видя знакомое лицо, им и не сообщили, что Бендеря уволен. А руководства и экспертов по ночам в морге, за редкими исключениями, не бывало. И он долго резвился там, постепенно и сам привыкая к мысли, что он происходит из семьи вампиров, и добывает кровь для своего брата, заслуженного вурдалака.

Но еще до увольнения Василия из морга, Степан поделился способом добычи крови с Орловым. И тот взмолился — мол, буду платить, хорошо платить, только достаньте кровь.

Василий обеспечивал кровью и брата, и Орлова, но тут его выперли с места службы, и проблема добычи крови зазвучала с новой силой.

Бойкому Василию пришла в голову спасительная мысль — а почему бы не использовать для этой цели бессловесных соседей по квартире брата: лежачего старика и умалишенную клушу. И он наладил изъятие крови у этих убогих, которые и пожаловаться-то не могли никому. Цедил понемножку, но зато и подкармливал доноров, как мог. И однажды показал Орлову, как управляться с донорской иглой. Орлов кивал головой, а потом перестал приходить за кровью.

Василий догадался, что отныне Орлов, которому надоела мертвая кровь, и даже кровь живых, но убогих, стал обеспечивать себя сам — не только кровью, но и острыми ощущениями, которых требовала его психически больная натура.

А самое страшное, что в конце концов взбунтовался и старший брат, Степан. То ли он пообщался с Орловым, то ли у самого уже окончательно заехали шарики за ролики, но он повадился тоже ходить на охоту в лунные ночи, но только не на улицу, как раньше, до приезда брата, а в подвал, где ночевали местные бомжи.

И однажды братец вернулся домой с окровавленным ртом, в разорванной и залитой кровью одежде, и поделился с Василием, что бомж, из которого он пытался выпить кровь, оказал ему сопротивление, и как-то так получилось, что он, Степан, убил этого бедолагу.

Труп они не решились оставить в подвале, перетащили его в квартиру. Василий, используя свои медицинские познания, расчленил тело в ванне, они упаковали его в большую сумку и вывезли за город вместе с топором. И идя по весеннему лесу по колено в воде в поисках укромного места, где можно оставить труп, Василий вдруг подумал, что его старший брат не остановится. И когда-нибудь убьет и его. Решение пришло мгновенно. Вытащив из сумки топор, Василий одним взмахом отрубил брату голову, подсознательно помня, что вампира можно убить только так — обезглавить или вогнать в сердце осиновый кол.

Сумку с трупом он бросил у станции под платформу, когда возвращался с места убийства брата. Сам не заметил, что после того, как отрубил брату голову, подхватил сумку с расчлененным бомжом и тащил ее до самой станции. Спохватившись, он сунул туда топор и избавился от ноши.

Как ни странно, эта сумка так и лежала под платформой до тех пор, пока мы не поехали и не изъяли ее. От расчлененного трупа там осталась одна склизкая каша, а вот топор прекрасно сохранился, и на нем нашлись следы крови, идеально совпадающие с кровью старшего Бендери.