Ник кивнул и мягким голосом сказал:

— Я знаю, прости…

— И как же я могла простить тебе это? — В ее голосе послышались нотки отчаяния. — Видишь ли, дело было не столько в том, что ты не доверял мне, сколько в том, что я чуть не потеряла доверие к самой себе. Я начала сомневаться в естественности и истинности своих чувств…

— Марджи, я был слишком глуп, чтобы осознать свое счастье находиться рядом с тобой, дышать вместе с тобой одним воздухом, любоваться одной и той же землей и небом, каждый день и каждую ночь делить жизнь с тобой и только с тобой. — Он сделал паузу, нежно провел ладонью по ее щеке, нежно улыбнулся. — Я не могу потерять тебя. Потому что люблю тебя. Люблю сильнее, чем ты можешь представить.

— Я верю теперь…

— Обещаю попытаться, искренне попытаться выбраться из своей раковины и стать открытым. Вот только… я не могу обещать, что буду эталоном совершенства.

— Ник, я люблю тебя. И вовсе не прошу, чтобы ты стал каким-то там эталоном.

Когда он обнял ее и поцеловал, ощущение беспредельного счастья всколыхнуло все внутри Марджи: ее рассудок, казалось, подернулся легким туманом, а сердце заколотилось в тысячу раз сильнее. Оторвавшись наконец от ее губ, Ник широко улыбнулся и сказал:

— Правильно. Вполне достаточно одного эталона на семью. Ты настоящее совершенство, Марджи, любовь моя…

Две мойры, сдвинув облачные кресла, дружно вязали белоснежное кружевное полотно. Одно на двоих. Без единого темного пятнышка… Но вот одна из сестер на секунду оторвалась от работы, огляделась, задумчиво потерла висок и потянулась к корзинке с разноцветным бисером…