Несколькими минутами позднее экономка в весьма приподнятом расположении духа хлопотала в комнате госпожи, радуясь предстоящему походу по магазинам. Мысленно она уже составила целый список вещей, которые нужно купить. Что касается денег, то с ними у фрау Хольц не могло возникнуть затруднений, поскольку, во-первых, ее нужды всегда были очень скромны, а во-вторых, потому, что в качестве домоправительницы у ван дер Рисов она неизменно получала хорошее жалование. Да и что могла пожелать женщина ее положения, тем более находясь где-то на Яве, кроме платья и пары приличных ботинок, покупавшихся не чаще, чем раз в год? Но как бы то ни было, Лондон разжег аппетиты фрау Хольц. Несколько прогулок по парку и рыночной площади открыли домоправительнице глаза на тот факт, что слуги богатых господ во многом подражали здесь привычкам своих хозяев (во всяком случае, одежда слуг свидетельствовала о состоянии хозяйских кошельков). Немка вдруг устыдилась своего простенького бумазейного платья и стала мечтать о том, как украсит его нарядными оборочками у выреза и на рукавах.

Сирена повернулась к зеркалу, чтобы во всех подробностях осмотреть свой костюм. «Цвета средиземноморской воды», — подумала она еще тогда, когда выбирала ткань. Поверх платья была надета щегольская куртка, украшенная золотой тесьмой на лацканах и пышных рукавах. Довольно строгий покрой скрадывался чрезвычайно изящным оттенком ткани, что придавало наряду женственность. На голове Сирены красовалась небольшая шляпка с вуалью и экзотическим пером на тулье. Испанка натянула лайковые перчатки и была вполне готова к поездке.

Пассаж располагался на пересечении Корн-хилл и Треднидл-стрит. Огромное здание в форме четырехугольника, в центре которого находился обширный двор, было насквозь пронизано многочисленными галереями, в свою очередь поделенными на десятки, если не сотни, крошечных лавочек. Туда то и дело забегали хорошенькие девушки, а вслед за ними тащились вереницей здешние щеголи и фаты — постоянные посетители ближайших кофеен и ресторанов. Около Пассажа было не протолкнуться из-за обилия пешеходов и величественно разрезавших людскую массу экипажей и карет, нередко с самыми изысканными гербами на лаковых дверцах.

Измотанный долгой ездой по булыжным мостовым, выяснением правильной дороги у всякого сброда и, наконец, бесконечной вереницей пересекавших дорогу разномастных торговцев с их скрипучими тележками, Якоб почувствовал, что терпение его на пределе.

— Эх, вот бы оказаться сейчас в открытом море! — пожаловался он Сирене, однако та прекрасно знала, что старик почувствовал бы себя несчастным человеком, отошли она его обратно на корабль, к остальным членам команды. Якоб просто пропал бы от тоски, если бы его лишили возможности заботиться о своей госпоже, а уж тем более о дражайшей фрау Хольц. Он по собственной воле возложил на себя обязанности их стража и отступать не собирался, чего бы это ему ни стоило.

Едва Сирена и фрау Хольц вошли под своды Пассажа, они оказались во власти восхитительных ароматов и разноголосых выкриков зазывал, расхваливавших свои товары.

Поднявшись об руку с экономкой на верхнюю галерею, сеньорита Кордес притворилась, что не слышит комплиментов, которыми осыпали ее с иголочки одетые молодые бездельники, обычно не пропускающие ни одной светской дамы, явившейся сюда без спутника-мужчины, и напропалую флиртующие с хорошенькими продавщицами. Фрау Хольц презрительно фыркнула и наградила бесстыдников столь суровым взглядом, что те тотчас же отступили, обескураженные.

Женщины путешествовали из лавочки в лавочку, вновь и вновь останавливаясь, чтобы посмотреть очередную пару перчаток или ленты для платья. Сирена до такой степени поддалась духу Пассажа, веселому и бойкому, что не заметила, как приобрела целых семь пар перчаток разного цвета. Фрау Хольц также не устояла перед соблазном и купила две пары, обе черные.

Чулки, плюмажи, веера, пуговицы, иголки, кружева, экзотические пряности — словом, здесь можно было найти все, чего душа пожелает. Однако через несколько часов у фрау Хольц стали подгибаться от утомления ноги, а у Сирены разболелась голова, да и вообще толчея и давка в Пассаже порядком им надоела.

Уже перед тем как уходить, госпожа и экономка заглянули в ювелирный магазинчик. Фрау Хольц вся обмерла от восхищения, увидев на бархатной подушечке великолепные серьги. Повинуясь внезапному импульсу, Сирена подошла к прилавку и купила их для своей старинной подруги. Ювелир внимательно посмотрел на покупательницу, отметив про себя ее богатое платье, и негромко сказал:

— Если мадам интересуется настоящими драгоценностями, то она сделала правильный выбор, заглянув именно в этот магазинчик.

Сирена окинула продавца беглым взглядом и почему-то вспомнила о тех богатых старых евреях, которые часто заходили в Кадисе в дом ее отца. Она подумала, что ювелиру можно доверять, особенно если это касается качества его товаров. Для людей подобной профессии собственная репутация много дороже, чем золото или бриллианты.

— Если вы будете настолько любезны, чтобы показать мне ваши сокровища, — проговорила Сирена, — я, возможно, ими заинтересуюсь.

При этих словах ювелир просиял, хотя в то же время стал внимательно оглядываться по сторонам: было бы неумно обнаружить перед слоняющимися по Пассажу подозрительными личностями, что он действительно обладает чем-то стоящим. Продавец с поразительным проворством нагнулся, чтобы достать из-под прилавка какую-то коробку, и Сирена заметила у него на темени аккуратно расшитую золотом ермолку. Это крошечная иудейская шапочка как-то не вязалась с заношенным и истрепанным нарядом ювелира. Невольно приходило на ум, что под маской скромного владельца небольшой ювелирной лавчонки скрывается человек обеспеченный, даже богатый. Впрочем, Сирена понимала, что бахвалиться своей состоятельностью — это всегда, по меньшей мере, неумно, даже если и не всегда опасно.

Руки ювелира слегка дрожали, когда он открыл футляр.

— Все это пришло ко мне с Востока, мадам, и сегодня, заглянув в ваши глаза, я понял: вот та, которая достойна обладать подобными сокровищами!

Сирена вперила восхищенный взгляд в разложенные на черном бархате драгоценности. Особенное внимание привлек к себе нефритовый кулон на золотой цепи, с изумительным искусством сработанный в виде желтовато-зеленого китайского дракона, в глазницах которого горели два крупных рубина.

Сеньорита Кордес вспомнила о платье, которое она заказала миссис Уитткэм, и поняла, что к плотно прилегающему, переливающемуся, как змеиная кожа, шелку подобный кулон подойдет как нельзя лучше.

— Вы не солгали, сэр, — сказала она восторженно. — Это действительно намного превосходит все то, что мне приходилось видеть.

Сирена не смогла скрыть своего восхищения, как ни старалась. Она знала, что не следует обнаруживать перед торговцем подобные чувства, но в глубине души согласна была заплатить втридорога за этот кулон, лишь бы только украсить им свое платье.

С трудом переводя дыхание, Сирена сообщила ювелиру, где она живет, и пригласила зайти. Старик немедленно представился Соломоном Леви и дал ей одну из своих визитных карточек.

В ту самую минуту, когда сеньорита Кордес нехотя положила императорского дракона обратно в футляр и вышла вместе с фрау Хольц из лавки, Соломон Леви расплылся в улыбке. Да, он мог поздравить себя с удачей.

Кулон был редкостно красив и стоил, в общем-то, любых денег. Ювелир справедливо считал себя не только порядочным деловым человеком, но также и человеком проницательным. Поскольку Сирена так и не справилась о цене кулона, Леви понял, что, какова бы ни была запрошенная им сумма, он получит ее незамедлительно.

Вновь спрятав футляр под прилавок, Соломон подумал, что сегодня у него был удачный день. Однако в глубине души все-таки шевельнулось легкое сожаление о том, что придется расстаться с кулоном. Иногда по ночам, в полном уединении и вдалеке от любопытных глаз, старику случалось вытаскивать драгоценный ящичек из-под стола и в неверном свете свечи любоваться нефритовым китайским драконом. Ныне утешением ему могло послужить лишь то, что кулон попадет в достойные руки: сеньорита Кордес была необыкновенно красива. Только таким женщинам Леви мог позволить носить подобные драгоценности!