Изменить стиль страницы

К тому времени, когда новобрачная добралась до своей комнаты, сердце у нее буквально выпрыгивало из груди, кровь билась толчками в каждой жилке. По одному только взгляду Ригана Сирена поняла, как неистово он жаждет ее и как сильно сожалеет о своем обещании освободить невесту от исполнения супружеских обязанностей, не принуждать ее делить с ним брачное ложе. Девушка вспомнила улыбку, которая играла на его губах, когда он давал это обещание. Но могло ли оказаться возможным, чтобы Риган изменил однажды данному слову?

Назло себе Сирена самым тщательным образом позаботилась о своем туалете. В качестве последнего штриха она слегка окропила шею вот этими самыми духами с мускусным запахом и вся словно бы окуталась облаком чувственности.

Завязав волосы мягким, свободным узлом на затылке — таким образом, чтобы тонкие локоны невесомо струились ей на лоб и плечи, — Сирена убедилась, что выглядит соблазнительно, и стала ждать…

Вновь и вновь она мысленно репетировала предстоящую сцену. Риган постучит в дверь, желая войти. Поколебавшись немного, не без лукавства, она его впустит. Ее плоть, словно бы отполированная жадными, опаляющими взглядами Ригана, затрепещет в ответ. Сирена встанет спиной к не слишком яркой лампе, чтобы он мог насладиться обворожительными линиями ее тела, едва прикрытого лиловой ночной рубашкой.

Он подойдет к ней совсем близко, и запах мускуса разожжет в нем желание. Он вытянет руку и коснется мягкого локона, ниспадающего ей на щеку, потом коснется шелковистой шеи, потом… Потом Риган грубо, почти отчаянно прижмет ее к своему мускулистому телу, и в тяжелом, прерывистом дыхании обнаружится легкий привкус недавно выпитого вина. Губы будут искать губы и, наконец, сольются в долгом, обморочно прекрасном поцелуе. На миг отстранившись, Риган заглянет ей в глаза, умоляя освободить от опрометчивого обещания…

* * *

Измученная этими видениями, Сирена стряхнула с себя пустую мечтательность. Нет, не такой была ее первая брачная ночь! Пристыженная женщина закрыла лицо руками. Риган так и не пришел к ней в комнату и, увы, не добивался ее ласк с мольбой в глазах. Он покинул дом. Она слышала его шаги, слышала удаляющийся стук копыт его лошади. Риган смел подарить мерзкой немецкой шлюхе это невероятное наслаждение — знать, что ее любовник оставил супружеское ложе, чтобы полететь в ее объятия и почти погибнуть в муках предназначенной другой страсти.

Сирена ударила кулаком по воде. Она тогда планировала унизить Ригана, мягко отказав ему. Вместо этого он сам ее унизил, так и не заглянув в комнату. На душе у Сирены скребли кошки, словно бы она вновь переживала ту кошмарную ночь, когда ван дер Рис променял ее на распутную немку, не позволив супруге насладиться правом на отказ.

Фрау Хольц вошла в комнату и, присев на диванчик, подождала, пока госпожа закончит купание. И все это ради какого-то дубиноголового Ригана! А он, насколько старушка могла судить о мужчинах, наверняка ничего и не заметит! Все эти бесконечные приготовления, безумная расточительность и тому подобное ни к чему не приведут. Скорее всего, Сирена вновь почувствует себя опустошенной…

— Вы уже решили, какое платье наденете?

— Вон то, темно-зеленого шелка.

Не успела фрау Хольц положить платье на постель, как госпожа переменила мнение:

— Нет-нет, я думаю, алое!

Поджав губы, экономка заменила зеленое на алое.

— Впрочем, день сегодня гнетущий, пасмурный, так что лучше я надену желтое. Риган ведь любит желтый цвет…

Три с лишним часа, девять отвергнутых платьев, четыре пары туфель — и вот Сирена наконец оделась. Фрау Хольц вздохнула с облегчением, когда госпожа натерла щеки красной испанской бумагой и уложила волосы. Впрочем, когда Сирена повернулась, экономка побледнела, увидев, насколько глубок вырез платья.

— Ну, что вы думаете? — последовал вопрос.

— Я знала, что вам лучше вернуться к темно-зеленому шелковому. Вы великолепны! Как же еще вам выглядеть? Да, великолепны. Менеер ван дер Рис будет просто сражен!

Пока домоправительница ходила за лакеем, Сирена нервно сжимала кулаки. А если Риган даст ей от ворот поворот? А если он откажется даже разговаривать, заметив лишь, что брак их расторгнут и обсуждать больше нечего? А если… Ах, что толку ломать себе голову! Сирена должна с ним встретиться и посмотреть, как он отреагирует на то, что она здесь, в Англии.

Сирена вновь тряслась в экипаже по улицам Лондона. Несколько раз, пока тянулось их путешествие, она слышала, как Якоб и кучер осыпали проклятьями, а иногда и ударами бича, всех этих бродяг и нищих, затруднявших продвижение к холму Святого Дунстана. Переезд, занимавший в обычных условиях менее часа, продлился на сей раз почти два с половиной, и Сирена начала беспокоиться, что Риган уйдет куда-нибудь из офиса или будет отозван по какому-нибудь срочному делу. Почему, ну почему она так долго провозилась, выбирая подходящее платье?! Риган никогда не обращал внимания на всю эту парадную сбрую! Если он все еще любит свою Сирену и все еще жаждет встречи с ней, ему не составит труда принять ее одетой даже в рубище и с головой, посыпанной пеплом!

Экипаж остановился на углу Святого Дунстана и Темз-стрит. Сирена подняла руку, чтобы постучать в дверь, — голова гордо вскинута, плечи расправлены.

Быстро, чтобы не переменить решение, Сирена вошла. Ван дер Рис стоял подле огромной настенной карты, отмечая на ней, очевидно, новый навигационный маршрут.

Уже при одном взгляде на широкую спину супруга у Сирены пробежала по телу дрожь. Она видела, как он наклонился, вероятно, обдумывая иной судоходный путь, отличный от только что проложенного. Риган слегка пошевелился, потом резко качнулся на каблуках. Нет, он совершенно не изменился: по-прежнему в прекрасной физической форме, волосы все так же по-мальчишески взъерошены и все так же светлы.

— Риган! — мягко сказала Сирена голосом, шедшим из самой глубины ее души. Да, имя было произнесено раньше, чем она успела осознать это. И оно прозвучало точно мольба, точно крик, вырвавшийся из недр ее сердца. Она увидела, как напряглась его спина. Медленно, словно бы во времени образовались какие-то зловещие пустоты, как это иногда случается во сне, Риган повернулся к ней лицом. Он, похоже, отказывался верить своим глазам. Если голландец и догадался о тех чувствах, которые сквозили в голосе Сирены, когда она произнесла его имя, он не подал вида.

Красавица-испанка буквально пожирала Ригана взглядом. По ее глазам легко угадывалось, какие эмоции переполняют несчастную. Ей следовало сказать что-нибудь, сделать хотя бы движение навстречу. Однако ноги словно вросли в пол, язык не слушался…

— Ты… ты хорошо выглядишь, Риган, — пробормотала наконец Сирена.

Мускулы на его руках заметно напряглись, Риган сжал пальцы в кулак.

— Да и ты неплохо выглядишь, — проговорил он холодным, насмешливым тоном. — Вижу, что тебе удалось преодолеть свое горе. Боже мой, уж не обманывает ли меня зрение! Ты, кажется, потеряла свои четки!

— Риган… я…

— Ты решила съездить в Англию и нанести мне визит? Об этом тебе хочется сказать? Слишком поздно, Сирена. Зачем бы ты сюда ни явилась, ты несколько ошиблась адресом. Оглянись. Все, что ты здесь видишь, — это и есть я. Крохотная закопченная контора с комнатой, где с трудом помещается даже один человек. Пока что моя компания — это я сам, но со временем мой ввоз-вывоз составит серьезную конкуренцию голландской Ост-Индской компании.

— Но я здесь не за этим, Риган. Мне просто хотелось увидеть тебя и кое о чем поговорить. Я хочу знать… хочу услышать из твоих собственных уст, по какой причине ты расторгнул наш брак. Я хочу от тебя лично услышать, что ты меня больше не любишь. Скажи, что это так, и я больше никогда тебя не побеспокою, никогда! — выкрикнула Сирена срывающимся голосом, вынуждая его произнести эти жуткие слова и в то же время отказываясь верить, что он так и сделает. — Я люблю тебя, Риган! Да, я до сих пор люблю тебя! Я отдала тебе все, чем обладала: сердце, душу, тело. Я подарила тебе сына! Я любила и твоего первого сына, Калеба, любила так, словно он был и моим ребенком! Я была готова отдать за тебя жизнь… Так почему же, скажи, почему ты так жестоко поступил со мной?! У меня теперь нет ничего, ты все отнял! Даже Калеб от меня отвернулся! — в глазах Сирены стояли слезы. — Почему?