— Ах ты, сукин сын, обещал, что будешь писать. Я так о тебе беспокоился!

— Но я же писал.

— Ах да, одно письмо на полстранички. Я тысячу раз звонил твоей матери. И каждый раз она плакала. На следующей неделе город будет чествовать Эша с малышами. Один из мальчишек точь-в-точь ты. Подумать только, трое детей!

— Ладно, как ты смотришь на то, чтобы я скинул эту форму? Мы немного погуляем, а завтра — в Нью-Йорк. Кстати, ты со мной или нет?

Джерри посмотрел в упор на Саймона.

— Ты не хочешь сказать мне, почему не идешь домой? Если считаешь, что это не мое дело…

— Чтобы какой-нибудь газетчик раскопал, что я воевал под чужим именем? Я знаю, что сделал, а это самое главное. Эш обо всем знает. Мы встречались пару раз, заключили мир. Эш дослужился до майора. Лихой получился пилот. Даже сбил одного японского аса. Насколько я знаю, он собирается стать управляющим «Серебряным долларом» и построить новое казино. Конечно, присматривать за всеми этими заведениями нелегко, потребуется много времени, но, на мой взгляд, Эш к этому готов. Пора ему осесть. А вот я… я только начинаю жить!

— И как ты собираешься жить на три тысячи баксов?

— Если прижмет, продам машину. Кроме того, у меня есть трастовый фонд, в который тоже можно залезть. Не хотелось бы, но приятно знать, что есть куда опустить голову.

В один из редких дождливых дней в начале августа 1946 года Эш впервые всерьез поругался с женой. Он метался по спальне, стуча ногами и исторгая ругательства.

— Черт возьми, что же это такое?! У тебя дома столько прислуги, а ты заявляешь, что не можешь пойти со мной на обед. Ты просто не хочешь идти! Тебе лучше сидеть здесь и болтать по телефону с твоей подружкой Билли в Техасе. Ты хоть знаешь, какие приходят счета? А если не треплешься с ней, то всегда под рукой эта Бесс, и вы часами чешете языки.

— Да потому что тебя здесь нет, Эш. Никогда нет! Ты уходишь в три пополудни и не приходишь домой раньше трех утра. До половины второго спишь, потом все повторяется. Ты ведешь себя… недостойно.

— Недостойно? Я знаю, откуда у тебя такое мнение обо мне. Ты слишком много времени проводишь с моей матерью.

— Чего ты хочешь от меня, Эш? Бэрч простудился. А у Саджа болит ухо, и Санни тоже лежит в постели. Я не могу оставить детей, когда им плохо. Это не какое-то важное мероприятие, а просто обед. Хочешь знать, что я думаю? Ты просто ненавидишь эту жизнь, ты постоянно сравниваешь ее с той, когда тебя все хвалили, считали асом. Жизнь на гражданке тебе скучна, бизнес тебя утомляет. Как, впрочем, и я, и дети.

— Что ты хочешь этим сказать? — насторожился Эш.

— Город у нас небольшой, Эш. Я знаю, что ты с кем-то встречаешься. Я чувствую ее запах на твоей одежде… — Он даже не отрицает? — Я не заслужила этого, Эш.

— Ты за мной шпионишь?

— Нет, Эш, не шпионю. Ты и сам все прекрасно понимаешь. Наш брак начинает разваливаться.

— Я одно понимаю, что ты, Фанни, зануда. Одно и то же каждый день! Когда ты в последний раз приводила себя в порядок? Приходила в «Серебряный доллар»? Да я и не помню! Посмотри на себя, какая ты кругленькая. А чего еще ждать, ты же только и знаешь, что просиживать задницу.

— Это не так, Эш. С тремя детьми особенно не посидишь. И я не позволю тебе ко мне так относиться. Я вижу тебя насквозь: ты сделал ночью непростительное и теперь добиваешься, чтобы я чувствовала себя виноватой. Я отказываюсь жить так дальше.

— Ну так беги к моей мамочке! Она купит тебе новый дом, новую машину, новых служанок, пожалеет, и вы вместе обсудите, какие у вас никуда не годные мужья.

— Это только доказывает, Эш, что ты совсем меня не знаешь. У меня и в мыслях не было идти к твоей матери. Я вернусь в Пенсильванию. Папа будет только рад.

— Фанни, подожди. Все не так! Мы оба чересчур упрямы. О'кей, сегодня вечером я останусь дома. Мы поговорим. Но, Фанни, и тебе нужно кое-что сделать. Нельзя сидеть в доме, как в консервной банке! Иногда я думаю, что ты не та девушка, на которой я женился. Что с ней произошло, Фанни?

— Она исчезла, когда ее муж потерял к ней интерес. Скажи, Эш, когда в последний раз ты занимался со мной любовью?

— Не так давно, — бросил он.

— Шесть недель назад.

— Потому что ты всегда спишь, когда я возвращаюсь, а будить тебя мне не хочется.

— Да? А разве не было такого, что я пыталась разбудить тебя? И что?!. Как ты это объяснишь?

— Наверное, я был очень уставшим. Ты же знаешь, Фанни, иногда мне хочется влезть в кабину самолета и улететь куда-нибудь, где нет проблем. Бывают дни, когда меня тошнит от этого казино. Меня выворачивает от дыма, запаха спиртного, от всего. Даже спать мне приходится днем. Я ненавижу эту жизнь без солнечного света!

— Ты сам всегда хотел этого. Или не ты говорил, что думал об этом с самого детства, и даже там, на войне? Теперь ты говоришь, что не хочешь этим заниматься. Не уверена, что ты вообще знаешь, что тебе нужно для счастья.

Оба услышали, как захныкала дочка.

— Подожди, Фанни, мы разговариваем. Пусть о ней позаботится Мун.

— Нет, Эш, Санни больна. Маленькие, когда болеют, хотят быть со своими мамами.

— Ты слишком с ними нянчишься. Тебе надо бы потолковать об этом с моей мамой. Уж я-то точно знаю, что она… она во всю эту чушь не верила.

Чуть позже Фанни сообщила:

— У Санни температура, Саджа тоже что-то беспокоит. Мы с Мун попытаемся сделать ингаляцию.

— И как долго это будет продолжаться? — раздраженно спросил Эш.

— Возможно, всю ночь. Эш, тебе никогда не приходило в голову, что ты мог бы помочь мне? Ты же их отец. Или тебя это не волнует?

— Ради Бога, Фанни, не создавай проблем! У малышей болят животы, уши, текут носы, у них постоянно что-нибудь не так. Ничего страшного! Просто им надо больше играть на воздухе, больше есть фруктов и овощей. Ты же выводишь их не больше чем на час и даешь ореховое масло, потому что обычной пищи они не принимают. Мы оба знаем, Фанни, что мать из тебя получилась никудышняя. — Эш так хлопнул дверью, выходя из комнаты, что задрожали стекла.

В полночь Санни стало хуже, и Фанни поняла, что это не просто простуда. Передав девочку Мун, она набрала номер Бесс.

— Понимаешь, Бесс, она вся горит. Мы натираем ее спиртом, но это не помогает. Она… она совсем вялая. Пожалуйста, пусть Джон посмотрит ее. И пусть поторопится.

Джону Ноблу достаточно было одного взгляда на потемневшее личико девочки. Он тут же позвонил в Медицинский центр и попросил зарезервировать отдельную палату в педиатрическом отделении. Фанни слышала, как он сказал «Нам будет нужен кислород. Да, я привезу ее сам».

— Давно это у нее, Фанни?

— Она капризничала весь день, ничего не ела, но температура резко пошла вверх примерно час назад. Что с ней, Джон?

— Похоже, пневмония.

— Она поправится?

— Конечно, поправится! Здоровая, крепкая девочка. Укутайте ее получше. Ночной воздух прохладный, не надо ей дышать им.

По дороге в Медицинский центр Фанни, прижимая дочку к груди, спросила:

— Джон, на твой взгляд, я хорошая мать?

— Такая же, как и Бесс. Это комплимент, Фанни. А почему ты об этом спрашиваешь?

— Мы с Эшем поругались сегодня вечером. Он сказал, что в роли матери я потерпела полный провал. По его мнению, я неправильно их кормлю, мало бываю с ними на свежем воздухе. Были и другие упреки… Удивительно, человек говорит тебе всего несколько слов, но жизнь твоя вдруг меняется коренным образом. Я иногда думаю, что, может быть, он прав.

— Нет, не прав. Фанни, тебе давно пора поднять голову и посмотреть чуть дальше кончика собственного носа.

— Это не все, Джон. Я знаю о других его женщинах. Мне было так плохо, что хотелось умереть. Боже, у меня больной ребенок, а я говорю о такой ерунде… Объясни, Джон, что со мной происходит?

— Нервная реакция. Если хочешь, позвони Бесс; она могла бы посидеть с тобой.

— Нет, все в порядке. Спасибо тебе, что приехал так поздно.