— Плавучая! — усмехаются фашистские лётчики. — Как поплавок на воде. 40 на 20 — отличная цель. Да мы её сразу, в один заход!
Вылетел первый фашистский лётчик. Вот он в воздухе. Вот над морем. Подошёл к батарее: «Ерунда. Пустяки. Я её первой бомбой!»
Развернулся. Ещё развернулся. Лёг на прицельный курс.
Ждут на фашистской базе возвращения самолёта. Не торопится что-то лётчик. Время полёта давно прошло. Удвоилось время. Утроилось. Не возвращается самолёт.
Ясно на базе: недоброе что-то случилось с лётчиком. И верно недоброе. Сбили его батарейцы. Лежит он отныне на дне морском.
— Я полечу! Я докажу! — просится новый воздушный ас. — Я — сразу! Я сразу! Да что там! Один заход!
И вот в небе лётчик. Он над морем. Видна батарея.
Торжествует фашист: «Я её — первой бомбой». Разворот. Ещё разворот. Проверил расчёты. Вошёл в пике.
Ждут на базе возвращения самолёта. Время полёта давно прошло. Удвоилось время. Утроилось. Не возвращается что-то воздушный ас.
Ясно на базе: недоброе что-то случилось с лётчиком. И верно недоброе. Сбили фашиста советские артиллеристы. Рядышком с первым утих он на дне морском.
В небо новые взмыли лётчики — третий, четвёртый, пятый.
— Мы живо! Мы живо! Раз плюнуть — один заход!
Вот море. Видна батарея. Ринулись самолёты на батарею.
Ждут на базе прилёта лётчиков. Время полёта давно прошло. Удвоилось время. Утроилось. Удесятерилось. Не возвращается что-то третий. Не возвращается что-то четвёртый. Не видно, не слышно пятого.
Все 250 дней героической обороны Севастополя стояла на боевом посту плавучая батарея. 26 фашистских самолётов уничтожили за это время советские артиллеристы.
Но не только разили они врагов. Своих под защиту брала батарея. Многим обязаны мы батарее. «Квадратом смерти» называли её фашисты. «Квадратом жизни» — мы вправе её назвать.
Прошёл ноябрь. Наступил декабрь. 17 декабря 1941 года, получив пополнение, фашисты начали второе наступление на Севастополь.
На одном из участков севастопольской обороны фашисты стали продвигаться вперёд. Для отражения вражеского удара сюда был брошен батальон, срочно составленный из черноморских моряков. Пришли матросы прямо с кораблей. В полной морской форме, с полной морской выкладкой даже скатанные валиком корабельные матрасики принесли. Пошли в окопах слова диковинные: бак, полубак, рында, склянки, швартовы, гюйс. Замелькали кругом бескозырки. Зачернели кругом бушлаты.
Командовать батальоном был назначен майор-пехотинец Касьян Савельевич Шейнин.
Глянул Шейнин: хороши моряки, красивы.
И всё же беспокойство не покидает майора Шейнина. Матрос не пехотинец. Сумеют ли матросы точно бросать гранаты, точно вести стрельбу? А вдруг штыковая атака, а вдруг рукопашный бой? «Эх, хотя бы день иметь для тактических занятий!» — сокрушался майор Шейнин.
Однако где же здесь до тактических занятий. Наступают фашисты. Батальон тут же был брошен в бой.
Зря волновался Шейнин. Не подвели матросы сухопутного офицера. Встретили метким огнём фашистов:
— Полундра!
— Полундра!
Забросали врагов гранатами:
— Ну-ка вперёд, голубушка!
— Ну-ка лети, любезная!
И снова своё:
— Полундра!
В штыки, как один, ударили.
Перевыполнили матросы даже свою задачу. Не только отбросили фашистов на исходные позиции, то есть туда, откуда враги начали своё наступление, но и сами прорвались вперёд, побывали в фашистских окопах, посеяли страх и панику.
— «Чёрные дьяволы»!
— «Чёрная смерть»! — кричали опять фашисты.
Прославился смелостью батальон. Слава о героях прошла по фронту.
Как отдельная боевая единица батальон просуществовал всего два дня. Выполнил батальон свою боевую задачу, остановил врага, разошлись после этого матросы по разным соседним полкам и ротам. Создавался батальон срочно. Не успели поэтому присвоить ему ни номера, ни дать названия.
Сокрушался майор Шейкин:
— Как же так?! Как же без номера, без названия? Выходит, мол, части такой и вовсе в истории не было.
Зря сокрушался майор Шейкин.
Получил он своё название — морской бесстрашный героический батальон. Хоть и был он без номера, без звания и названия, а знает его история.
До войны солдат Трубников был учителем. Русский язык преподавал в школе.
Под Севастополем Трубников сражался в стрелковой роте.
В дни декабрьского наступления фашистов во время одного из боёв во фланг роте ударили две фашистские пушки. Били фашисты точно и большой урон наносили нашим.
Командир роты вызвал к себе группу бойцов. Среди них оказался и Трубников.
Дал командир бойцам боевое задание — подобраться незаметно к фашистским пушкам и заставить их замолчать.
— Заткнуть им глотки! — кратко сказал командир.
— Ясно, — бойцы ответили.
— Понятно, — ответил Трубников.
В группе Трубников был за старшего. Взяли бойцы автоматы, патроны, гранаты. Отправились в путь солдаты.
Перебежками, шагом, ползком, рывком, прижимаясь к земле и скалам, подобрались солдаты к фашистским пушкам. Метнули гранаты, автоматный огонь открыли. Перебитой лежит прислуга.
Подбежали солдаты к пушкам:
— Давай гранаты.
Достали бойцы гранаты.
— Взрывай их, братцы!
На пушки смотрят:
— Заткнём им глотки!
— Минутку. Стойте, — сдержал бойцов Трубников.
Повернулись бойцы на голос.
— Зачем же пушкам вдруг быть немыми, — сказал, улыбнувшись солдатам, Трубников. — Научим лучше их русской речи.
Не сразу смекнули бойцы, в чём дело: речь о какой здесь речи?
И вдруг поняли. У пушек горы лежат снарядов. Зачем же гибнуть зазря снарядам!
Зарядили солдаты пушки.
Развернули солдаты пушки.
— Огонь! — скомандовал Трубников.
Ударили пушки туда — но фашистам. Взорвали округу могучим басом.
За выстрелом первым второй и третий. За третьим четвёртый, шестой, десятый…
— Ну как — по-русски? — кричит Трубников.
— По-русски, по-русски, по-нашенски, — в ответ солдаты.
Заговорили по-русски фашистские пушки.
Возвращались солдаты в родную роту. Шагает со всеми Трубников.
— И вправду — учитель, — смеются солдаты.
Севастополь — южный, конечно, город. Однако декабрь есть декабрь. И здесь в декабре морозно.
Оделись бойцы в шинели. В бушлатах своих матросы. Фашисты тоже в зимней военной форме.
И вдруг… Смотрят бойцы — атакуют фашисты в одних мундирах. Было это 28 декабря 1941 года. Отдан строжайший приказ фашистским солдатам взять в этот день наконец Севастополь.
Смотрят наши бойцы на фашистов, гадают:
— Не завезли им, видать, шинелей.
Кто-то вставляет:
— Знают фашисты: жарко им будет в бою. Потому и шинели скинули.
И вот во время одной из атак группа бесшинельных фашистских солдат была взята нашими в плен. Стоят они, сутулятся, жмутся от страха, от ветра, от холода.
Наши бойцы к фашистам:
— Почему без шинелей?
— Не завезли вам, видать, шинелей.
— Из Италии, из Африки, что ли, сюда вы на помощь прибыли?
— Найн, найн, то есть «нет», — говорят фашисты. — Имеем шинели. Положена каждому.
— Так где же шинели?
— Сдать приказали.
— Как приказали? Зачем приказали?
Оказывается, верно — был отдан такой приказ. Приказали фашистские генералы: сдать солдатам свои шинели.
— Получите в Севастополе, — объяснили фашистские офицеры своим солдатам — и обед, и шинели.
— И обед?
— И шинели?
— Да, — говорят офицеры. — И ордена.
Были уверены фашисты, что их солдаты ворвутся в этот день в Севастополь. Чтобы лучше сражались, отняли у них шинели.
Рассмеялись советские бойцы. Смотрят они на фашистов.
— Да пока к Севастополю вы прорвётесь, простуду, чахотку схватите.
— Насморк!
— Кашель!
— Плеврит!