Левее первой батареи стояла вторая батарея. И на той батарее четыре орудия.
Увидели на второй батарее, что на первой прекратили огонь, увидели и оленье стадо.
— Прекратить огонь! — прошла команда по батарее.
Замолчали орудия. Прекратила огонь батарея.
Левее второй батареи стояла третья. И на этой оленей видят. И тут команда — не стрелять!
Стихла канонада над лесом, над полем. Идут, как в строю олени.
Стихла стрельба из орудий. Вдруг телефон затрещал на батареях. Звонили с командного пункта.
— Что там такое? Почему прекращён огонь?!
Отвечают:
— Стадо.
— Какое стадо?
— Олени.
— Что олени?
— Идут через поле.
— Олени? Да ну! Красавцы?
— Красавцы!
— Понятно, — ответил голос.
Пересекло поле оленье стадо. Скрылись в лесу олени.
Много армий шло на Берлин: 3-я гвардейская, 3-я Ударная, 5-я гвардейская, 5-я Ударная, 13-я армия, 33-я, 47-я. В составе трёх фронтов, наступавших на Берлин, наступали 17 общевойсковых армий. А кроме этого, шли ещё танковые армии, принимали участие в боях воздушные армии. Шли артиллерийские соединения, сапёры, связисты, автомобильные части. Более миллиона советских солдат принимали участие в грандиозном наступлении на Берлин.
В числе других войск шла и 8-я гвардейская армия. 8-я гвардейская это в прошлом 52-я. Та самая героическая, непобеждённая, которая обороняла и отстояла Сталинград. Та самая, которой командовал прославленный сталинградский генерал Василий Иванович Чуйков.
Дальний путь прошагали солдаты 8-й гвардейской армии. После Сталинграда сражались они на Дону, освобождали Донбасс, изгоняли фашистов с Украины, освобождали Польшу.
Вот и снова идут солдаты. В последнем марше идут солдаты. Рядом совсем Берлин.
Шагают, идут солдаты. В последнем пути солдаты.
На одном из последних маршей догнал одну из стрелковых рот генерал Чуйков.
— Генерал… Генерал… Сам Чуйков! — зашептались солдаты.
Увидел Чуйкова ротный:
— Смирно!
Подтянулись солдаты, ударили в землю парадным шагом.
— Вольно! — сказал Чуйков.
— Вольно! — подал команду ротный.
Приказал генерал Чуйков остановить солдат.
Остановились солдаты. Смотрит на них генерал:
— Ну что ж, дошагали, выходит.
— Дошагали!
— Рядом Берлин.
— Рядом! — дружно в ответ солдаты.
Смотрит генерал на солдат, на лица, на ордена. К одному, к другому:
— Сталинградец?
— Сталинградец!
— Сталинградец?
— Сталинградец!
Снова солдат понравился:
— Сталинградец?
— Так точно, товарищ командующий.
Посмотрел на орден. Опять на солдата. Признал солдата.
— Никак, орден тебе вручал?
— Так точно, товарищ командующий.
Похлопал Чуйков солдата по плечу, посмотрел на него внимательно. Гимнастёрка. Пилотка. Ремень. Строен солдат. Подтянут.
— Хорош, — хвалит Чуйков. — Хорош. Гвардеец. Сталинградский орёл!
Сказал про орла, глянул на ноги. На гвардейские ноги. Истрепались, исхлестались на дальних дорогах солдатские сапоги. Вот-вот — и совсем развалятся.
Вслед за генералом Чуйковым посмотрел и ротный на солдатские сапоги, посмотрел и взводный. Старшина из хозяйственной части глянул: да, не гвардейские сапоги.
Обратился генерал Чуйков к солдату с укором:
— Что же это у тебя, брат, сапоги такие? Дрянь сапоги!
Повернулся к офицерам, к старшине и им:
— Дрянь сапоги.
— Так точно, дрянь, — ответили офицеры.
— Так точно, дрянь, товарищ командующий, — ответил старшина.
Все повернулись, смотрят на солдата. Вытянулся солдат по команде «смирно». И вдруг:
— Никак нет, товарищ генерал.
— Что никак нет? Дрянь, говорю, сапоги.
— Никак нет. Отличные сапоги, товарищ командующий, — опять о своём солдат. Подтянулся, руки по швам: — Сталинградские, — произнёс.
— Так точно, товарищ генерал, — подтвердили ротный и взводный, сталинградские.
— Не желает менять, — сказал старшина.
— Сталинградские?!
Улыбнулся Чуйков, улыбнулись другие солдаты.
— Ну что ж, шагай, молодец, — произнёс Чуйков.
— Слушаюсь, — ответил солдат, хлопнул рукой по голенищам сапог, сказал: — Разрешите доложить: до Берлина хватит.
Тронулась рота в путь. Посмотрел генерал Чуйков вслед солдатам, на бодрый вид, на твёрдый шаг, произнёс:
— До Берлина? Если надо, дальше нашей силы хватит.
Дюринсгоф — один из маленьких городков недалеко от Берлина. Не ожидают здесь русских, не верят в стремительный наш прорыв.
И вдруг, как снег на голову, оказались у городка советские танки. В короткой схватке разбили они зацепившихся здесь фашистов. Проходят по городу танки.
Отбросили танкисты бронированные люки, выглядывают, смотрят на улицы. В одной из машин лейтенант Андрей Мельник. Проходят танки по улицам вдоль домов. Читает Мельник вывески на зданиях и магазинах: «Аптека», «Хлеб», «Идеальное молоко». А вот и ещё одна вывеска: «Телефонная станция».
Прочитал лейтенант, что-то в уме прикинул.
— Стой! — крикнул механику.
Притормозил танк, чтобы другим не мешать, отъехал в сторону.
Вышел из танка лейтенант Мельник, побежал к телефонной станции. Бежит, что-то озорное, видать, придумал. Уж больно лукаво глаза блестят.
Вошёл Мельник в помещение станции. У аппаратов сидят две девушки-телефонистки. Увидели телефонистки советского офицера. Обе:
— Ах!
И тут же упали в обморок.
— Не бойтесь! — кричит лейтенант. — Не бойтесь!
Подошёл к одной, подошёл ко второй, привёл и одну и вторую в чувство. Открыли телефонистки глаза, смотрят искоса на советского лейтенанта.
Улыбнулся Мельник, говорит по-немецки. А надо сказать, что знал он немецкий язык отлично:
— Соедините меня, любезные медхен (то есть девушки), с Берлином.
Только сказал, как телефонистки снова:
— Ах!
И снова упали в обморок.
Пытается лейтенант Мельник опять привести их в чувство. Не получается. Не приходят телефонистки в себя. В глубоком лежат испуге. Подумал-подумал Мельник, решил сам вызывать Берлин. Попробовал, и сразу удача. Послышался в трубке голос:
— Слушает вас Берлин.
— Примите телефонограмму, — говорит Мельник.
— Готова к приёму, — отвечает берлинская телефонистка.
Диктует Мельник:
— Коменданту Берлина генералу Вейдлингу. Записали? — спрашивает у телефонистки.
— Записала, — отвечает телефонистка.
— Ожидайте в Берлине. Скоро будем. Готовьте квартиры. Записали?
— Записала, — отвечает телефонистка.
— С гвардейским приветом, — продолжает диктовать лейтенант. Телефонограмму передал командир взвода советских танков лейтенант Мельник.
Только произнёс лейтенант эти слова, как в трубке:
— Ах!
И замолчала трубка.
— Алло! Алло!
Не отзывается трубка.
Ясно лейтенанту, что и в Берлине медхен тоже упала в обморок.
Сдвинул лейтенант на затылок танкистский шлем. Улыбнулся, побежал к выходу. Вернулся к своим.
— Что там? — обратились к нему с вопросами.
Улыбнулся танкист лукаво:
— Да так… Знакомой одной звонил.
С запада, с севера, с юга движутся войска к Берлину. На десятки километров вокруг полыхает гигантская битва. В центре Европы сошлись две силы. Кипит земля, как огонь, как лава, клокочет, как сталь в мартенах.
От разрывов снарядов, от мин, от «катюш», от бомб загорелись кругом леса. Полыхает земля пожаром. Во многих местах фашисты и сами леса подожгли. Как барьер, как стена, поднимается пламя. Дым застилает землю. Горным хребтом на пути встаёт.
Трудно в огне солдатам. И всё же рвутся вперёд солдаты. Наступают советские чудо-богатыри.
Места под Берлином ровные, низкие. Пересекли равнину ручьи и реки. Расчертили карту кругом каналы. Берега каналов и рек в железо, в бетон одеты. Стеной отвесной на два-три метра ушли к воде.