— Сахреддин всегда был дураком, — усмехнулся Вагиз, — он думал, что ему придется иметь дело всего лишь с двумя бойцами. Честно говоря, и в этом случае неизвестно, чем бы кончилось дело. А так всё было ясно заранее.

— Эта история прошла мимо моего внимания, уважаемые, — нетерпеливо подпрыгнул Мустафа. — Не могли бы вы поделиться лепешкой мудрости, разломав ее снова?

— Ты тогда уезжал работать в Сталинабад, — пояснил Абдулла, — и вернулся только через три года, когда страсти уже поутихли.

— И что же произошло?

— Набиев называл себя «последним муджахедом», — сказал Вагиз, — но был всего лишь басмачом, самым обычным бандитом, умеющим воевать лишь со стариками и детьми. Однако, как показала жизнь, он и с ними не мог справиться.

— Это показала не жизнь, — уточнил Абдулла, — это показала смерть. Одного зарезал «железный Шамси». Как барана, пчаком в горло. Еще двоих забрали — стрелы, выпущенные мальчишкой. А самого Сахреддина и Максуда Ахмадова зарубили сын и внук старика. Говорят, кетменями. Но, кетмень не проходит сквозь кости, словно через масло! Еще одного взяли в плен. Говорили, что Фарида ударила его по голове большой сковородкой.

— Жена старого Шамси? — уточнил Мустафа. — Да, она может…

— Так это мы к чему, — проговорил Вагиз. — Энвера-пашу убили таким же ударом, что и Набиева с другом.

— Думаешь, это сделал кто-то из Абазаровых? — спросил Мустафа.

— Ну, я не буду клясться бородой пророка… — протянул Вагиз. — Но Шамси-сын тогда был в тех местах. А вот Салима точно убил он. Из винтовки. Это видели многие. Это уже потом урусы ворвались в кишлак…

Старик умолк и потянулся к чайнику. Остальные последовали его примеру.

— Все Абазаровы хорошие стрелки, — произнес Мустафа, опустошив пиалу. — Но ведь Энвер-паша был сейидом. Как можно поднять руку на потомка Магомета?

— Все Абазаровы не верят в Аллаха, — пояснил Вагиз. — Атеисты, да спасет Аллах их заблудшие души. Да и люди говорят, что Энвер-паша, всего лишь жалкий самозванец и ведет свой род чуть ли не из кяфиров…

Аксакалы осушили еще по пиале.

— И всё-таки, — спросил Мустафа, — из-за чего так переполошились урусы? Неужели война?

— Не знаю, — ответил Вагиз.

— Вы совсем разучились думать, уважаемые, — с сочувствием сказал Абдулла, — по радио сказали, что Советский Союз перенесся в будущее.

— И только? — удивился Вагиз. — Было бы из-за чего беспокоиться.

— Не скажи, — возразил Абдулла, — что ты будешь делать, если твой внук Саид сейчас придет сюда восьмидесятилетним? Как ты будешь с ним общаться, ведь ты еще сам не достиг этого возраста!

Вагиз задумался.

— Да… — наконец сказал он. — Это серьезный вопрос. Что с тобой, Мустафа?

Обычно смуглое лицо аксакала сейчас было бледно, как мел.

— Уважаемые, — произнес он. — Вчера в дом Шамси Абазарова пришли двое: старик и мальчишка. Это Абазаровы из будущего. Старик — правнук «железного» Шамси. Так получается, если посчитать его годы. А ребенок — еще более отдаленный потомок.

— Почему ты так решил? — поинтересовался Абдулла.

— Старик очень похож на прадеда.

— И что? Это могут быть их родственники из дальних кишлаков.

— Нет. Это они. Я видел одну вещь, которой не может быть ни у кого другого.

— И что это за вещь? — поинтересовался Вагиз.

Мустафа с победной улыбкой обвел собеседников:

— Фамильный лук Абазаровых! «Железный» Шамси никогда не даст лук чужому. Даже дальнему родичу! Этот лук из будущего!

На этот раз раздумья длились две пиалы.

— Ты прав, — сказал Абдулла. — Носить этот лук может только Шамси Абазаров. Но если пришедший старик — правнук домулло, то где его первый правнук, который в прошлом году ушел в армию?

— Думаю, он служит там, где был, — ответил Вагиз. — Ведь он тоже перенесся со всей страной. А вот кем он приходится вновь пришедшему?

Целых три пиалы аксакалы думали о степени родства двух Шамси Абазаровых, но ничего не смогли решить.

— Не знаю, — признал поражение Абдулла. — Я и раньше вечно путался в Шамси. Что за дурацкая привычка, называть сына по отцу! Но тогда, по крайней мере, было понятно: «Железный» Шамси, его сын, внук, правнук. А теперь?

— А теперь есть еще старый правнук и правнук правнука, — сказал Мустафа. — При этом правнук правнука старше праправнука, который скоро родится и будет приходиться ему дедом.

— Кто кому будет приходиться дедом? — подозрительно уточнил Вагиз.

— Шамси Абазаров Шамси Абазарову! — гордо ответил Мустафа.

— Это и так ясно. Но какой какому? — ехидно уставился на хитреца Абдулла.

— Тот, который еще не родился, тому, который уже пришел, — эту фразу Мустафа произнес уже не так уверенно. — Или наоборот? Вы меня запутали. Нет, вроде все правильно.

— А кем будет приходиться тот старый Шамси, который пришел, тому который еще не родился? — голос Абдуллы сочился ядом. — И кто старше, «железный» Шамси, или его правнук? А, Мустафа?

— Кто считает чужие годы, начинает путаться в своих, уважаемые… Но Шамси ходил с пуштунами воевать англичан, а это было шестьдесят лет тому назад. Что-то мне говорит, что они сами с этим разберутся…

Алекс Лаго, капитан трампа «El Zorro Polar»

Пришедший в порт трамп особого внимания ни усталых пограничников, ни бдительных, несмотря на огромный объем работы, таможенников не привлек. Подумаешь, еще один из нескольких сотен судов, стоящих на рейде и ждущих либо указаний от начальства, либо разгрузки. За пять дней в порту навидались такого до полного отупения. Форс-мажор, ничего не поделаешь. Страны и фирмы исчезли, но грузы-то остались и куда-то их девать надо? Вот и тянулись в порт суда, везущие нужные и ненужные уже никому автомобили и бытовую электронику, удобрения и керамическую плитку, игрушки, резиновых женщин и изделия из латекса, надеясь спихнуть кому-нибудь ненужное содержимое трюмов или получить страховку.

Капитан, он же, как выяснилось из документов — совладелец судна, попытался узнать у таможенника, что ему делать с несколькими тысячами тонн минеральных удобрений, закупленных какой-то уже несуществующей фирмой, но мрачный работник советских «органов» разговорчивостью не отличался. Уяснив, что хочет этот, говорящий с жутким акцентом по-русски, капитан-капиталист, таможенник коротко послал его по адресу размещения специальной комиссии, решающей такие вопросы. Добавив, что там все разъяснят, он тут же распрощался.

Спустя полчаса с катера, подошедшего к специально выделенной для таких случаев пристани, спустились на берег капитан и суперкарго «Полярной Лисицы». Поплутав некоторое время по территории порта, они все же нашли подсказанный таможенником адрес. Очередь, начинающаяся уже на входе, привела бравого морского волка, капитана Лаго, в уныние и, спихнув на суперкарго все заботы, связанные с «Комиссией по Грузовым Претензиям», он быстрым шагом отправился в управление порта. Там, узнав, что, даже если груз его будет принят, на разгрузку судно будет поставлено лишь через пару дней, он некоторое время препирался с измотанным начальником. Так и не сумев ничего добиться, он пригрозил, что обратится в суд, и в ответ был послан уже по другому, известному любому русскому короткому адресу из трех букв. Но капитан оказался достаточно упорен, чтобы получить адрес не только суда, но и управления РКМ. Секретарь, не менее начальника замотанная, крашенная пергидролью блондинка, не долго думая, напечатала ему требуемое на непривычной, грубоватой выделки, хотя и тонкой на ощупь, бумаге.

Пройдя необходимые формальности, капитан вернулся в здание комиссии, где очередь продвинулась на целых четыре человека, и, предупредив суперкарго, вышел в город.

Спустя примерно полчаса, добравшись пешком до здания суда, Лаго внезапно свернул в сторону. Перейдя на другую сторону улицы, он на чистом русском языке, без всякого акцента, спросил у идущего навстречу лейтенанта, как пройти в совершенно другую сторону, и, задержавшись несколько секунд у витрины ближайшего магазинчика, словно что-то на ней разглядывая, а возможно и проверяя наличие слежки, пошагал к перекрестку.