Следующие полчаса пролетели для Сергея незаметно. Привычные командирские хлопоты, помноженные на общий бардак после внезапного обстрела, приглушили тяжелые впечатления от впервые увиденных человеческих страданий и кровавых картин — истинного и совсем не героического лица любой войны.

Через полчаса уцелевшие красноармейцы третьей роты, подгоняемые Сергеем, подбегали к заранее вырытым окопам, когда с неба донесся странный завывающий гул.

— Воздух! Самолеты противника! — крикнул кто-то. Необстрелянные солдаты остановились, задние давили и образовалась своеобразная куча-мала. Кто-то упал, громыхнула выпавшая из рук винтовка. Постепенно образовывалась неуправляемая толпа. Сообразив, Громов закричал изо всех сил, чуть не сорвав глотку:

— Что встали?! Вперед! Не скапливаться, по окопам, кто не успевает — ложись, прекратить движение! Сейчас бомбить будут!

Его команды подхватили уцелевшие сержанты, бойцы стали разбегаться в разные стороны и ложиться, кое-кто прыгал окопы. Ездовой противотанковой пушки, сообразив, направил запряжку чуть в сторону. Подскакивающая на кочках сорокопятка в несколько мгновений буквально долетела до ближайшего пулеметного окопа. Артиллеристы быстро, в одно неуловимое движение, отцепили пушку и закатили в окоп, ездовой погнал коней к ближайшим кустам…

В этот момент с неба раздался страшный, все усиливающийся вой.

Сергей, успевший заскочить в ближайшую траншею, поднял голову. Ведущий бомбардировщик с пронзительным ревом падал, как показалось Сергею, прямо на его окоп. И будто тяжелый пресс начал втискивать тело в землю. Самолет рос на глазах, увеличиваясь в размерах, его высокий нарастающий вой набирал все больше силы и делался нестерпимым. Сергей отчетливо видел человеческую фигуру в застекленном носу и голову летчика в кабине. От брюха самолета отвалилось несколько круглых предметов, быстро устремившихся вниз. «Это же бомбы!» — внезапно сообразил Сергей…

Самолет, показав на серовато-голубых крыльях черные кресты в белых угольниках, вышел из пике и взмыл вверх. А вместо него уже падал вдогонку свистящим бомбам другой. Сергей непроизвольно упал на дно окопа и сжался в комок. Вокруг загрохотало с такой ужасающей силой, что на какие-то мгновения он будто окунулся в небытие, ощущая при этом ворвавшийся в окоп горячий и смрадный вихрь.

Прошла, казалось вечность, пока Сергей, опомнившись, поднялся и выглянул из окопа Но к его удивлению, в небе еще пикировал четвертый самолет из, как он вдруг мгновенно сосчитал, налетевшей девятки. Внезапно в голову пришло решение и он опять надсаживая глотку закричал: — Внимание!.. Слушай мою команду! По воздушной цели!.. Прицел три!.. Упреждение один корпус! Залпом! Пли!

К его удивлению, сквозь вой самолетов и грохот разрыва очередной бомбы до него донеслись слабые отзвуки команд: — Пли! — Залпа не получилось, но вначале жидко, а потом дружнее затрещали выстрелы. Зататакал где-то один пулемет, за ним — второй. Пикировавший самолет, тут же поспешив сбросить бомбу, с отворотом вышел в пике и набрал высоту, причем за ним, тая в воздухе, потянулась тоненькая черноватая дымка. Оставшиеся три не успели перейти в пикирование, когда откуда-то сверху, треща пулеметами, на них свалился небольшой, кургузый истребитель с красными звездами на крыльях. Один из пикировщиков вдруг резко клюнул носом и, непрерывно ускоряясь, начал валиться прямо на окопы.

Успев крикнуть: — Прекратить огонь, ложись! — Сергей снова упал на дно окопа и, обхватив руками непокрытую голову, изо всех сил вжался в дно траншеи. И будто бы оказался в центре землетрясения, сопровождаемого превосходящим даже ранее услышанное грохотом…

Когда он, отряхивая с себя крошево земли и мучительно вспоминая, куда же делась его фуражка, поднялся, и слегка пошатываясь, двинулся по траншее к стрелковым ячейкам, впереди раздались крики: — Немцы! Противник с фронта!

Подбежав к пустой ячейке, лейтенант поднял неведомо как попавший в руки и чудом уцелевший при бомбежке бинокль. Впереди, не торопясь и не развертываясь в боевой порядок, словно не опасаясь никакого сопротивления, шла колонна пехоты. Впрочем, Сергей сразу заметил, что впереди, примерно метрах в пятистах от окопов и в километре от колонны, движется цепью примерно взвод пехоты в непривычных, мышиного цвета, мундирах.

— Приготовится к отражению атаки! — крикнул Громов скорее по привычке, чем ожидая какого-либо ответа. К его удивлению, справа и слева его команду продублировали чьи-то голоса, а через минуту к нему подбежал боец и, отдав честь, что выглядело несколько комично, так как из траншеи он не высовывался, доложил:

— Товарищ лейтенант, орудие к ведению огня по колонне готово, старшина Иванчук спрашивает, когда?

— Дождитесь, когда я прикажу открыть огонь пулеметам и начинайте!

— Есть!

Едва боец скрылся за углом траншеи, как немцы несколько раз выстрелили. Пуля просвистела над головой, но Сергей даже не пригнулся, продолжая наблюдение. Наконец он прикинул расстояние до ближайшего ориентира и крикнул:

— Прицел три, роте и ручным пулеметам по головному дозору, станковым пулеметам по колонне, огонь!

Коваленко В. В., капитан первого ранга, командир РПКСН

Войдя в центральный пост, Владимир сразу дал команду осмотреться в отсеках, подспудно ожидая, что какя-нибудь банальная причина неисправности все же найдется. Не торопясь, словно дополнительно контролируя обстановку, он прошелся по посту, ожидая доклада от связистов. Подошло, наконец, время сеанса связи. Томительно протянулась минута, две … доклада все не было. Коваленко не выдержал:

— Связь! У вас там что, колхоз? Где доклад? Что с сеансом?

— Товарищ командир докладывает командир БЧ-4, аппаратура в строю, но сигнала на БАУ не наблюдаю. Рекомендую всплыть и принять промежуточный сеанс со спутника.

— Объявляйте тревогу на всплытие, — капитан с непроницаемым лицом уселся в свое кресло. Невозмутимый вид вполне соответствовал внутреннему состоянию Владимира. Он с пугающей ясностью осознал, что практически единственной реальной причиной может быть только глобальный ядерный конфликт. Этот вывод моментально снял все поводы для волнения, так что теперь командир, внимательно наблюдая за действиями подчиненных, спокойно, словно автомат обсчитывал возможные причины и варианты действий, задавив любые мысли об уехавшей к своим родственникам на пару недель жене, о дочери, о престарелой матери, одиноко доживающей дни в Челябинске.

— Есть! Учебная тревога!

Гулкий голос вахтенного инженер-механика прокатился по отсекам. Стальной левиафан начал оживать. По лодке словно пронесся вихрь. Отдыхавшие матросы, мичмана и офицеры вскакивали с постелей и, на ходу одеваясь, заученными за время службы маршрутами устремлялись в свои отсеки. Наконец всё успокоилось, стоящие у своих постов люди внимательно вслушивались в тихо фонящие динамики внутрикорабельной трансляции. Наконец крайний отсек доложил о готовности к бою. Потянулись доклады боевых частей.

— Выполнены мероприятия по готовности к старту десять минут. Выполнены меры безопасности при всплытии. Прослушан горизонт, рекомендованный курс всплытия… — доложил командиру старпом.

— Всплывать на глубину десять метров с дифферентом три на корму. Иметь ход пять узлов.

— Есть. Пульт, держать … оборотов, — отозвался механик.

— Есть всплывать на глубину десять метров с дифферентом три на корму, — отрепетовал боцман. — Всплываем, шестьдесят,… пятьдесят, … сорок, … двадцать… Есть перископная!

— Поднять перископ, осмотреть горизонт и воздух.

— Осмотрен горизонт и воздух. Горизонт и воздух чист!

— Поднять антенны связи, радиоразведки, астрокорректор, УДК, открыть вахту в радиосетях, определить место, пополнить запас ВВД.

— Товарищ командир, — спустя пару минут отозвался связист, — открыта вахта в радиосетях, есть связь со спутником. Но КП флота молчит, на частотах главкомата тоже ничего! КП МСЯС молчит! Сеанса связи нет! Перехвачены позывные радиостанции, э-э,… «Коминтерн»… в Москве и метки времени по Москве!