Дождь кончился. Вышло умытое солнышко, и через реку перекинулась двойная радуга. От реки к Ивану по мокрому песку метров пять явственно тянется глубокий след от его тела.

Кто же меня вытянул?

Только теперь с глаз Ивана окончательно падает пелена, и он видит в паре метров от него сидящую на песке чёрную мокрую собаку. Неужели она? Не может быть! Собака тяжело дышит, даже язык слегка высунула, а глаза — добрые-добрые. Родные собачьи глаза. Откуда-то он её знает. А, точно, он её днём видел, и на дороге, вроде, тоже краем глаза. Похоже, она за ним весь день шаталась. Это она его вытащила, окончательно понимает Иван. Собака замечает, что Иван её заметил, подходит поближе и смотрит ему прямо в глаза. Что-то такое есть в её взгляде, от чего Ивану делается нестерпимо стыдно. Стыдно за свою слабость и психоз, который чуть не привёл его на дно реки. А если бы он утонул, кто бы сейчас маму искал и спасал? Твари в его доме только этого и нужно. Вот бы она обрадовалась, когда в реке бы всплыло его раздутое тело. Почему умные мысли всегда приходят так поздно? Неужели нужно дойти до самого дна, чтобы понять самые простые вещи?

— Ничего, Чернушка, мы ещё повоюем, — говорит Иван своей спасительнице, ведь надо же её как-то называть, — не зря же ты меня со дна тащила. Вон как устала, бедненькая.

Ваня гладит псинку по чёрному лохматому загривку, и она, как будто только этого и ждала, начинает радостно вилять хвостом.

— Пойдёшь со мной?

Ване кажется, что собака кивает ему в ответ. Хвост у неё летает так, что, кажется, вот-вот оторвётся. Он с трудом встаёт и ковыляет в сторону дома. Всё тело болит, словно по нему проехал трактор. Рядом с ним радостно семенит чёрная собака.

Глава 9

Кобель

— Привет, Аня. Тебя ведь Аня зовут?

Она вздрогнула и обернулась. Голос, который снился ей в девичьих снах — о том, чего с ней ещё никогда не случалось. Во влажных снах, от которых становилось тепло и тревожно одновременно. В снах, обещавших настоящую взрослую любовь. В горле пересохло, и она ответила с трудом, но всё же успев изобразить улыбку на застывшем от напряжения лице.

— Аня. А ты — Владимир?

— Точно. Можешь звать меня Вовком, я привык. Только запомни — Вовк, а не Вовик и не Вова! Мы же с тобой вроде как учились в одной школе, Аня? Только я её почти два года назад закончил. А ты как? Ещё учишься?

— Нет, я в ветеринарку пошла. Но сейчас в академке. (Господи, господи, господи, он сам подошёл и говорит со мной. Какой же у него классный голос! Какой он весь классный!)

Дедовское черное пальто, ушитые штаны от рабочего комбеза, вываренные в соде папины чёрные свадебные остроносые туфли с отбитыми каблуками и крашеная пергидролем чёлка над наглой мордой с серыми глазами. Невообразимый, неотразимый красавец!

Прибежал по только вылезшей изумрудной апрельской травке с палкой в зубах удивлённый, но всё равно невозмутимый Лорд. Положил палку перед собой, лёг и стал вникать в разговор хозяйки с незнакомым типом. Тип сразу не понравился мастифу, но явно нравился хозяйке, и Лорд раздумывал, не начать ли срочно ревновать, но, измерив глазами габариты противника, решил, что вряд ли хозяйка променяет его на это чучело, и успокоился.

— Крутой у тебя пёс. Сразу видно, что умный и породистый. Это ведь дог?

— Да, дог. Но не совсем. Раньше их называли английскими догами, а теперь их принято называть мастифами. (О боже, боже! Он ещё и в собаках разбирается. Он — идеальный!)

— Круто! Я слышал, ты сейчас одна живёшь, без родоков?

— Ага.

Сердце Ани забилось быстро-быстро, а в голове стало пусто-пусто.

— Круто-круто-круто. Так, может, я к тебе сегодня вечером на флэт завалю? Устроим сэйшен?

Лицо Ани покрыл такой густой румянец, что об него, наверное, можно было попытаться обжечься. Слова застряли в горле. Она умоляюще смотрела на Вову, а он, не умея читать лица, расценил её молчание как тяжёлое раздумье и добавил:

— Так, по-простому, по-одношкольному. Посидим, выпьем. Могу гитару взять.

Видимо, для убедительности своих мирных намерений Вовк смачно сплюнул себе под ноги.

— Да. Конечно. Заходи. А во сколько?

— Часов в семь-восемь. Значит, забились?

— Забились, — тихо ответила Аня, которой хотелось кричать и прыгать от счастья. Предложение о свидании, между прочим, первом свидании в её жизни, Вовк сделал ей в три часа дня, и у неё ещё оставалась куча времени, чтобы как следует к нему подготовиться. Она сбегала в магазин и купила торт. Потом ещё раз сбегала в магазин и купила две толстые декоративные свечи. Потом долго бегала по квартире сначала с тряпкой, а потом с пылесосом, за ней вдогонку носились радостные щенки, думая, что вся суета — ради них. Такие новые весёлые игры очень удивляли насторожившегося Лорда, но доверие к хозяйке перевесило беспокойство в его душе. Хотя, конечно, её поведение не могло не вызывать опасений. Часа два хозяйка провела в ванной комнате. Ну что, скажите мне, можно два часа делать в ванной комнате?

Убрав квартиру, неумело накрасившись, надев красивое польское бельё, парадные варёные джинсы и блузку с блестяшками, Аня всё равно продолжала бегать по квартире как заведённая. Такого быстрого развития событий на любовном фронте она не ожидала, и сейчас её перевозбуждённое сердце гнало кровь по венам с такой скоростью, что приходилось догонять саму себя, мысли в голове тоже носились и прыгали, как щенки под ногами. Только Лорд умудрялся сохранять английское спокойствие в полном кавардаке, прекрасно понимая, что в доме должен быть хотя бы один благоразумный член семьи.

Между тем, ни в девятнадцать, ни в двадцать часов Ромео не пришёл. И только в девять часов вечера раздался звонок в дверь, который прекратил Анины забеги по квартире. В дверях стоял долгожданный Вовк с гитарой и улыбался самой милой, немного виноватой улыбкой. Самой милой из тех, что имелись у него в запасе. Улыбкой, неоднократно проверенной на практике, и в данном конкретном случае абсолютно необходимой. Потому что пришёл Вовк не один. За его спиной, обнимая его за талию, стояла крашеная блондинка при полном параде: в красных лосинах, блузке с люрексом, с «химией» на голове и боевым раскрасом косметикой «Пупа» на наглой роже.

— Привет! — сказала девица Ане, застывшей у дверей. — А мы тебе шампусика принесли. Извини, что опоздали. Вовк мне сказал, что ты нас к семи звала. О, да у тебя тут столько прикольных щеночков! И дог!

Вовк выудил из бездонного кармана пальто бутылку шампанского и, виновато разведя руками, вручил бутылку Ане. Та машинально взяла её и, резко развернувшись, чтобы никто не увидел брызнувших из глаз слёз, ушла с ней на кухню.

— Ты уверен, что нас тут ждали? Эта твоя одношкольница, похоже, с прибабахом. Она не психованная? И стра-уё-ище её на нас очень подозрительно смотрит, — тихо сказала Вовку девица.

— Не парься, Юлька. Флэт пустой. Оттянемся, как надо. А Анька — она всегда такая. Не обращай внимания. Собачники — они все со странностями.

— И с хорошим слухом.

Аня, переборов истерику, вышла из кухни и нарочито весело объявила:

— Молодцы, что пришли. Только я ждала вас раньше. Так что компанию составить вам не смогу. Чувствуйте себя как дома. Но не забывайте, что вы в гостях. Туалет — там, кухня — там. Торт вас ждёт в холодильнике. А мне нужно учиться. Завтра зачёт. (Чему учиться, какой зачёт?) Дверь захлопните, когда будете уходить. Лорд — ко мне.

И, положив руку Лорду на шею, Аня гордо ушла в свою комнату, закрыв и даже заперев на защёлку дверь. В комнате она тут же бросилась на постель, зарывшись головой в подушку, и дала волю чувствам. То есть заревела как белуга от страшной обиды и разочарования.

— Придурок! Козёл! Идиот! Боже, как же я могла влюбиться в такого кретина! Дура, дура, дура! Накрасилась ещё для него! Дура! А он! Как он мог? — ревел а она, кусая мокрую подушку, и кричала беззвучно, в себя.

Сколько она так проревела — десять минут или час — Аня не знала. Время потеряло для неё всякое значение. Лорд стоял, как часовой, у её кровати и, как только она повернулась, лизнул её в мокрое красное лицо.