— Вас можно поздравить, полковник, — сказала леди Шиптон, жена командира бригады. — Ваша супруга нынче королева бала.

— Весьма польщен вашим мнением, миледи, — ответил тот, потирая ладони от удовольствия.

— Ах, оставьте, вы же сами так думаете, — кокетливо возразила дама, легонько хлопнув его по руке веером. — Я прочла это в ваших глазах.

Полковник слегка покраснел и рассмеялся.

— Она и впрямь веселится от души, — заметил он. — Правда, она несколько привередлива касательно кавалеров, и когда я вижу, что она танцует два танца подряд с тем же партнером, я уверен, что она довольна.

Дама посмотрела на вальсирующие пары, и по лицу ее пробежала легкая тень.

— Ах, кавалер! — воскликнула она. — Его-то я и не заметила.

— Похоже, в свое время ему здорово досталось, — отметил полковник. — Вы его знаете?

— Да. Его часть стояла здесь незадолго до вашего приезда. Потом он получил назначение и отправился в Индию. Это капитан Тресиллиан, он офицер штаба Мадрасского корпуса.

— Должно быть, приехал в отпуск?

— Да. Он прибыл на прошлой неделе.

— Ему нужна смена обстановки, — заключил Болсовер. — Однако оркестр нынче действительно в ударе. Только что объявили лансье. Позвольте вас пригласить?

Лицо, привлекшее внимание полковника, действительно выделялось среди остальных — смуглое, с тонкими, несколько ястребиными чертами, чуть впалыми щеками и глубоко посаженными глазами, скорее итальянскими, нежели английскими, судя по их темному цвету и блеску. Древняя кельтская кровь проявлялась в стройной и гибкой фигуре, нервных, стремительных движениях и оживленной жестикуляции, которой ее обладатель подкреплял каждое свое слово. Войдя в бальную залу и увидев этого офицера, Хильда Болсовер сначала побледнела так, что ее губы сделались мертвенно — белыми, но потом они протанцевали два танца подряд, а когда объявили третий, пара присела отдохнуть под сенью пальмовых ветвей. Здесь-то их и увидел полковник, неспешно идя по залу, пока танцоры готовились к котильону.

Франческо Брунери. Визит жениха

— Хильда, дорогая, это же твой любимый танец! — изумился он. — Неужели ты его пропустишь?

— Спасибо, Перси, но я немного устала. Позволь представить тебе моего старого друга, капитана Тресиллиана, только что прибывшего из Индии. Я, наверное, тебе о нем рассказывала. Мы с ним знакомы очень давно.

Полковник Болсовер протянул было руку в теплом приветствии, но Тресиллиан вдруг резко повернулся и стал рассеянно смотреть на танцующих, как будто ничего не слышал. Затем, внезапно слегка пожав плечами, словно покорившись судьбе, он вновь обернулся и пожал руку полковника. Тот посмотрел на капитана с некоторым удивлением, поскольку он вел себя весьма странно, глаза его горели каким-то бешеным огнем, а ладонь была горячей, как у человека, мучимого лихорадкой.

— Полагаю, вы совсем недавно приехали?

— Да, прибыл на прошлой неделе.

— Долго пробыли в Индии?

— Всего лишь три года.

— О, тогда, по — вашему, дома мало что изменилось?

Капитан Тресиллиан горько рассмеялся.

— О нет, я вижу здесь массу перемен. Огромные перемены. Изменилось почти все.

Его смуглое лицо потемнело еще больше, а тонкие руки совершали нервные бессмысленные движения.

— Я думаю, Перси, — заторопилась Хильда Болсовер, — что наш экипаж уже готов и ждет. Всего наилучшего, капитан Тресиллиан. Мы будем счастливы видеть вас у нас в Мелроуз Лодж.

— Разумеется! — воскликнул полковник. — Все друзья моей жены — желанные гости. Когда же вас ждать?

— Да, да. Я, конечно же, навещу вас, — несвязно отвечал Тресиллиан. — Премного вам обязан. Всего хорошего.

— Знаешь, Хильда, — заметил полковник, когда они тряслись в своей крытой повозке по дороге домой, — я заметил нечто очень странное в поведении этого твоего друга, капитана Тресиллиана. Он показался мне прекрасным человеком, но временами он смотрит и говорит как‑то диковато. По — моему, он еще не совсем отошел от палящего индийского солнца.

— Очень даже возможно. К тому же, мне кажется, у него большие неприятности.

— Ах, вот оно что. Тогда это меняет дело. Что ж, мы должны постараться, чтобы ему у нас понравилось.

На следующий же день капитан Тресиллиан посетил гостеприимный дом Болсоверов, после чего стал появляться там почти ежедневно. Он прогуливался с Хильдой, ездил вместе с ней верхом, непринужденно болтал с ней в саду и сопровождал ее в город, когда полковник уезжал по делам. Через неделю по Берчиспулю поползли сплетни, через месяц город пребывал на грани форменного скандала. Мужчины сдержанно посмеивались, женщины перешептывались, кто-то сочувственно, кто‑то издевательски. Среди этого бурного водоворота, казалось, один лишь полковник Болсовер продолжал сохранять полное спокойствие. Лишь однажды леди Шиптон осмелилась заговорить с ним на эту животрепещущую тему, но он осадил ее с той же твердостью, что и своего старого боевого товарища во время помолвки, разве что в более деликатной форме.

— Я доверяю ей целиком и полностью, — заявил он. — Я знаю ее я лучше, чем кто бы то ни было.

Однако настал тот день, когда полковник понял, что больше нельзя закрывать глаза на то, что происходит в его доме. В тот раз он — вернулся домой под вечер, как всегда, застав капитана Тресиллиа — на в гостиной, в то время как его жена разливала чай на маленьком столике у камина. Они оживленно о чем-то говорили, но как только он вошел, их беседа тотчас же приняла исключительно светский характер. Болсовер расположился у окна, задумчиво потягивая чай из поданной ему женой чашки и время от времени поглядывая на Тресиллиана. Он заметил, как тот достал из кармана блокнот, вырвал оттуда листок и торопливо написал на нем несколько слов. Затем он поднялся со своей пустой чашкой, шагнул к столику и передал ей чашку вместе с запиской. Все было проделано очень искусно, но Хильда чуть замешкалась и не успела плотней прижать записку к блюдцу, так что маленький листок бумаги упал вниз. Тресиллиан нагнулся, чтобы поднять его, но Болсовер опередил его, шагнув вперед и подхватив листок с ковра.

— Тебе записка, Хильда, — тихо произнес он, подавая листок жене. Сказал он это очень спокойно, но его губы угрюмо сжались, а в глазах мелькнул зловещий огонек.

Она секунду подержала записку в руке, а затем снова протянула ее мужу.

— Прочти, пожалуйста, вслух, — попросила она.

Он взял листок и, чуть помедлив, решительно швырнул его в огонь.

— Пусть это останется непрочитанным, — твердо заявил он. — Хильда, я думаю, тебе лучше подняться к себе.

Что-то в этих словах, сказанных спокойным и сдержанным тоном, заставило ее беспрекословно повиноваться. Он вдруг предстал ей совсем новым, незнакомым человеком. До этого она никогда не видела в нем проявлений его непреклонной решимости и стальной воли. Именно так он вел себя и отдавал приказы в тот страшный день, когда стоял под градом сипайских пуль у стен Дели и поднимал в штыковую атаку смешавшихся гренадер только что убитого Николсона. Хильда встала, бросила на Тресиллиана испуганный,

полный упрека взгляд и оставила мужчин одних.

Полковник быстро закрыл за ней дверь и тотчас повернулся к гостю.

— Что вы можете сказать по этому поводу? — резко и решительно спросил он.

— В этой записке не содержалось ничего предосудительного, — ответил Тресиллиан, прислонившись плечом к каминной доске. Его худое смуглое лицо приняло презрительно — дерзкое выражение.

— Как вы смеете писать моей жене тайные послания?! Что там было такого, что нельзя было сказать вслух?

— Ну, уж вам-то представилась прекрасная возможность прочесть записку. Вы бы нашли ее содержание в высшей степени невинным. В любом случае, она никоим образом не порочила безупречную репутацию миссис Болсовер.