— Но все-таки не все?

— Лишь древние индейцы знали все.

Он махнул рукой, указывая вдаль:

— Вон в той стороне находится Волчий каньон. Там я убил своего первого горного льва. Представь, огромная кошка выжидающе замерла на валуне, видимо пытаясь определить, опасен я для нее или нет. Мне же в то время было двенадцать лет. Вот она и решила, что я слишком уж мал, чтобы справиться с ней, ударила хвостом о камень, на котором сидела… и приготовилась к прыжку… И тогда я ее застрелил.

Они снова отправились в путь по еле различимой тропе, забирая на запад к самой высокой из видимых в округе гор, пологий склон которой составлял часть длинного кряжа, увенчанного на противоположной стороне еще одной островерхой скалой.

Неожиданно Монтеро свернул на еще менее приметную тропу, которая как будто вела вверх по песчаному склону. Несколько раз Шон видел на земле следы сандалий и догадался, что здесь проходил сам Старец.

Значит, он жив! Он не умер! Шон чувствовал не передаваемую словами радость. Только теперь он с облегчением вздохнул. На протяжении всего пути его мучило подозрение, что старика уже нет в живых. Сколько лет минуло с тех пор, когда он виделся с ним в последний раз? Ведь это было так давно!

И без того скудная пустынная растительность заметно поредела, повсюду, куда ни кинь взор, виднелись лишь глыбы песчаника. Интересно, думал Шон, как Старец здесь живет? Откуда берет воду? Что ест? И почему бы ему не спуститься вниз, к ним на ранчо? Ему там всегда рады?

Но вот совершенно неожиданно для себя, почти на самой вершине горного кряжа, они вышли на небольшой зеленый пятачок, окруженный со всех сторон скалами. Здесь росло несколько деревьев, а листва кустарника оказалась на удивление яркой. Обогнув один из огромных валунов, они выехали на полянку, где стояла маленькая хижина, пристроенная к отвесному склону скалы из песчаника. Стены хижины состояли из сплетенных веток, некоторые из которых принадлежали растущим тут же деревьям.

На скамейке у порога в соломенной шляпе, поношенной пестрой мексиканской шали и самодельных плетеных сандалиях сидел Хуан. Тот самый Старец.

Он выглядел невероятно дряхлым и немощным.

— Ну, друзья мои, как ваши дела? — спросил он тихим, но на удивление звучным голосом. — Что-то вы задержались.

— А разве вы нас ждали? — спросила Эйлин.

— Конечно. Твой муж сказал мне, если с ним вдруг что-нибудь случится, то я должен рассказать только тебе… или мальчику. — Он обернулся к Шону. — А мальчик уже вырос и стал мужчиной. Это хорошо.

Он сделал плавный жест рукой:

— Прошу вас, присаживайтесь. Мой дом слишком мал для того, чтобы принимать в нем гостей.

Они слезли на землю. Монтеро отвел лошадей в тень, тут же возвратился, а затем присел на корточки и закурил тонкую сигару.

Шон взял Мариану за руку.

— Старец, это Мариана де ла Круз. Она из Мехико,

Взгляд темных глаз остановился на девушке.

— Вот как? Ну да. Я бывал там как-то… еще в детстве, Красивый город, но я, честно сказать, ожидал большего. Тогда говорили, что он на острове посреди озера. Только остров уже исчез, да и от озера мало что осталось.

Они расположились на полянке перед хижиной, и тогда старик встал и скрылся за дверью. Вернулся он с запотевшим кувшином с каким-то холодным напитком, который тут же и предложил гостям: наливая его в маленькую глиняную чашку, по очереди подносил каждому.

— Это древний напиток, чиа с медом. Освежает тело… и придает ему силу.

— У нас беда, Хуан, — тихо произнесла сеньора. — За долги хотят отобрать наше ранчо, если мы не сможем заплатить. Мы подумали, что, может, ты знаешь, куда мой муж ездил за золотом, где он его нашел.

— Да. Я знаю, почему вы пришли ко мне и зачем вам золото. Я расскажу вам о нем, а затем вы сразу же уйдете отсюда. За вами идет погоня. Восемь человек преследуют вас и хотят убить.

— А ты пойдешь с нами?

— Пойду. Одним вам нельзя. — Он взглянул на Шона: — Но запомни, потом только тебе, только тебе одному можно будет возвращаться за золотом. Запомни… только тебе.

Монтеро поднялся с земли:

— Я приведу твою лошадь, Старец.

— Gracias. — Хуан перевел взгляд на Эйлин: — Совсем не изменилась, сеньора. Ты словно одна из нас.

— Из вас? — растерянно переспросила она.

Он лукаво улыбнулся, от чего залегшие в углах глаз морщинки сделались еще глубже.

— Мой народ давно ушел отсюда, сеньора, но когда-то нас было много, очень много. Правда, не так много, как вас сейчас, гораздо меньше. И земля принадлежала нам.

— Выходит, ваши люди не старели?

— Все люди стареют. И рано или поздно умирают. Главное в том, чтобы не умереть слишком рано, сеньора, и жить мудро. Одно дело просто долго прожить, и совсем другое дело прожить жизнь с умом.

— Хорошо говоришь. Ты странный человек, Старец.

— По-моему, правильнее сказать «необычный», сеньора. — Он замолчал ненадолго, глядя, как Монтеро выходит из-за скалы позади хижины, ведя на поводу гнедого коня. — До знакомства с твоим мужем я был очень одинок. Я жаждал найти собеседника, чьи уши услышали бы мои слова, чей голос отвечал бы мне. Чумаши — доброе племя, их люди ловки и сообразительны, но только все их познания о мире ограничиваются нашими землями. Твой муж много путешествовал по суше и по морю, его переполняли идеи. Он умел слушать так же хорошо, как говорить. Многое понимал и не страдал предубеждениями, что делало его ум открытым к пониманию того, во что другие, возможно, и отказались бы поверить.

— Ты образованный человек, Старец.

— А что еще можно назвать образованием, как не подготовку человека и его ума к существованию в обществе, в котором он живет? Образование бывает разным и зачастую оно приносит столько же вреда, сколько и пользы, потому что где вера, там и неверие. Уверовав во что-то одно, человек напрочь отметает реальность всего, что, на его взгляд, противоречит его убеждениям, которые сам он считает единственно правильными.

Шон сидел перед стариком, подавшись вперед, весь внимание и испытывал какой-то особый прилив новых сил. О чем Хуан говорил с ним тогда, много лет назад? Нет, тех слов он не помнил, да и все так изменилось. Ничто уже не повторится, не будет как прежде, и сам он совсем не тот.

— Ты сказал тогда, что мудростью нужно делиться с другими. Мне хотелось бы разделить с тобой твою мудрость, Старец. Если ты станешь говорить, я готов слушать.

— Да. Я буду говорить. Но очень важно научиться слушать сердцем… больше чувствовать. Быть осторожным -тоже наука. Наступили такие времена, когда тебе предстоит бороться ради того, чтобы выжить, а для этого необходимо быть готовым ко всему. Так пусть же эти дни оставят свой след в твоей памяти.

Старец замолчал, а затем неожиданно встал и направился к своему коню, собрал поводья, взялся рукой за луку и с поразительной легкостью вскочил в седло, потом подал знак остальным, чтобы тоже садились на лошадей и следовали за ним. Ни слова не говоря, он пришпорил коня, направляя его мимо вершины кряжа, к северному склону.

Тропа в том месте кончилась, но он уверенно направился вперед, указывая путь остальным.

Обернувшись, Хуан снова заговорил с Шоном, который теперь ехал позади него. Монтеро занял место замыкающего.

— Запоминай дорогу. Я скоро умру.

— Нет.

— Скоро.

Шон украдкой взглянул на мать. Ее лицо теперь казалось изможденным. Она устала.

— Ты как? Хватит сил доехать?

— Конечно, — улыбнулась в ответ сеньора. — А у тебя?

Шон рассмеялся, и Мариана, которая молча переносила все тяготы, улыбнулась ему в ответ.

— Поезжай вперед, — сказала она, — а уж за нами дело не станет! Мы не отстанем!

Солнце припекало, но долетавший с моря ветер приносил прохладу. Иногда их путь пролегал в тени скал или под густыми деревьями. Дважды Шон замечал следы, оставленные медведями-гризли, от других медведей они отличались длинными и острыми когтями на передних лапах. Еще ему на глаза попались следы горного льва и нескольких снежных баранов.