Митька замолчал. Слёзы градом посыпались из глаз. Он отвернулся к окну, прижал к лицу занавеску. Плечи затряслись.
– Одумайся, сынок, – тихо сказала мать. – Что такое говоришь? – Она беспомощно посмотрела на дядю Егора; на глазах её тоже блеснули слёзы.
Старший брат сел за стол, забарабанил пальцами по клеёнке.
– На него нашло, сестрица, – спокойно сказал он. – Сатана… Не ходит мальчишка на моления, а сатана тут как тут. Это речи сатанинские. Надо спасать мальчишку от сатаны…
– Не надо меня спасать, – всхлипывая, произнёс Митька. – А на мельницу я всё равно больше не пойду… Хоть убейте.
Дядя Егор подошёл к Митьке, погладил по голове.
– Не ропщи, брат Митрий, – ласково сказал он. – Всё образуется… Ещё спасибо мне скажешь… Покажи эту книжку… Про икону.
– В портфеле, – буркнул Митька.
Дядя Егор достал из портфеля книгу, сунул под мышку.
– Это библиотечная, – предупредил Митька. – Не заховайте…
– Погляжу, что это за книга… – сказал дядя Егор.
20. ГРЕХ И САТАНА
Всё утро Митька вертелся у зеркала, висевшего над кроватью. Выворачивая глаза, старался взглянуть на шею. Вообще-то он и так, без зеркала, знал, что от чирья осталась одна маленькая болячка.
– Мам, – сказал Митька, – погляди-ка, чирья-то нема.
– Ну и слава богу.
– Теперь можно в школу?
Мать взглянула на дверь, за которой слышались шаги дяди Егора. Митьке это не понравилось. И чего она всё время его боится?
– Ещё находишься в свою школу, – негромко сказала мать. – Отдохни маленько.
– Я и так вторую неделю сижу дома, – заныл Митька. – Мам, пусти!
– Успеется.
– Не пустишь – всё одно убегу. Лучше пусти. А, мам?
Мать не успела ответить: из комнаты вышел дядя Егор.
Борода его и усы были аккуратно расчёсаны, глаза весело перебегали с Митьки на мать. Чувствовалось, что он встал в хорошем настроении.
– Чем нас попотчуешь, сестрица? – ласково спросил он. – Вещий сон мне нынче приснился...
– Я пошёл в школу, – перебил Митька.
Улыбка сползла с губ дяди Егора. В треугольных глазах появилось что-то такое, от чего Митьке стало не по себе.
– Не боишься гнева божьего – ступай! – сказал дядя Егор. – Крепко сидит в тебе, брат Митрий, сатана.
– Скучно ему, Егор Власыч, – робко вступилась мать. – Один-одинёшенек. Слоняется день-деньской из угла в угол. А в школе – однолетки.
– Не думает он о боге, сестрица... Это сатана его наущает.
– Я уж по-всякому пробовала, Егор Власыч, – устало сказала мать. – Упёрся, как бык.
– Сатана это. – Дядя Егор ещё больше помрачнел. – Гнать надо из него сатану...
– Все ребята ходят в школу, а я дома сиди? – угрюмо сказал Митька. – В школу хочу.
Дядя Егор, щупая бороду, взад-вперёд заходил по избе. Сзади к его пиджаку прицепились длинные светлые волосины. Особенно много их было на плечах.
– Гнать надо сатану, – повторил дядя Егор и остановился напротив матери: – Другого выхода нет, сестрица.
Мать опустила руки, лицо её побледнело.
– Вам виднее, брат Егор.
Митька смотрел на них, и тревога закрадывалась в его сердце. Как это гнать сатану? Ишь чего придумали!
– Никакая сатана во мне не сидит, – сказал он. – У меня внутри – полный порядок. – И похлопал себя по животу.
Дядя Егор молча мерил шагами избу. Мать держала в руках тарелку с румяными оладьями. Глаза у неё были красные, то ли от печного ж
ара,
то ли от слёз.– А как... его выгоняют? – на всякий случай спросил Митька. – Опять нужно в речку лезть?
– Хуже, – коротко сказал дядя Егор.
Митька вспомнил, как года два назад доктор гнал у него глистов. Ух, и неприятная штука! То глисты, а сатану гнать, наверное, и того страшнее...
– Нет, говорю, у меня никакого сатаны, – заволновался Митька. – Ничего из меня гнать не надо.
– Моим советам не внемлешь. Со святого радения сбежал. К книгам антихристовым влечение имеешь. Это всё сатанинские штучки. Уж я-то знаю.
– Отдайте «Чудотворную». Она библиотечная.
– Не ропщи.
– Мне попадёт, – сказал Митька. – Лучше отдайте.
– Это сатанинская книжка.
– Нет, – сказал Митька, – библиотечная. У вас все книжки сатанинские, кроме библии и этого... евангелия...
Он весь кипел. Вторую книгу у него хотят зажилить. Добро бы его, а то библиотечную.
– Я тогда все ваши книжки спалю, – заявил Митька. – Вместе с мешком.
– Уймись! – прикрикнула мать.
– И твою библию спалю, – сказал Митька.
Пусть лучше изобьют, а книгу он им не даст.
– Эту книжку мне... Тритон-Харитон принёс... А ему дал дядя Гриша... Не отдадите, – он сам придёт, – припугнул Митька.
Дядя Егор смотрел на Митьку, качал головой и как-то странно улыбался:
– Эх, брат Митрий, и что ты за беспокойный человек! Ну кому твоя книжка нужна? Верующий человек такую пакость и в руках-то держать не захочет.
Он принёс из комнаты книгу и отдал Митьке.
– Отдай её назад этому... Тритону. Богомерзкая книга. И читать-то её противно.
Митька обрадованно затолкал книгу в портфель и направился к двери.
– В школу всё-таки? – спросил дядя Егор.
– Ага, – сказал Митька.
– Не советую, брат Митрий... Ну, придёшь ты в школу, а тебя всё равно оттуда выставят.
– Я же географию выучил. Пускай спрашивают.
Митька надел кепку, всунул босые ноги в стоптанные сандалеты.
– Ты водное крещение принял?
– Заставили...
– Кто же в школе крещёного держать будет? Там пионеры в почёте, а ты – член общины.
– Никто не знает.
– Узнают, – сказал дядя Егор. – Ты – в школу, а я к директору...
Митька растерялся и не нашёл, что ответить. Неужели и вправду теперь все пути в школу отрезаны? Всю жизнь сидеть, как квашня, дома...
– Хозяюшка, – совсем другим тоном сказал дядя Егор. – Не мори, ради Христа, голодом.
Митька уже не первый раз замечал, что квартирант последнее время чересчур уж ласков с матерью. Вот и сейчас, склонив набок голову, пристально наблюдает за ней, а длинные пальцы сучат кончик тощей бороды, будто прядильную нить. Мать ничего не видит. Она шурует ухватом в печи, и на красивых руках её полыхает жаркий отблеск огня.
Так и не пошёл в этот день Митька в школу. Дядя Егор звал рыбачить – тоже не пошёл. До самых сумерек, как прикованный, просидел у окна. Сосчитал, что за час со старой липы слетело сто одиннадцать листьев, а над Калинкой пролетело восемь уток и один чирок. Немного Митьку развеселили сороки. Они летели куда-то по своим делам, но, увидев в лопухах у дороги блестящую консервную банку, сразу приземлились. И тут начался сорочий базар! Долго ссорились они у этой банки, сварливо трещали, злобно долбили друг дружку чёрными клювами. Победительницей оказалась хромая сорока. Она разогнала всех, а банку поднять в воздух так и не смогла. Зря старалась.
Дядя Егор принёс на прутике штук пять плотвиц и три окуня. Мать изжарила рыбу, поставила самовар.
– Иди за стол, – позвала она.
Митька не пошёл.
21. ДВА ЛИЦА
В избе было тихо, как в погребе. Дядя Егор, тётка Лиза и мать сидели за столом и молча пили чай. Митька, грудью навалившись на подоконник, дочитывал «Судьбу барабанщика». Дядя Егор и тётка Лиза, прихлёбывая с блюдец, строго и выжидающе смотрели на мать. А она, низко склонив голову, дула на кипяток. Чёрные ресницы её были опущены.
– Завтра же сама сходи, сестрица, – сказал дядя Егор.
– Так-то лучше будет и для него, сестрица, – пропищала тётка Лиза. – И богу угодно.
Ресницы матери дрогнули и ещё ниже опустились. Блюдце закачалось в её руке.
– Схожу, – чуть слышно произнесла она. – А что он дома-то будет делать?
– Уж это не твоя забота, – сказал дядя Егор.
– Бог о нём позаботится, – пропищала Головастик. – И мы...
Митька понимал, что говорят о нём, но никак не мог от книги оторваться. А потом он и так догадывался, о чём речь. Всё о нём и о бесе, который в Митьке сидит...