Сначала неохотно, но затем увлекшись рассказом, Василий пересказал все, что с ним произошло. Белоян слушал внимательно, изредка уточняя интересующие детали.

Рассказал Василий и о своем намерении упредить заставы.

— Что ж, недурная мысль, — немного подумав согласился волхв. — Вот, только, дойдешь ли?

— Конечно дойду! — уверенно ответил Василий.

Белоян неопределенно рыкнул. Маленькие медвежьи глазки безостановочно рыскали по кустам, словно отыскивая лазутчика. Внезапно, Василию показалось, что на лес набежала незримая тень. Так бывает, когда легкое облачко на миг закрывает собой солнце. Но солнце светило по-прежнему ярко, а вот лес поблек, выцвел. Даже птахи лесные, испугавшись неведомого, затаились. Непривычно тихо стало в лесу. Василий повернулся к волхву и отшатнулся. Лохматая медвежья морда перекосилась, глазки остекленели, с клыков оскаленной пасти потянулась тягучая ниточка слюны. Волхв хрипел, будто старался удержать на своих широких плечах всю тяжесть небесной тверди. Василий похолодел — что ж такое творится, коли могучего волхва так скрючило?

Наваждение продлилось недолго. Точно незримой рукой сдернули с леса странную тень. Робко щебетнула невидимая птичка, за ней другая… и вот уже весь лес наполнился привычным дневным шумом. Рядом раздался полувсхлип-полувздох. В последний момент удалось Василию удержать от падения грузное тело волхва.

— Вот так… — со свистом вырвалось из груди Белояна. — Вот так. Пока удерживаю. Но они с каждым разом все сильнее… Боюсь не сдюжу. Чую не последнюю роль и ты здесь сыграешь…

От последних слов волхва повеяло таким ледяным холодом, что Василий невольно поежился. Слава богам — солнышко пригревает.

Архимандрит Василий с интересом наблюдал за работой Феодосия. Никогда прежде магу не доводилось видеть столь странных обрядов. За столетия уже успел понять, что все его познания в магии на самом деле песчинка в неоглядной пустыне. И все равно, каждый раз сталкиваясь с чем-то неизвестным, поражался многообразию и гибкости древнего искусства.

В полумраке небольшой комнаты, отбрасывала на стены зловещие багровые отблески небольшая жаровня. С тихим шипением поднимались клубы дыма от сжигаемых снадобий и трав. Облаченный в длинный балахон, Феодосий, воздел сжатые кулаки вверх. Глубокий капюшон полностью скрывал лицо старого мага, но архимандриту казалось что он отчетливо видит напряженное лицо и застывший, немигающий взгляд.

— Ашураздам нарзаг! — донеслось из-под капюшона. — Разатом притан свен. Ашураздам саворот!

Архимандрит мысленно покачал головой. Этот язык был ему незнаком. Из какой же седой древности, старый маг принес эти заклинания?

— Сирагизам рот, иримат чет! Гирт Ашураздам!

Воздух в комнате сгустился, потяжелел. Тело старого мага воспарило над полом. Полы балахона развевались словно в порывах сильного ветра. Сила заклинания была такова, что Василий в какой-то момент оглох, ослеп, потерял ориентацию. Словно кто-то невидимый высасывал все магические соки из его тела. Рот распахнулся в неслышимом крике… и все кончилось.

Василий бросился к рухнувшему камнем Феодосию. Откинув капюшон с морщинистого лица, с тревогой всмотрелся в потухшие старческие глаза.

— Не получилось… — губы старца растянулись в некое подобие улыбки. — Но чувствую, если объединим мощь — не устоит…

— Кто не устоит, Старейший? — с тревогой уточнил архимандрит.

— Тот кто нам противостоит… Я видел его миг… — Феодосий содрогнулся. — Узнай все о маге с головой медведя.

— Да, — протянул оправившийся от незримой схватки Белоян. — Видишь, брат, какие дела ныне творятся? Неужто ль, никогда они Русь в покое не оставят? Не могут никак понять, что талисмана им как собственных ушей….

— Какого талисмана?

— Долгая это история, — отмахнулся волхв. — Потом как-нибудь на досуге… Спеши, Василий Игнатьевич. Князь и слушать не хочет о заговоре царьградцев. Пока сам не увидит, мы его не убедим. Так что, упреди заставы во что бы то ни стало! И вот еще…

Маленькие глазки пристально впились в Василия. Василий невольно поежился.

— Избавить тебя от власти вина, увы, мне не дано… — вздохнул волхв. — Но кое-что в моих силах.

Волхв отвязал от пояса небольшую баклажку. Василий уж давно глаза вывернул, косясь на нее. Теплилась в душе надежда — вдруг, да вино окажется, а добрый волхв глотнуть даст.

— На-кось, испей, — протянул баклажку Белоян. — Да не трясись ты так. Не вино то…

Но Василий и сам уже это понял. Жидкость в баклажке на вкус напоминала настойку из старых, не стираных онучей… Пожалуй, с большой добавкой болотной жижи.

— Я те выплюну! — опередил порыв Василия, Белоян. — Глотай, давай. Как уже сказал, от пристрастия к вину не избавлю, а вот прежнюю уверенность в своих силах, вернуть это снадобье поможет. Силушка, я смотрю, тебя не покинула, но многие пахари да кузнецы не слабже будут. А что их от богатыря отличает?

С трудом глотающий отвратительное пойло, Василий лишь мыкнул неразборчиво.

— А отличает, — нравоучительно продолжил волхв, — уверенность в себе. Да навык воинский. Навыка-то у тебя хоть отбавляй, а вот веру в себя потерял… Тут я тебе и помогу. Вновь богатырем тебя, конечно, никакое снадобье не сделает, но коли страха поменьше будет, и сам в богатыри вернешься… Допил? Вот и славненько.

Василий, с трудом сдерживая рвущийся наружу желудок, молча вернул баклажку волхву.

— Что ж, — Белоян вздохнул. — Ступай, Василий Игнатьевич. Удачи желать не буду. Коли сможешь себя перебороть, вновь сильным стать, она тебе не понадобиться. А не сможешь… то и удача тебе не поможет…

— Что-то снадобье твое не действует, — хмыкнул прислушиваясь к себе Василий. —

Какой был, такой и остался…

— А ты, Василий Игнатьевич и не почувствуешь это. Зелье тебя уже изменило. Поймешь, когда время придет. Ступай.

Василий неловко потоптался на месте. Идти надо, но уж больно неохота вновь одному по лесу шастать. А здесь, хоть с этим медвежьемордым перемолвиться можно.

— Куда идти-то? — оттягивая миг расставания спросил Василий. — Я уж и заплутал почти…

— Иди, вон в том направлении, — указал тяжелой рукой волхв. — Через три дня аккурат на дорогу выйдешь. По ней и пойдешь далее. Коли что, у людей дорогу спросишь. Язык он ведь не только до Киева, а и от него завести может.

— Три дня по лесу? — засомневался Василий. — А не заплутаю?

— Не заплутаешь, — уверенно сказал волхв. — Я лешим словечко замолвлю. Они тебе сбиться не дадут.

— Ну что ж. Коли так, то прощай, волхв. Не держи зла, если что не так. Пойду…

Не дожидаясь ответа, Василий развернулся в указанную сторону. Долго еще его спина мелькала меж толстых, коричневых стволов. И все это время, Белоян пристально всматривался в эту широкую спину. Что-то предстоит вынести этому пьянице?

— Но, волчья сыть! — срывал злость на коне Чернобой. — Шевелись, мешок с костями. Еще наддай!

Легко можно было понять его раздражение. Пьяница, за голову которого уже было получено полновесным царьградским золотом, как сквозь землю провалился. У стражей на воротах Киева удалось узнать в какую сторону он направился. Но ни в одной деревеньке, что лежали по этой дороге, никто и слыхом не слыхивал о таком. Видно, либо стражи напутали, либо не пошел пьяница по дороге. Но не через лес же… А если, все-таки, через лес?

Чернобой с такой силой осадил коня, что бедное животное с жалобным ржанием встало на дыбы, и обиженно заколотило передними копытами воздух. Железная узда чуть не в кровь рвала конские губы. Рядом, с такой же поспешностью, останавливали своих коней подручные Чернобоя.

— Лабута, — окликнул одного из них Чернобой. Огромный, заросший до самых глаз, черной бородой мужик, мигом оказался по правую руку. — Лабута, если он через лес пошел, как думаешь, где выйдет?

— А чо ему через лес переться? — не понял Лабута. — Мало, что ноги переломать можно, так и лешие в этом лесу людев не любят…