Теперь она никогда не сможет вернуться, из-за него. Из-за него она лишилась семьи, он чувствовал это не потому, что у него были какие-либо обязательства перед ней.

Прошло уже немало времени с тех пор, как он говорил с женщинами, и слова он подбирал с трудом, но знал, что должен найти слова, чтобы остаться с ней, обязательно должен, должен заставить ее понять, что любит ее, что она действительно ему нужна. В голову приходило много мыслей, он думал, как их выразить, но губы не шевелились. Казалось, он молчит, потому что слова лишены смысла. Он знал, что слова любви не даются легко, такое это глубокое и сильное чувство.

Внезапно Мария Кристина подняла глаза и посмотрела на него поверх костра.

— Ты думаешь, я пришла сюда, потому что твоя женщина? Это… это не так.

— Ты нужна мне, Мария Кристина.

— Нужна тебе? Тебе нужна женщина, любая женщина. Затем ты уедешь. Потом, спустя какое-то время, тебе опять понадобится женщина и ты еще кого-нибудь отыщешь. — Она язвительно посмотрела на него: — Хотя, не думаю, что тебе нужна женщина очень часто.

Он проигнорировал это замечание и расслабился.

— Беда в том, — принялся размышлять вслух Джордан, — я позволил тебе ехать на этой лошади. Я должен был заставить тебя идти пешком… всю дорогу. — Он сел и принялся сворачивать самокрутку: — А еще я должен был навьючить на тебя весь багаж. — Она взглянула на него. Он вытащил палочку из костра и прикурил. — Хорошей женщине нужно давать как можно больше работы, — сказал он. — Если они не работают, они несчастны. По-моему, их все время надо чем-то занимать.

— Ты! — устало сказала она. — Тебе-то откуда это знать?

Он глубоко затянулся.

— Я знаю, ты моя женщина, Мария Кристина. Может быть, я сделаю тебя своей женщиной сегодня ночью.

— А может, ты умрешь.

Она взглянула на него, у нее в глазах полыхала ярость и гордость.

— Конечно, — сказал он, — моя ошибка заключалась в том, что я позволил тебе ехать. Если бы ты шла за мной пешком, да еще бы с багажом на плечах, теперь ты была бы счастлива. В следующий раз пойдешь пешком.

— Думаешь, ты сильный.

Над плато поднялась луна, и иголки чоллы казались белыми цветами в этом странном свете, казалось, вокруг раскинулся сад из красивых белых цветов… сад смерти. Откуда-то сверху спикировала летучая мышь и мгновенно метнулась в сторону, в озере послышался какой-то всплеск.

Он опять приподнялся на локте.

— Всегда представлял себе, что у меня будет ранчо. Только несколько коров, немного лошадей. Пусть лошадей будет больше. Не нужно ничего действительно огромного, просто мое собственное местечко. Я хочу, чтобы у меня был свой дом. Мне всегда хотелось, чтобы из окон открывался красивый пейзаж. Так, чтобы всегда знать, чего ждать от следующего утра… такое место, к которому бы вела тропа, а в конце дороги стоял бы мой дом. Как хотелось бы увидеть, как на лужайке пасутся мои лошади, как подрастают жеребята.

Он докурил самокрутку, аккуратно высыпал остатки табака, а окурок бросил в костер.

— Я уже давно не был дома. Если бы мне дали время, чтобы разорвать этот замкнутый круг… я смог бы.

На луну завыл койот, его пронзительные крики усиливались в горах, а затем постепенно затихали, эхом отражаясь от плато.

— В одиночестве человек этого не выдержит. Ему необходима женщина. В городе полно женщин, они достаточно привлекательны, но здесь для мужчины нужна женщина, которая может помочь, стоя рядом с ним, а не за спиной.

Мария Кристина промолчала. Ее взгляд несколько смягчился, возможно и руки расслабились. Хотя чувствовалось, что какое-то напряжение все еще исходит от нее.

— Ты и я, у нас получится. Я знаю лошадей, знаю, где есть неплохой рынок мустангов. Может, купим жеребца, чистокровного. Выращивать лошадей не самое плохое занятие для мужчины. Это страна лошадей, и спрос на них на рынке всегда будет велик. С моргановским жеребцом можно создать неплохой табун за несколько лет. Конечно, год-другой будет нелегко. Я не могу тебе обещать многого… не сейчас. Не больше чем работу и дом.

— Я всегда работала.

Когда заговорила, она не смотрела на него. Джордан посмотрел на нее через костер, но она не ответила на его взгляд, затем поднялась и пошла.

— Мужчина должен говорить лишь о том, что знает, — сказал он ей вслед. — Я знаю лошадей… но плохо разбираюсь в женщинах.

Трэйс не двинулся, чтобы пойти за ней. Ему показалось, что ей хотелось бы побыть одной, возможно подумать. По крайней мере, он был честен. Он взял ружье и пошел к тропе, не зная, видит ли девушка его или нет.

Когда он забрался на холм, лес из чоллы лежал перед ним пушистым белым облаком, таившем в себе колючки, невидимые в лунном свете, но готовые царапать и рвать. У индейцев и мексиканцев есть легенда, что колючки сами тянутся к человеку, если поднести руку, чтобы прыгнуть на неприкрытую плоть. Он, конечно, сомневался в достоверности этих рассказов, но иногда казалось, что подобное может произойти.

С вершины он оглядел безбрежную пустыню, уходящую за горизонт.

Он думал о девушке, которая молча сидит у пруда. Он знал лишь несколько женщин и, конечно же, ни одна из них не могла сравниться с Марией Кристиной. Порой ему казалось, что ей нравятся лошади, которыми он управлял, казалось, что когда она к ним прикасалась, от ее рук веяло заботой, а лошади изголодались по ласке и еще не оставили опасений, что они попадут в ловушку, что их схватят, обманут.

Он посмотрел на пустыню. Где-то там горел костер, теперь его нет… хотя… хотя вот он, время от времени мерцает вдали.

Вокруг костра расположились вооруженные, сильные мужчины, желающие убить его. Между ними не может быть мира. Это была кровавая и отчаянная борьба за выживание, борьба, которая будет длиться до тех пор, пока его не убьют.

Жаль, что в это дело была вовлечена Мария. Кристина, хотя, если бы не она, он был бы уже мертв. Он бы умер в той пещере в одиночестве.

Теперь он должен оберегать девушку, пока не будет вынужден сказать ей, чтобы она садилась на лошадь и уезжала. Она просто взглянет на него с надменным презрением и останется с ним.

Что же делать? Если им удастся спастись, куда им ехать? Дальше в Мексику? Но он не знает дорог, хотя ему знаком этот район Соноры и большая часть Чихуахуа. Он был уверен, что и она не знает дорогу. Каждый шаг на юг таит в себе опасность из-за воинственных апачей.

Возвращаться через границу, обходя лагерь Саттона-Бэйлесса?

С одной лошадью это будет опасное путешествие. Только удача да сила их рыжей лошади позволили им забраться так далеко, о возвращении не может быть и речи.

После долгих размышлений он встал и пошел обратно по тропе, ведущей к воде. Тлел костер… не было ни звука, ни единого движения. Его одеяло так и лежало у огня, где он развернул его, но Марии Кристины нигде не было видно.

Он тихо произнес ее имя… в ответ — тишина. Он вновь позвал ее, на этот раз громче, страх за нее все возрастал.

Ни звука…

Джордан быстро подбежал к костру, громко позвал ее, но в ответ услышал лишь эхо. Он побежал к воде. Его взгляд за что-то зацепился… кусочек одежды на бревне железного дерева.

Большой кусок ткани, как будто она специально прицепила его к бревну, чтобы оставить след.

От этого места вело две тропы. Он побежал по ближайшей, надеясь, что выбор был сделан правильный. В лунном свете все казалось большим и белым, но все было хорошо видно.

А затем где-то далеко раздался крик и сразу оборвался.

Очень слабый… затем звук умер еще до того, как он разобрался в своих чувствах, но это точно был крик женщины, крик о помощи.

Невзирая на возможные препятствия или засаду, Трэйс бросился по следу. Он мчался стрелой, следуя изгибам тропинки и лишь пробежав сто ярдов, уменьшил скорость, прислушиваясь.

Ни звука… но его и не должно быть. Это не белый человек, ни один белый не сможет похитить женщину, не издавая ни звука. Это был апач… или, что более вероятно, апачи. Возможно, те трое, которых они встретили, они знали, куда направляются Джордан и Мария Кристина.