Нипиза вскрикнула от радости.
— Бари! — прошептала она, схватив его обеими руками за голову. — Бари!..
Ее прикосновение вдохновило Бари. По всему его телу вдруг разлилось какое-то блаженство, сладкая дрожь прошлась по нему, и Нипиза почувствовала это, и глаза ее засверкали еще ярче. Она стала ласково гладить его по голове и по спине. Он затаил дыхание, и ей показалось, что он перестал дышать. Под ее ласками он закрыл глаза. Но она заговорила с ним, и при первом же звуке он снова открыл их.
— Сейчас это животное придет сюда, — сказала она, — и убьет нас обоих. Он убьет тебя, Бари, за то, что ты укусил его. Ах, как бы я желала, чтобы ты был уже большой, сильный и мог бы его за меня загрызть!
Она отвязала от ножки стола ремень и сквозь слезы засмеялась. Она, впрочем, не боялась ничего. Правда, случилось из ряда вон выходящее происшествие, но одна только мысль о том, что она так по-своему расправилась с этим человеком-зверем, давала ей удовлетворение. Она собственными глазами видела, как он, точно рыба, барахтался в воде и выбивался из сил. Теперь он, наверное, уже выкарабкался на берег, и она даже засмеялась и схватила Бари на руки.
— О, да ты такой тяжелый! — проговорила она. — Но делать нечего, надо уносить тебя с собой, потому что я должна сейчас убегать!
И она выскочила из хижины. Пьеро еще не возвращался, и она тотчас же вскочила в густые заросли можжевельника, держа Бари в руках, точно мешок, набитый доверху и перетянутый посредине. Но он даже и не собирался вырываться от нее. Нипиза бежала с ним до тех пор, пока не отекли у нее руки. Затем она остановилась и спустила его на землю, держа в руке конец ремня, который был привязан вокруг его шеи. Она уже заранее приготовилась к его побегу. Она ожидала, что вот-вот он бросится от нее убегать, и некоторое время зорко следила за ним, но, почуяв под собой землю, он поднялся на ноги и стал озираться по сторонам. Тогда Нипиза заговорила с ним снова:
— Ведь ты не убежишь, Бари? Правда? Ты останешься со мной, и мы постараемся вместе отделаться от этого человека-зверя, если только он посмеет повторить то, что сделал там!
Она откинула назад волосы со лба и при мысли о том, что происходило на берегу пруда, даже позабыла на некоторое время о Бари. Он смотрел в это время на нее в упор, и она невольно обратила на него внимание вновь.
— Теперь уже я вижу, — снова заговорила она, — что ты не убежишь от меня, а навсегда останешься со мной. Пойдем!
Ремень натянулся вокруг его шеи, когда она потащила его за собой. Было похоже на тот силок, который задушил кролика, и он уперся передними лапами и слегка оскалил зубы. Нипиза перестала тянуть, безбоязненно она снова положила ему руку на голову. Со стороны хижины уже доносился до нее крупный разговор, и она снова взяла Бари на руки.
— Зверь! Негодяй! — крикнула она назад настолько громко, что ее голос мог быть услышан. — Убирайся обратно к себе в Лакбэн! Дикое животное!
И она быстро зашагала по лесу. Он становился все гуще и темнее, и теперь уже в нем вовсе не было тропинок. Три раза в течение получаса она останавливалась, чтобы спустить Бари на землю и дать рукам отдохнуть. Каждый раз она умоляла его бежать за нею на ногах. Во второй и в третий раз Бари извивался и вилял хвостом, но это было и все: идти он не мог. Когда ремень натягивался вокруг его шеи, то он ложился на брюхо, а один раз даже захрипел, когда ему сдавило горло. Поэтому Нипизе пришлось нести его на руках.
Наконец они выбрались на открытое место. Это был крошечный лужок в самой глубине леса, с мягкой зеленой травой и весь усеянный цветами. Прямо через этот маленький оазис протекал ручеек, через который Нипиза перепрыгнула с Бари под мышкой. На берегу этого ручейка находился шалаш из свежих ветвей сосны и можжевельника. Войдя в него, Нипиза огляделась, все ли в нем было так, как она оставила вчера. Затем с глубоким вздохом облегчения она спустила на землю свою четвероногую ношу и привязала конец ремня к торчавшей из шалаша сосновой ветке.
Бари тотчас же подлез под стенку шалаша и, подняв голову и широко открыв глаза, стал внимательно наблюдать за тем, что стало происходить потом. Ни одно движение Нипизы не ускользнуло от его внимания. Она так и сияла от удовольствия. Она подняла руки к небу и засмеялась веселым, свободным смехом птицы, и это так и подмывало Бари вскочить и попрыгать около нее по цветам. Иногда Нипиза забывала о нем. Ее дикая кровь заставляла ее бурно торжествовать свою победу над фактором из Лакбэна. Он так и представлялся ей барахтавшимся в прудке; она так и видела его перед собою сейчас, как он стоит, весь мокрый и злой, в их хижине и спрашивает у ее отца, куда она ушла. Пожимая плечами, отец говорит ему, что не знает, что, вероятно, она убежала в лес. Ей даже и в голову не приходило, что, поступая так с Мак-Таггартом, она подносила динамит к огню. В эти минуты она совершенно не предвидела опасности, от которой, если бы только могла себе ее представить, у нее моментально слетел бы с лица румянец и застыла бы в жилах кровь. Она даже и не догадывалась, что уже приобрела себе в Мак-Таггарте врага, более смертельного, чем все волки со всех лесов в мире. Потому что фактор уже смаковал то, что ее жизнь в его руках, он уже воочию представил себе, как дико будет вздыматься ее грудь, как теплая краска разольется у нее по лицу и на губах и как ее пушистые волосы будут щекотать его по лбу и по щекам, — и это доводило его до белого каления. Нипиза знала, что он обозлится. Но что задело? Ее отец тоже обиделся бы, если бы она рассказала ему о том, что произошло на пруде. Но она ему не рассказывала. Он убил бы этого зверя с форта Лакбэн. Фактор был здоровый детина. Но ведь и ее отец, Пьеро, тоже был не меньше; она была безгранично уверена в своем отце, и эта вера была унаследована ею от матери. Возможно, что даже уже и теперь Пьеро отправил Мак-Таггарта подобру-поздорову в Лакбэн, указавши ему на то, что его место там, а не здесь. Но она не возвратится в хижину, чтобы убедиться в этом. Лучше она подождет здесь. Ее отец догадается; он будет знать, где найти ее, когда чудовище уйдет. А так было бы приятно швырнуть в него палкой, когда он уйдет!
Немного спустя она занялась Бари. Она принесла ему воды и дала кусок сушеной рыбы. Целые часы они провели вместе наедине, и с каждым часом в Бари все сильнее и сильнее возникало желание участвовать в каждом ее движении, подползти к ней, когда она садилась, ощущать прикосновение ее платья, ее руки, слышать ее голос. Но он не выказывал этого желания. Он еще был лесным дикарем. Четвероногий варвар, полуволк и полусобака, он держал себя тише воды, ниже травы. С Умиском он заигрывал, с совой он дрался, Буша Мак-Таггарта он укусил и, если бы это удалось, не выпустил бы из него клыков. Но с девушкой он чувствовал себя совсем иначе. Он начинал ее обожать. Если бы Нипиза даже прогнала его сейчас, то все равно он не ушел бы от нее. Если бы она бросила его здесь одного, то все равно он последовал бы за нею на расстоянии. Он не сводил с нее глаз. Он смотрел, как она разложила небольшой костер и сварила кусок рыбы. Он наблюдал за тем, как она обедала. Были уже совсем сумерки, когда она подошла к нему поближе с целым пучком цветов, которые стала потом вплетать себе в волосы. Затем, играючи, она стала в шутку бить Бари кончиком своей косы. Он ежился под ударами, тоже в шутку, и она вдруг с веселым смехом схватила его обеими руками за голову и положила ее к себе на колени, прямо на цветы. Она разговаривала с ним. Гладила его рукой по голове. А затем она так близко нагнулась к нему лицом, что ему захотелось лизнуть ее мягким, теплым языком. Это была счастливая для него минута.
А затем их прервали. Послышался треск сухих прутьев под ногами. Через лес с осторожностью кошки пробирался Пьеро, и когда оба они выглянули из шалаша, то он стоял у самого края лужайки. Бари знал, что это был не Буш Мак-Таггарт. Но это был для него все-таки двуногий зверь. Моментально он ощетинился под рукой Нипизы. Он медленно и осторожно высвободился из-под нее и, когда Пьеро подошел, заворчал на него. В следующий за тем момент Нипиза была уже на ногах и бросилась к отцу. Выражение его лица испугало ее.