Я взял лук и оглянулся на Ичакоми:

— Ты останешься с мясом?

— Останусь. Будь осторожен.

Когда я двинулся по направлению к волкам, они отбежали, и, пройдя мимо них, я спустился в неглубокий овраг. Было очень тихо. Я упорно шел вперед, пока не добрался до рощи, которая тянулась вдоль неглубокого русла. Пробираясь через кустарник, я старался не производить шума.

Бизоны искали под снегом сухую траву, и только старый самец стоял на страже. Я находился по отношению к нему с подветренной стороны, поэтому он не улавливал моего запаха. Тем не менее вожак забеспокоился.

Чуял ли он запах крови убитой самки? Или здесь было что-то еще, чего я не видел?

Я снова огляделся — сначала вокруг себя, потом посмотрел дальше, потом еще дальше. Каждый участок изучал медленно, ничему не доверяя. Если враг далеко, я хотел бы знать об этом, но если он близко, я должен увидеть его первым. Ничего.

Несколько бизонов паслись неподалеку, два из них находились на расстоянии тридцати—сорока ярдов от деревьев, скрывавших меня. Заметив просвет между деревьями, я осторожно пробрался сквозь кусты и приблизился к животным.

Большой самец не отреагировал на мое появление. Его внимание привлекло что-то слева от меня. Он поднял голову, его ноздри раздувались.

Я повел глазами в сторону, обежал взглядом снежные поля в Долине, затем… мой взгляд остановился.

Вдоль опушки леса двигалось несколько человек. Я не сразу смог сосчитать, сколько их было. Три, четыре, пять. Пятеро мужчин… Индейцы или нет? В такое время года испанцев сюда не заманишь. Нам нужны бизоны, а индейцы, скорее всего, спугнут животных.

Обернувшись, я посмотрел на Ичакоми. Она раскладывала мясо по тюкам, готовя его к отправке, и не поднимала головы. Девушка хлопотала по крайней мере в ста ярдах от меня, и деревья еще скрывали ее от идущих людей. Я тихонько свистнул, но, видимо, слишком тихо — она HP подняла головы. Я помахал рукой, потом луком, надеясь, что она уловит мои движения краем глаза.

И действительно, Ичакоми подняла голову и посмотрела на меня. Я сделал ей знак луком, она подобрала тюки с мясом и подошла ко мне.

— Там пять воинов, — сообщил я, — идут вверх. Надо спрятаться, может, они не увидят нас.

— Мы оставили здесь следы. Если они придут, то увидят.

Прокладывая путь, я углубился в лес и выбрал укрытие, позволявшее нам не терять отряд из виду.

— Скоро подойдет помощь.

— Помощь?

— Мои люди. Шестеро придут и унесут мясо. Я сказала им.

Хорошо… Ичакоми поступила разумно. Но успеют ли они вовремя и заметят ли воинов прежде, чем те обнаружат их? Мы не должны допустить, чтобы они попали в засаду. Оглянувшись, я никого не увидел. Даже если наши друзья уже в пути, едва ли они успеют быстро добраться до нас.

Конечно, неизвестные воины, пересекающие долину, могут уйти, но если они охотятся, то вполне вероятно, что бизоны привлекут их внимание.

Они не повернули. Они приближались. Теперь я знал точно — это индейцы, и наверняка коунджерос.

— Спрячься, — приказал я, — и предоставь сражаться с ними мне.

— Я тоже могу сражаться.

— Я не хочу, чтобы тебя ранили.

— Их пятеро.

— Скоро их станет меньше.

Мы выжидали, спрятавшись за стволами деревьев и кустами. Они с трудом шли друг за другом.

Большому бизону это вторжение не понравилось. Он фыркнул, стал рыть копытом снег, потом двинулся прочь. Его примеру последовал и другой, оставив выкопанную из-под снега коричневую траву. Я снова оглянулся. Помощь не подходила, но все же что-то случилось.

Исчезли волки.

Глава 23

— Не стоит подпускать их слишком близко, — решил я. — Оставайся на месте. Остальное — мое дело.

Я вышел из кустов и встал на снегу, поджидая их.

Они тотчас заметили меня и тоже остановились. Собравшись в кучу, индейцы уставились на меня. Я видел, как они гадали. Кто я? Один ли? Посмел бы я выйти, если за моей спиной нет никого? Может, я заманиваю их в ловушку?

Они видели мой лук с вставленной стрелой и понимали, что я готов выстрелить, но пока держал оружие опущенным. Во мне кипела отвага. Почему я, мирный человек, при мысли о предстоящем сражении всегда испытывал радостное возбуждение, становился вызывающим, приосанивался? Вот и сейчас все во мне приглашало индейцев подойти.

Один из них крикнул что-то — я не понял, но и не пытался отвечать. Повернуться и уйти было не в правилах индейских воинов, они должны воевать.

Отряд двинулся, я знаками показал, чтобы он убирался. Воины снова остановились. Затем один из них, после сердитого пререкания с остальными, вдруг выступил вперед и направился ко мне. Мой большой лук стрелял на тридцать, а то и больше ярдов дальше, чем их луки. Я подпустил индейца еще на три шага и снова сделал знак, чтобы он вернулся обратно. Он продолжал идти на меня, я поднял лук и выпустил стрелу.

Стрела попала туда, куда я и целился, — ему в бедро. Мертвого они бы оставили, а о раненом, конечно, позаботятся.

Воин упал. Он пытался вытащить стрелу. Я ждал. Остальные собрались вокруг него, крича что-то в мою сторону.

Я стоял на том же месте, вставив в лук вторую стрелу. Темные фигуры индейцев хорошо выделялись на снегу и представляли собой отличные мишени. Один из них повернулся ко мне и снова крикнул что-то. Я поднял лук, он отступил. Он вытащил стрелу из бедра раненого индейца и стал рассматривать ее.

Мои черные стрелы с черными птичьими перышками, улучшающими их полетные качества, были им незнакомы, как и я сам. На расстоянии они не видели, что я белый человек, а моя одежда им ни о чем не говорила.

Попытка напасть на меня сейчас означала бы, что кто-то из них погибнет или получит серьезное ранение. Смелые и неглупые люди, они приняли правильное решение: подняв своего раненого товарища, стали удаляться. Один из них обернулся и погрозил мне копьем, но я никак не отреагировал на этот жест и, когда воины исчезли, вернулся в лес. Мы с Ичакоми собрали мясо. Ноша, которую я взвалил себе на спину, была по плечу разве что четверым, но уходить следовало немедленно. Индейцы могли вернуться в любой момент. Нам же предстояло найти убежище на ночь и путь, чтобы завтра незаметно ретироваться.

— Ты храбрый, — улыбнулась Ичакоми.

— Если бы они захватили нас, то пытали бы и убили. Я не мог им позволить окружить меня. Пришлось их остановить.

Она все понимала. Я объяснял скорее себе, чем ей. Мы, англичане, всегда склонны отыскивать причины своих действий, даже если эти причины неблаговидны.

Я сказал чистую правду. Коунджерос имели репутацию кровожадных индейцев, но обычно и другие индейцы именно так нападали на незнакомцев, если только не брало верх любопытство.

Спрятав мясо в маленькой пещерке недалеко от упавшего дерева, мы развели небольшой костер и поджарили бифштексы. До захода солнца я успел убить и освежевать еще и оленя.

Наш лагерь располагался в удачном месте около выхода из небольшого каньона, что давало возможность при необходимости отступить в горы и в лес. Пещера, хоть и неглубокая, хорошо защищала от ветра. Пришла ночь и развесила между редкими облаками гроздья звезд. У костра было тепло.

— Они вернутся. — Она кивнула. — И их будет больше. Когда придут твои люди?

— Сегодня вечером… или завтра. Они только возьмут мясо и уйдут.

— Лучше бы ты осталась в лагере. Нас сегодня могли убить.

Она сидела с довольным видом.

— Я же передвигалась. И заставила их думать, что нас много.

Так вот почему воины так пристально смотрели! Они видели, что сзади меня прячутся люди, но не знали сколько. Так что отпугнул их вовсе не я.

Конечно, они вернутся. Индейцы не смирятся с поражением, к тому же один из них ранен. Я встал, вышел и прислушался. Вдалеке завыл волк, ему ответил другой. Других звуков в ночи я не уловил.

Находясь с подветренной стороны, индейцы могли уловить запах дыма нашего костра, однако, что они вернутся сегодня, я сомневался. Прежде чем напасть снова, им нужно совершить колдовство.