Жильдас Трегомен не мог прийти в себя от изумления. Молодой капитан, совершенно не владея собой, ходил взад и вперед по комнате, то прижимая к груди глобус, то целуя свежие щечки Эногат, куда более приятные, чем этот грубо раскрашенный картонаж, и повторял:

— Это она нашла, господин Трегомен… Без нее мне никогда бы и в голову не пришла такая мысль!

Глядя на взволнованного Жюэля, Трегомен пришел в неистовый восторг. Он подпрыгнул раз, другой… Потом стал покачиваться на месте, округлив руки с грацией сильфиды[487]весом в двести килограммов. Потом стал раскачиваться все сильней и сильней, со штирборта на бакборт, как никогда не приходилось качаться «Прекрасной Амелии» на Рансе, а как раскачивался «Порталегри» с грузом веселых слонов. И наконец ужасным голосом завопил песню Пьера-Сервана-Мало:

У меня есть дол, дол, дол!

У меня есть го, го, го!

У меня есть та, та, та!

Долгота!

Долгота!

Долгота!

Наконец друзья угомонились.

— Надо предупредить дядю! — сказала Эногат.

— Предупредить дядю? — переспросил Трегомен, несколько смущенный этим предложением.— А не разумнее ли пока помолчать?

— Надо подумать,— согласился Жюэль.

Позвали Нанон и в нескольких словах все ей объяснили. На вопрос Жюэля, как поступить в отношении ее брата, старая бретонка ответила:

— Мы ничего не должны от него скрывать.

— А если его опять постигнет разочарование,— заметила Эногат,— перенесет ли его наш бедный дядя?

— Разочарование? — воскликнул Трегомен.— Нет, на этот раз — нет!…

— В последнем документе сказано определенно, что сокровища зарыты именно на четвертом островке,— добавил Жюэль,— а четвертый островок расположен в центре круга, который мы описали, и на этот раз я твердо убежден…

— Тогда я позову брата! — объявила Нанон.

Через минуту в комнате Жюэля появился дядюшка Антифер, нисколько не изменившийся, по-прежнему озабоченный, все с тем же отрешенным взглядом и сумрачным выражением лица.

— Что случилось?

За его грозным тоном скрывалась растерянность, но было видно, что он с трудом сдерживает неукротимую ярость.

Жюэль рассказал ему, что произошло, каким образом открылась геометрическая связь между тремя островками и почему четвертый островок должен непременно находиться в центре этой окружности.

К крайнему удивлению присутствующих, дядюшка Антифер выслушал известие очень спокойно. Он даже не насупился. Можно подумать, он ждал эту новость, что она не явилась для него неожиданностью, что она казалась ему чем-то совершенно естественным. Дядюшка только спросил у Жюэля:

— Где эта центральная точка?

Действительно, вопрос вполне резонный.

Жюэль поставил глобус посередине стола. С рейсфедером и гибкой линейкой в руке, словно имел дело с плоской поверхностью, он соединил одной линией Маскат и Маюмбу, другой линией — Маюмбу и Шпицберген. От середин этих двух линий он провел два перпендикуляра, точка пересечения которых оказалась в центре круга.

Центр этот находился в Средиземном море, между Сицилией и мысом Бон, неподалеку от острова Пантеллерия.

— Тут, дядя… тут! — сказал Жюэль.

И, тщательно измерив меридиан и параллель, он уверенно произнес:

— Тридцать семь градусов двадцать шесть минут северной широты и десять градусов тридцать три минуты восточной долготы от парижского меридиана.

— Но есть ли там островок? — спросил Жильдас Трегомен.

— Должен быть! — ответил Жюэль.

— Есть ли там островок?… Нечего сомневаться, лодочник,— урезонил его дядюшка Антифер,— нечего сомневаться, он есть!… Ах! Тысяча миллионов, миллиардов, несметное число несчастий, только этого еще недоставало!

И, испустив это проклятие таким страшным голосом, что задребезжали стекла, он выбежал из комнаты Эногат, заперся у себя, и в этот день его больше не видели.

Глава шестнадцатая,

обращенная к нашим потомкам, которые будут жить через несколько столетий после нас

Если бывший капитан большого каботажа не сошел с ума окончательно, то чем же тогда объяснить его более чем странное поведение в ту минуту, когда наконец определили истинное положение четвертого островка, где хранились в недрах сокровища Камильк-паши?

В последующие дни стала заметна полная и совершенно непонятная метаморфоза:[488] Пьер-Серван-Мало вернулся к своим прежним привычкам, к своим прогулкам — с неизменной трубкой в зубах — по крепостному валу и по набережной. Но это был уже не тот Антифер. Загадочная улыбка не сходила с его губ. Он не позволял себе даже намека на сокровища Камильк-паши, никогда не вспоминал о своих путешествиях и не заговаривал о новой экспедиции, которая сделала бы его обладателем миллионов!

Жильдас Трегомен, Нанон, Эногат и Жюэль были окончательно сбиты с толку. Каждую минуту они ждали возгласа дядюшки Антифера: «В путь!» — но он, как видно, и не думал готовиться к новой поездке.

— Что с ним случилось? — задавала себе вопрос Нанон.

— Его словно подменили! — недоумевал Жюэль.

— Может быть, его страшит мысль о женитьбе на мадемуазель Талисме Замбуко?— предполагал Трегомен.— Но не все ли ему равно!… Нельзя же, в самом деле, допустить, чтобы миллионы пропали!

Как резко изменились взгляды того и другого! Можно подумать, что дядюшка Антифер и Жильдас Трегомен поменялись ролями. Не Антифера, а Трегомена разбирала теперь жажда золота! Впрочем, последний рассуждал вполне логично. Как же так: когда не было никакой уверенности, что удастся найти островок,— помчались на поиски, а теперь, когда его положение установлено точно, даже речи нет о том, чтобы отправиться в путь!…

Трегомен все время заговаривал об этом с Жюэлем.

— Зачем это нам? — отвечал молодой капитан.

Тогда Трегомен обращался к Нанон.

— Да ну их!… Пусть себе там лежат!

Потом он обращался к Эногат:

— Послушай, малютка, у тебя звенели бы в кармане тридцать три миллиона!…

— А не хотите ли, господин Трегомен, тридцать три поцелуя?…

Наконец — после той знаменательной сцены прошло уже пятнадцать дней — он решился заговорить об этом с самим дядюшкой Антифером.

— А как же будет… с этим… с островком?…

— С каким островком, лодочник?

— Островком в Средиземном море!… Ведь, пожалуй, он существует?

— Существует ли он, лодочник? В его существовании я уверен больше, чем в твоем или в моем!

— Так почему бы нам туда не отправиться?

— Отправиться туда, пресноводник?… Подождем, пока у нас вырастут плавники!

Что хотел он этим сказать? Жильдас Трегомен долго ломал голову, но так и не мог найти подходящее объяснение. Однако он не успокоился. В конце концов, эти тридцать три миллиона нужны не ему, а детям… И если влюбленные не думают о своем будущем, кто же тогда позаботится о них, как не он!

Словом, он так ко всем приставал, что однажды дядюшка Антифер сказал ему:

— Значит, теперь ты настаиваешь на поездке?

— Да, старина.

— По-твоему, нужно ехать?

— Нужно… и чем скорей, тем лучше!

— Хорошо. Мы поедем!

Но каким тоном произнес он эти последние слова!

Перед отъездом следовало принять решение относительно банкира Замбуко и нотариуса Бен-Омара. Как сонаследника и душеприказчика, их следовало, во-первых, известить об открытии четвертого островка и, во-вторых, пригласить в известный день на известный островок,— одного— за получением своей доли наследства, другого — за получением своего процента.

Дядюшка Антифер, пожалуй, даже больше, чем Трегомен, настаивал на том, чтобы соблюсти все условия… В Тунис и в Александрию в адрес обоих заинтересованных лиц отправили две телеграммы. Свидание назначили на двадцать третье октября в Сицилии, в городе Агридженто, откуда предстояло отправиться за сокровищами на главный островок.