Лисси Вэг в отчаянии опустилась на колени около молодого человека. Веки его поднялись, и он смог произнести несколько слов:
— Лисси, это пройдет… пустяки… Но вы… вы?
Глаза Макса Реаля снова закрылись. Но он был жив.
Через полчаса охотники принесли его на станцию, куда почти одновременно с ними явился и доктор. Внимательно осмотрев рану, он сделал перевязку и заявил, что раненый сможет перенести переезд в Индианаполис.
Макса Реаля поместили в вагон поезда, отходившего со станции в половине шестого. Он больше не терял сознания, а в шесть часов вечера уже лежал в комнате гостиницы. Увы! Сколько же времени он теперь здесь пробудет? Во всяком случае, ясно, что двадцать восьмого он не сможет быть в почтовом бюро Филадельфии!
Почти тотчас явился второй врач и подтвердил заключение своего коллеги. Легкое было чуть затронуто острием ножа, но еще немного — и рана оказалась бы смертельной. Раненый должен оставаться в постели не меньше пятнадцати дней. Ну что ж, Лисси Вэг не оставит его! Она будет рядом, сколько потребуется. Богатство Уильяма Гиппербона их теперь так мало интересовало! Оба мечтали о будущем, в котором обойдутся и без миллионов этого богача.
К чести Джовиты Фолей, она одобрила поведение подруги, хоть оно и означало крушение всех ее надежд. Но после некоторого размышления эта настойчивая девушка сказала себе: «В конце концов ничего не мешает Лисси четвертого июля прийти на почту. А если ей посчастливится и кости выбросят семь очков… Боже, сделай, чтобы они их выбросили… — то она выиграет партию! И никуда не надо уезжать!»
Когда распространилось известие о нападении на Лисси Вэг, какое началось волнение! Желтый флаг был на устах у всех американцев… На следующий день наступила развязка. Кости выбросили двенадцать очков седьмому партнеру. А он занимал пятьдесят первую клетку. Партия была окончена. По улицам Индианаполиса носились продавцы газет и выкрикивали результат последнего тиража. А красный флаг развевался над штатом Иллинойс, повторенном четырнадцать раз на карте благородной игры Соединенных Штатов Америки!
Глава XIV
ОКСВУДССКИЙ КОЛОКОЛ
Удар грома, услышанный во всех частях земного шара, не произвел бы большего впечатления, чем удар игральных костей, выброшенных нотариусом Торнброком двадцать четвертого июня ровно в восемь часов утра в зале Аудиториума. Тысячи граждан, присутствовавших на том тираже, оповестили о нем все кварталы Чикаго, и тысячи телеграмм разнесли эту весть по четырем концам Старого и Нового Света. Когда немного улеглось первое волнение, болельщики приступили к анализу партии. Оказалось: ни одного из первых шестерых игроков не миновали те или другие неудачи. Один был заключен в «гостиницу», другой заплатил большой штраф на Ниагарском мосту, третий блуждал в «лабиринте», четвертый задыхался в «колодце», троих приговорили к «тюрьме» и всех шестерых к штрафам. В это самое время X.K.Z. двигался вперед уверенными шагами, переходя из штата Иллинойс в штат Висконсин, оттуда — в округ Колумбия, потом в штат Миннесота, а из штата Миннесота — к цели всего путешествия. При этом не заплатив нигде ни единого штрафа и не переезжая на далекие расстояния. Получилась большая экономия сил и средств.
Все говорило за то, что этот человек пользовался исключительным счастьем редких избранников судьбы, которым всегда везет в жизни!
Пока общественность обсуждала ход игры, ее участники вернулись в Чикаго. Одни — в полном отчаянии, другие — в неистовом гневе (нет нужды говорить — кто именно) и только двое остались совершенно равнодушны к результату матча (называть этих последних также излишне). Выздоровев после ранения, Макс Реаль вернулся в родной город в обществе Лисси Вэг и Джовиты Фолей. И только тогда миссис Реаль узнала имя человека, которому молодая девушка обязана своим спасением.
— О дитя мое… дитя мое!… — вскричала она, сжимая Макса в объятиях. — Так это был ты!
— Но раз я совсем уже поправился, мамочка, не плачь, пожалуйста! Ту милую девушку ты скоро узнаешь и полюбишь так же, как она тебя уже любит и как я ее люблю!
В тот самый день Лисси Вэг вместе с Джовитой Фолей пришли к миссис Реаль. Так совершилось знакомство трех женщин, а чтобы узнать о результатах, необходимо подождать несколько дней.
Излишне говорить, в каком раздражении находился Джон Мильнер: зря потраченные деньги и подмоченная репутация чемпиона Нового Света — вот все, что выиграл в проклятом матче его воспитанник (который чувствовал себя вполне удовлетворенным, как всегда получая шестиразовое питание). Мистер и миссис Титбюри, раненные в самое сердце, другими словами, в самый кошелек, вернулись на Робей-стрит. Из заоблачной сферы они попали в мрачную пропасть окружавшей их действительности!
— Чудовище Гиппербон, отвратительное чудовище!… — восклицала по временам миссис Титбюри.
— Нужно было или выиграть миллионы, или в это дело не вмешиваться, — прибавляла служанка.
— Да, не вмешиваться! — кричала матрона. — Что я и твердила постоянно мистеру Титбюри! Но попробуйте убедить в чем-нибудь такого…
Никто никогда не узнает, какими эпитетами был награжден в те дни супруг миссис Титбюри.
А Гарри Кембэл?… Издав страшный вопль, он выпрыгнул из вагона и, ударившись о насыпь, отскочил, точно был сделан из каучука. Потеряв сознание, репортер остался лежать под кустом, что спасло его при взрыве двух паровозов.
Только через три часа железнодорожные рабочие пришли очистить путь и нашли человека, неподвижно лежавшего на земле. Когда его привели в чувство и узнали, кто такой, как проник в поезд, заранее обреченный на крушение, местные власти сделали репортеру вполне заслуженный выговор и заставили уплатить стоимость проездного билета (на американских железных дорогах можно оплачивать билеты во время пути или по прибытии в тот или другой пункт). Потом телеграфировали редактору газеты «Трибюн» и отправили его сотрудника с первым прямым поездом в Чикаго. Прибыв на Милуоки-авеню, Гарри Кембэл заявил — это вполне соответствовало его бесстрашному характеру, — что готов снова отправиться куда угодно. И даже по воле игральных костей перенестись с одной окраины Соединенных Штатов на другую. Узнав, что партия окончена, репортер тут же принялся строчить заметки о своих приключениях. Конечно, он вспомнил Нью-Мексико, Южную Каролину, штаты Небраска, Вашингтон, Южная Дакота и тот оригинальный способ открытия железнодорожной ветки между Медари и Сиу-Фолс-Сити!
Правда, он почувствовал себя уязвленным, когда обнаружилось (и это дало пищу насмешкам мелкой прессы), что черный гризли, осенивший себя крестом, его «Урсус Кристианус», был просто-напросто одним из местных жителей, который нес от меховщика шкуру великолепного зверя. В это время начался ливень, и житель той шкурой укрылся. Испугавшись страшной грозы, он как добрый христианин при каждом блеске молнии осенял себя крестом. В общем, Гарри Кембэл потом и сам стал смеяться над этим приключением, но в смехе еще долго слышалась досада.
Пятая партнерша, как известно, вернулась в Чикаго вместе со своей подругой, Максом Реалем и Томми, не менее удрученным неудачей, чем Джовита Фолей.
— Но примирись же с этим наконец, бедная моя Джовита! — повторяла Лисси Вэг. — Ты ведь прекрасно знаешь, что я никогда не рассчитывала…
— Но я рассчитывала!
— И совершенно напрасно.
— Но, во всяком случае, ты теперь уже не бедная бесприданница.
— Как?
— Лисси! Ведь после X. К. Z. ты ближе всех других была у цели и потому вся сумма, составленная из штрафов, принадлежит тебе.
— Даю слово, Джовита, я об этом не подумала.
— Зато я думала за тебя, моя беззаботная Лисси, и знаю, что из этих штрафов составилась порядочная сумма и ты являешься ее законной владелицей.
Осталось сказать о последнем участнике матча. Годж Уррикан находился в штате Висконсин, когда пять очков отправили его в Неваду. Ему предстояло новое путешествие в тысячу двести миль. Штат Невада, один из наименее населенных во всей конфедерации, по размерам площади занимает шестое место в республике (после штатов Орегон, Айдахо, Юта, Аризона и Калифорния). В довершение ко всему как раз в Неваде Уильям Гиппербон поместил клетку с «колодцем», куда злополучный игрок должен был ринуться вниз головой. Негодование коммодора нельзя выразить словами. Он только сказал, что нотариус Торнброк ответит за все, а Тюрк обещал схватить нотариуса за горло, разрезать живот и съесть его печенку! Со свойственной ему поспешностью Годж Уррикан в этот же день покинул Милуоки, послав Торнброку три тысячи долларов, сумму, в которую ему обошелся этот последний удар игральных костей, и на всех парах помчался в штат Невада.