Следующее, что произнес Хиллмен, было «Хррккккааарррркшшшш», хотя последние «шшшш» вполне могли быть шипением истекающих газов, поскольку именно в этот момент свалившийся с неба носовой конус разбитой Тором торпеды врезался памятнику Шона-Боксера в голову, отчего шов на талии бронзовой фигуры разошелся и левая боксерская перчатка, с силой развернувшись по часовой стрелке, практически разорвала Хиллмена пополам.

— Ох, б… — охнул Хиллмен и добавил последние в этой своей жизни слова: — Иду к тебе, Бабуля.

Историки стерли первую фразу и оставили вторую, которая с тех пор получила столько толкований, что лишь спустя пятнадцать тысяч лет студент-третьекурсник, плохо вызубрив урок, случайно обнаружил ее истинный смысл.

12

Счастливых финалов не бывает. Любая разумная раса имеет по меньшей мере один афоризм, подтверждающий эту точку зрения, хотя ни на одной планете во всей Вселенной не найти ни одного надгробия, на котором было бы высечено: «В ЖИЗНИ ЕМУ НРАВИЛОСЬ ВСЕ, ОСОБЕННО СОБСТВЕННАЯ СМЕРТЬ». Как писал в своих мемуарах Роллид Клит, независимый порнорежиссер с Дентрассиса, «то, что вам кажется счастливым финалом, на деле является лишь короткой передышкой перед тем, как маньяк-убийца, которого вы считали мертвым, возвращается и вырезает всех, кроме девицы с самыми большими сиськами, которую убьют первой в выходящем в следующем году сиквеле». Или, как кратко сформулировал некто Зем с Зеты Скворншелла, «постель никогда не остается сухой надолго». Ну и, наконец, наиболее часто цитируемое изречение на тему финалов, счастливых или нет, принадлежит старому столпнику с Гавалиуса. «Такой вещи, как финал,  — говорил он, — нету вообще. Равно как, если на то пошло, начала. Существует лишь середина». Цитирующие, правда, часто опускают продолжение фразы: «Середины — это дерьмо. Ненавижу середины. Середины все до одной сожалеют о прошлом и ждут, что с ними еще произойдет что-нибудь интересное. Да пошли они, эти середины, зарк знает куда». Как правило, первое предложение публикуется на фоне фотографии какой-нибудь симпатичной китожабы на фоне заката одного или двух солнц.

Со времени прерванного нападения вогонов едва прошла неделя, и люди как раз начали забывать, насколько им повезло остаться в живых, и начали переживать по поводу обычных повседневных проблем вроде того, можно ли поделать что-нибудь с туманом, наползающим ежедневно с моря ближе к вечеру, и почему никто не догадался захватить с Земли побольше арахисового масла, и чем это так воняет рядом с яслями, и что, возможно, стоило бы попросить планету побольше, потому что от этой искусственной гравитации некоторые из пожилых людей неважно себя чувствуют.

Хиллмен Хантер сидел у себя в кабинете и читал ежедневную порцию жалоб и кляуз. Большинство из писавших заслуживали кары огнем и серой… ну, может, еще и молотом — в зависимости от конкретных ситуаций. Конечно, Хиллмен не мог не видеть реальных преимуществ обладания отсутствующим богом, способным общаться с паствой только через избранного представителя, но надо ли было Тору приносить себя в жертву так рано? Разве не мог он провести пару недель, занимаясь мелкими земными проблемами, прежде чем совершить это свое жертвоприношение?

Ну, конечно, свои преимущества имелись и у жертвоприношений. С тех пор как Хиллмена вернули из мертвых в медицинском блоке «Золотого сердца», все гораздо охотнее принимали тот факт, что он является полномочным представителем Тора на Бабуле. Ну, и новая пара ног тоже оказалась кстати.

Хиллмен изо всех сил старался быть полным мудрости и благочестия, но каждая гребаная минута ежедневного разбирательства гребаных бумаг сводила его с ума. А еще опоясывающий его талию шрам чесался, как… как… в общем, сильно чесался.

Я Хиллмен Хантер, бабуля. Я типа как Христофор Колумб, основатель колонии и все такое. Кой черт я должен ставить печати и разбирать грязное белье?

Загудел зуммер внутренней связи, и над столом возникла голограмма секретарши.

— Угу, Мэрилин. Чего там?

— Того, что записавшиеся на прием пришли.

Хиллмен вздохнул — почти с облегчением. Иметь дело с живыми людьми было несказанно лучше, чем тупить над грудами бумаги.

Хуже, чем лопатой махать,подумал он.

— О'кей, бабуля. Пусть войдут.

Мэрилин нахмурилась.

— Простите, Хиллмен. Как вы меня назвали?

Блин,подумал Хиллмен.

— За Бабулю! — поспешно произнес он. — Это наш новый официальный лозунг. А ты что думала?

— А… Да, хорошо, — отозвалась Мэрилин — таким скучающим тоном, что Хиллмен даже удивился, как это она расслышала его оговорку.

Вот уже второе, что я им втюхал за неделю. Сначала эти штучки с Тором, теперь это.

В кабинет вошли Артур Дент и его дочь Рэндом, и конечно же, девчонка села, не дожидаясь приглашения.

Эта девчонка даже сидеть ухитряется угрюмо,подумал Хиллмен. Но не дура, нет.

— Прошу вас, Артур, садитесь.

— Спасибо.

— За Бабулю! — гаркнул Хиллмен, решив, что свежеиспеченный лозунг стоит время от времени подпускать в разговор.

Как говаривала бабуля, если что-нибудь с дерьмецом, его должно быть побольше.

— Пардон? — озадаченно спросил Артур.

— Это наш новый… э… лозунг. Вести народ и все такое. За Бабулю!

— И где вы его собираетесь использовать?

— Ну, право, не знаю пока, — нахмурился Хиллмен. — При сборе урожая, или путешествии за океан… что-нибудь в этом роде. При героических событиях. Как вам?

— Кратко, — искренне сказал Артур.

— Точнее сказать, сжато, верно? Вы даже не представляете, сколько мы заседали, обдумывая этот лозунг. Через год он будет у всех на устах, вот поверьте.

Рэндом облокотилась на стол.

— Я слышала, что вы назвали планету в честь вашей бабушки.

Хиллмен смутился.

— Правда? Не помню. Но, наверное, вы правы. Бог свидетель, я об этом много лет уже не задумывался. Госспади…

— Не напрягайтесь.

— Чего?

— Каждый раз, когда вас что-то напрягает, вы превращаетесь в Пэдди-Лепрекона с его жутким ирландским акцентом.

— Ну и что, — пробормотал Хиллмен, разом поднявшись на новый уровень смущения. — Я ирландец.

— Но не такой. А суть в том, что вы назвали целую планету в честь вашей бабушки.

— Ну, в первую очередь потому, что размер у планеты такой, — сказал Хиллмен и решил, что пора переходить в наступление. — И потом, ну и что, что я дал название планете? Я заплатил большую часть денег за нее, а вы видели список предложений по названию? — он достал из папки листок бумаги. — «Дубовый Холм». «Тетушка ЙоЙо»… наверное, величайшая тетушка в мире. «Фрэнк». Планета Фрэнк, а? Право же, детка. «Бабуля» и вполовину не так плоха, как вся эта чушь.

У Рэндом дрогнул подбородок.

— Возможно. Но давать имя планетам, придумывать лозунги для масс — как-то очень это мне напоминает диктатуру.

— Богом здесь Тор, — скромно возразил Хиллмен. — Не я.

Артур вмешался в разговор прежде, чем Рэндом успела прицепиться к этой фразе.

— Как вам новые ноги?

Хиллмен потопал под столом копытами.

— Суставы отличаются немного, но я к ним уже привыкаю. Видели бы вы, как я поднимаюсь теперь по лестнице. Гребаной пулей.

— Не сомневаюсь, — хихикнула Рэндом. — Тор всегда предпочитал козлов, так что народ видит в этом знак.

Хиллмен нервно сломал карандаш.

— Знак чего? Того, что Зафод Библброкс — тупица?

— По крайней мере вы живы, — утешил его Артур. — И, возвращаясь к вашим… э… копытам. Зафод пообещал вам ноги гуманоида, как только вы окрепнете для новой операции. Он нашел вполне подходящую пару в глубине холодильника.

— Вы умирали всего на двадцать минут, — радостно добавила Рэндом. — Так что вы потеряли не больше половины IQ. Думаю, разницы никто и не заметит.

Артур решил, что настало время снова поменять тему разговора.