Прямо перед Рождеством пришла почта, а с нею — кипа газет. Самые свежие были месячной давности. Но для нас свежее и не бывало — до сих пор новости нам доносили случайные приезжие. Поговаривали, что весной к нам проведут телеграф.

Все написанное я отправил с почтой на Восток. Из того, что я прежде читал, получалось, что все индейцы одинаковые. Позже, еще ничего не зная о судьбе моего литературного труда, я получил письмо от редактора, в котором он выражал сомнение в том, что старшие индейцы могут сидеть тихо в то время, как их соплеменника на их глазах лупит белый человек. Похоже, редактору было невдомек, что индейцы могут так же, как и белые, испытывать к кому-нибудь личную неприязнь, будь он даже их соплеменник. А тот парень был заносчив, и его следовало проучить.

По вечерам я часами читал и перечитывал газеты. Они рассказывали о разных событиях, которые издали казались такими удивительными, важными, красочными. Но при всем моем к ним почтении я не сомневался, что здесь, на фронтире, мы, переселенцы, участвуем в делах и событиях еще более важных.

Тем не менее в Нью-Йорке на Девятой авеню открыли железную дорогу, которая проходила над землей, а американские фортепьяно «Стейнвей» и «Чиккеринг» потрясли мир, завоевав главные призы на Парижской выставке.

Небраска стала штатом. Джефферсон Дэвис, который раньше был президентом Конфедерации, освобожден из-под стражи под поручительство Горация Грили, Корнелиуса Вандербильта и Геррита Смита.

Президент Джонсон уволил своего военного помощника Стэнтона.

Человек по имени Шольс запатентовал пишущую машину и продал права Элифалету Ремингтону — кто бы это ни был.

Издан закон, ограничивающий рабочий день государственных служащих восемью часами — получается, что больше восьми часов никто работать не хочет.

От Нинон письма не было.

Несмотря на холода и снегопады, к нам приезжало все больше людей. За прошедший год деловая активность возросла раза в три. В окружающих поселениях то и дело случались всякие неприятности, но в нашем городке лихие парни предпочитали не появляться.

Колли Бенсон построил себе землянку неподалеку от землянки Этана и залег на зимнюю спячку. Но, когда я уезжал, он нацеплял звезду и расхаживал по улицам.

Надев ее, он тут же начинал ехидно улыбаться:

— Ну что, Бен? Хочешь сделать из меня порядочного гражданина?

Я улыбался ему в ответ, откинувшись на стуле:

— Ничего подобного, Колли. Просто стараюсь, чтобы все остальные оставались честными.

— Что это за разговоры о поездке на север весной?

— Ты слышал когда-нибудь о Лечебном колесе, Колли?

— Да уж, — кивнул он. — Но не встречал никого, кто бы его видел. Это ведь просто кольцо из камней, да?

— Кажется, это что-то другое. Вроде религиозного символа или святыни у древних. Хочу на него посмотреть.

— Ясно. — Он вытряхнул пепел из трубки. — Знаешь, ребенком я жил на границе между Каролиной и Джорджией, и как-то раз мать пошла стирать на реку. И принесла оттуда какую-то плоскую посудину с резьбой по стенкам. Она нашла ее в земле на берегу. Мы пошли туда и выкопали еще то ли десять, то ли двенадцать горшков, все одинаковые. Мы их помыли и долго ими пользовались. Это я все к чему? В нашей деревне жил человек, он когда-то был капитаном корабля. У него была куча всяких штук — пики, щиты, горшки, корзины и все такое. Он собрал их, когда плавал по южным морям или где там еще. Была там одна корзина, окантованная тонкой полоской из дубовой коры. Очень красивая. Как-то я с ним разговаривал, а тут пришел наш приятель. Индеец чероки. Короче, этот индеец пришел навестить капитана. Увидал эту корзину и стал клясться, что ее сделали чероки, а капитан сказал, что он привез ее из Южной Америки.

Когда Колли ушел, я долго размышлял об индейцах. У меня было много вопросов, и на них нужно было получить ответы, а где их искать, я не знал. Скорее всего, ответы были известны старым индейцам, вроде Урувиши, но их никто не спрашивал, а им самим и в голову не приходило, что это может быть интересно белому человеку. Кроме того, часть из того, что они знали, нельзя было открыть чужаку.

Ко мне заглянул Этан.

— Видел следы лошадей на восток отсюда, — сказал он. — За нами наблюдают.

— Сиу?

— Угу. Бен, я не хочу, чтоб женщины тревожились, но, похоже, весною быть беде. Она в воздухе витает. — Он помолчал. — Знаешь, когда здесь стали появляться белые, сиу еще только завоевывали Запад… Они раздобыли лошадей в Висконсине и Миннесоте — и вперед. Начали походы на юг и на север и готовы были завоевать всю страну.

Вот какие дела. Племя сиу, крепко сидящее на земле, охотившееся всегда пешим и сделавшее собак вьючными животными, стоило им раздобыть лошадей, превратилось в сообщество воинов-всадников, воинов невиданной в Старом Свете жестокости, неукротимых рыцарей, только что без лат… Оно стало одерживать победы.

В Америке так же, как и в Африке, племя-победитель лицом к лицу сталкивалось с белым человеком. Столетиями племя банту в Африке продвигалось на юг, покоряя иные племена, пока не столкнулось с белыми, двигавшимися с юга на север. Несчастные готтентоты и бушмены угодили в мясорубку схваток между банту и белыми.

В прериях 1865 год стал кровавым: сиу совершали набег за набегом, нападали на солдат, караваны переселенцев, белые поселения. В 1866-м, в канун Рождества, они уничтожили войска Феттермэна, вырезав всех до единого солдат. В 1867 году сиу напали на армейский обоз. Конвоем командовал опытный офицер, который знал тактику индейцев и потому победил, вернее, смог устоять перед сиу.

Когда я рассказал все это Этану, он только пожал плечами.

— Сиу пару раз объединялись с черноногими, но никогда — с кроу. Они испокон веку не жаловали друг друга. Вот шошоны — мирный народ. Весной мы будем проезжать по их территории. Вождь Вашаки не дурак, он готов к мирной жизни. Его племя небольшое, и ему не устоять перед сиу. Он хочет найти союзников. Даже если мы не станем ему помогать, он будет знать по крайней мере, что мы не будем ему грозить, пока он станет разбираться с сиу.

— Я еду на Восток, Этан.

Решение мое родилось вдруг, в тот самый момент. Наверное, оно давно таилось где-то в глубине сознания, а теперь вдруг всплыло на поверхность.

— Я был уверен, что так и будет, — рассмеялся он. — Вернешься?

— Конечно.

— Дрейк надеялся, что ты так и сделаешь. Он переживает за Нинон и убежден, что ты тот мужчина, который ей нужен. Ей пора замуж.

— Я очень хочу ее видеть, Этан, но ведь я беден, а ее родня — богачи.

— Я думаю, что все образуется. Генри Страттон тоже.

— Страттон?

— Он говорил Мореллу, что ты подаешь надежды. Он думает, тебе стоит заняться политикой.

Лестные слова, но я сам вовсе не был в атом уверен. Кто знает обо мне за пределами нашего городка и его ближайших окрестностей? И что знаю о политике я? Только одно — что это искусство, в котором большинство людей совершенно не разбирается. Добиться, чтоб тебя выбрали — это одно, а воплотить свою программу в жизнь — другое. Последнее вдесятеро сложнее.

Ну вот, думал я, решение принято. Колли Бенсон справится с охраной порядка в городе не хуже меня. Значит, я могу спокойно уехать на некоторое время. Могу повидаться с издателем на Востоке и разыскать Нинон в Новом Орлеане. Чем больше я об этом думал, тем яснее понимал, что именно это я и должен делать.

Когда поеду, обязательно возьму с собой Лорну, решил я про себя.

Глава 33

Прошло немало времени, пока я наконец смог сесть в седло, оправившись после схватки с пумой. А тогда оделся потеплее, оседлал коня и отправился в горы, оставив город на попечение Колли Бенсона.

День был морозный и ясный. Улица казалась оживленной. Приближалось Рождество, в домах уже украшали елки, а дети готовились к школьному представлению. В ближнем лесу звенели топоры — люди заготавливали дрова.

Неподалеку от нас выросло еще несколько поселений, и тамошние хвастались, что они намывают в день долларов на двадцать-тридцать золота, а иногда попадаются самородки ценой до сотни. Золото мыли в Родниковом ущелье, в ущелье Янки и в Луговом.