Изменить стиль страницы

Конечно, Лозан уже ждал ее, разодетый в темно-зеленый атлас. Но, пока он целовал ей руку, быстро раздвигая языком пальцы, Сара вскрикнула от изумления:

– В чем дело?

– Мне кажется, я вижу знакомое лицо.

– Где?

– Вон там, мужчина в синем бархатном костюме. Это граф Келли!

Герцог проследил за, взглядом Сары:

– Это музыкант, который сегодня дает концерт.

– Значит, нам повезло. Граф считается самыми виртуозным исполнителем на клавикордах в стране, он учился у самого Иоганна Штамица из Маннгейма. Как вам известно, он председатель Эдинбургского музыкального общества.

– В самом деле? Я должен пригласить его поиграть у меня. Я обожаю клавикорды и считаю себя недурным исполнителем.

– Как и в искусстве любви? – дерзко осведомилась Сара.

– Надеюсь, что вскоре вы убедитесь в этом сами

С этими словами герцог отошел, а рядом с Сарой оказались Чарльз и Карлайл.

Хозяйка тщательно продумала весь вечер. Через час после ужина предстоял концерт в большом салоне, далее предполагалось подать холодную закуску в трех отдельных комнатах. Затем следовали бал и карточные игры, а перед наступлением Нового года все гости должны были пройтись в танце, возглавляемом самой мадам де Буффлер. Все развлечения были устроены остроумно и забавно, и все же Сару томило легкое беспокойство. Сам дух этого дома помимо ее воли заставлял ее мысли обращаться к призраку.

Она несколько месяцев – в сущности, почти полтора года – не видела эту женщину и уже начинала думать, что ее призрак исчез навсегда, что видение среди деревьев в саду Тиволи, которое растаяло прямо перед глазами Сары, было последним. Однако сегодня она испытывала ощущение, что незнакомка может появиться в любую секунду. Отгоняя прочь эти мысли, Сара под руку с лордом Карлайлом прошла в столовую, где ее сразу же окружила обычная свита поклонников. Шутливые разговоры с ними помогли ненадолго забыть обо всех неприятностях.

Но даже сплетни, лукавые речи и рискованные анекдоты не оживили ее. С облегчением вздохнув при возможности наконец-то посидеть спокойно, Сара одной из первых появилась в музыкальной гостиной, заняв место рядом; с Лозаном в первом ряду. Спустя десять минут на возвышение перед рядами поднялся Томас Эрскин, шестой граф Келли, один из самых одаренных музыкантов того времени.

– Браво! – воскликнула Сара, и граф ответил ей легким поклоном.

Граф был привлекательным мужчиной с почти седыми в его тридцать четыре года волосами, чистой свежей кожей и изогнутыми темными бровями над проницательными синими глазами.

Несколько дам воскликнули хором «о-ля-ля!», но граф не обратил внимания на них. Подбросив фалды фрака, он сел за инструмент и начал концерт двумя собственными пьесами – это были менуэты, посвященные герцогине Ричмондской и лорду Фотергилу. Лорд Келли часто писал музыку к светским вечерам, и Сара не сомневалась, что концерт завершит менуэт, Посвященный мадам де Буффлер.

Собственные пьесы настроили его на верный лад, и граф заиграл шестую сонату Паради, за которой последовало певучее произведение Арне, а затем – чрезвычайно трудная для исполнения соната Скарлатти под номером 264. Зачарованная каждой нотой, в бурном взрыве чувства Сара, не отрываясь, следила, как длинные сильные пальцы мелькают над клавиатурой – так быстро, что их очертания становятся почти неразличимыми.

«Какие у него маленькие для мужчины руки, – подумала она, – они кажутся почти женскими». Но тут же она ужаснулась собственной мысли.

Почти осознавая, что она сейчас увидит, Сара подняла глаза и увидела, что граф уже не сидит за клавикордами: На его месте, точно в той же позе, в которой сидел он, возникла рыжеволосая женщина. Сара почувствовала мгновенное смятение, ибо как мог призрак играть на клавикордах, как он мог заставить исчезнуть живого человека и занять его место? Боясь за свой рассудок, Сара погрузилась почти в каталептическое состояние.

Что-то в ее неподвижности встревожило Лозана, потому что в этот момент он оторвал взгляд от своей возлюбленной и взглянул на исполнителя. Сара видела, как он испустил краткий вздох и застыл, как будто был вытесан из камня. Его глаза неподвижно и сурово устремились вперед.

«Он видит ее», – подумала Сара и по непонятной причине впала в панику, как если бы хотела защитить рыжеволосое видение, ворвавшееся в ее жизнь без предупреждения, но еще ни разу не причинившее ей вреда.

В смятении Сара вновь перевела взгляд на возвышение и поняла, что она действительно сошла с ума. Ибо за инструментом опять сидел граф, завершая блестящий пассаж, в то время как герцог де Лозан еле слышно присвистнул, и этот звук был так необычен, что сердце Сары вновь сжала рука страха.

– Боже! – пробормотала она. – Боже мой!

Последнее, что она помнила, было: она медленно и плавно соскальзывает с кресла, видит над собой ряд изумленных лиц, а потом неожиданно пол поднимается, надвигаясь прямо на нее.

Обед завершился. В великолепный салон принесли кофе и бренди. Сидония безуспешно боролась с сонливостью. Мысль о том, как приятно будет забраться в огромную кровать с пологом на четырех столбиках, заставила ее, наконец, сказать хозяйке:

– Если вы не возражаете, я хотела бы отправиться спать. Шов, который наложили вчера, по-прежнему немного побаливает, и это меня утомило.

Шанталь сразу поднялась на ноги:

– Конечно, дорогая. Я поднимусь вместе с вами и посмотрю, не нужно ли вам чего-нибудь.

– В этом совершенно нет необходимости.

– И все же мне бы хотелось проводить вас.

Они поднялись по широкой лестнице, ведущей на верхние этажи шато. Хозяйка дома улыбнулась:

– Я не могу дождаться, когда услышу, как вы завтра утром будете репетировать. Мне кажется, с этими звуками дом совсем оживет.

– Вы уже решили, кто из нас будет репетировать первым?

– Алексей предложил, чтобы вы репетировали второй – это дало бы вам возможность подольше побыть в постели. Он очень беспокоится за вас и, мне кажется, сильно вас любит.

Шанталь произнесла это с типично французской простотой. В тех случаях, когда англичанка стала бы извиняться за вмешательство в чужие дела, Шанталь вела себя открыто и искренне.

Сидония решила взять это поведение за образец:

– Я тоже люблю его. Но он слишком молод, а у меня есть другой.

– И он любит вас так же сильно?

– Этого я не знаю. Когда-то я была в этом уверена, но он, если выразиться несколько старомодно, так и не объяснился.

– Мужчины этого не любят. Думаю, следует выбирать подходящие моменты и просто спрашивать их.

– Но я боялась совсем отпугнуть его.

– Что за сложности! Будь я на вашем месте, я бы увлеклась этим юношей. Вероятно, это помогло бы вам многое понять.

– Что вы имеете в виду? – спросила Сидония, поворачиваясь к француженке и не отпуская дверную ручку.

– Пока вы вместе и еще не спали вдвоем, вас будут терзать сомнения. Уступите ему, и вы сможете сделать свой выбор.

– Никогда бы не подумала об этом, – ответила Сидония, не в силах сдержать улыбку. – Благодарю, вероятно, я последую вашему совету.

«Какое очаровательное распутство!» – подумала она, когда за Шанталь закрылась дверь.

Комната поспешила встретить ее, впитывая каждой своей частицей.

– Кровать, я уже иду! – воскликнула в ответ Сидония, быстро разделась, сполоснулась и прыгнула в мягкие глубины исторического ложа. Она заснула сразу же – глубоко, но беспокойно, ибо, несмотря на свое утомление, видела один из самых живых и ярких снов, какие только случались в ее жизни.

Ей казалось, будто она стоит на верхней площадке великолепной изогнутой лестницы, положив руку на перила и напряженно прислушиваясь. С комнаты на нижнем этаже доносились звуки клавикордов, и Сидония узнала двадцать седьмую сонату Скарлатти. Смутившись, но, желая узнать, кто играет, Сидония начала спускаться по лестнице, отлично сознавая, что она облачена в одну черную атласную пижаму, несмотря на особенно холодную ночь.