– Добрый вечер, мистер Фокс. Рад вас видеть. Я как раз собирался узнать насчет леди Сары. Как идет се выздоровление? – Таким открытым был первый шаг.

«Отлично, – подумал политик. – Вот тут-то ты и попался». Поклонившись, он ответил:

– Она поправляется, ваше величество, и будет в Лондоне через две недели.

Несмотря на рискованность предположения, оно дало ощутимые результаты: чистое лицо короля порозовело, а глаза засияли ярче.

– Какая чудесная новость! Я не могу дождаться, когда увижу ее.

– Будем надеяться, что леди Сару не будет мучить боль, когда она вновь начнет ходить.

Георг заметно вздрогнул.

– Я молюсь, чтобы у нее все было в порядке. Знаете, мистер Фокс, я все еще считаю, что напрасно не отправил Хокинса лечить ее. В ее страданиях можно винить только меня.

Фокс позволил себе слегка улыбнуться:

– Не сомневайтесь, ваше величество, ее лечат достаточно хорошо. Леди Кэролайн сообщает мне, что леди Сара быстро поправляется и становится еще прелестнее, чем прежде.

Король положительно сиял от счастья:

– Как я рад этому! Когда, вы говорите, она возвращается?

– Думаю, к концу месяца.

– Великолепно! – произнес король, а Фокс, которому было достоверно известно, в какой момент лучше всего завершить разговор, откланялся и отошел.

«Он влюблен – могу поклясться собственной головой!» – бормотал он. Теперь главное, чтобы Сара поправилась побыстрее и все завертелось бы прежде, чем Бьют и его царственная любовница успеют все погубить.

К счастью, бедной пациентке сопутствовала удача. Молодая крепкая кость быстро срослась, и уже 22 мая трехмесячное пребывание Сары Леннокс в Сомерсете наконец подошло к концу. Она уехала из Редлинк-Хауса вместе с леди Кэролайн: они направлялись в Холленд-Хаус, предвкушая новые развлечения.

Генри Фокс обстоятельно обдумал, как и когда он должен вновь ввести свою родственницу в свет, и наконец решил, что посещение театра будет наилучшей возможностью для нее показаться на публике. Удостоверившись, что в тот вечер король обязательно будет в театре, политик позаботился, чтобы Сара, наряженная в самое лучшее пышное новое платье, оказалась в ложе прямо напротив королевской.

Как было заведено, король появился в ложе только за минуту до того, как подняли занавес, и все присутствующие в знак уважения встали. Георг с улыбкой оглянулся и тут, к величайшему торжеству Фокса, заметил Сару и сделал движение, как будто собирался перепрыгнуть барьер. Было бы преуменьшением сказать, что король пожирал ее глазами. Он положительно не сводил с Сары глаз, в то время как Сара, прирожденная кокетка, бросала робкие взгляды из-под опущенных ресниц и присела в маленьком реверансе в знак признания за внимание короля. Как раз в этот момент погасли лампы, король сел на место, и все присутствующие последовали его примеру.

Генри Фокс впоследствии размышлял, обратил ли его величество хоть раз внимание на сцену. Со своего удобного места казначей видел, что Георг не сводил глаз с Сары на протяжении всего вечера, и как только та поднимала голову, то замечала устремленные на нее в полумраке зала яркие голубые глаза короля. Если та еще хоть немного сомневалась в любви короля, то теперь была вынуждена отбросить всякие сомнения. Они были как будто отделены от остальных, обожание короля казалось Саре почти материальным. Он ни на кого не смотрел, никого не видел, кроме нее, и не заботился о том, как он выглядит.

Если бы у нее нашлась свободная минута, Сара Леннокс мысленно пожалела бы актеров, ведущих отчаянную борьбу за внимание зрителей, несмотря на то, что все бинокли и лорнеты были обращены на короля и прекрасную девушку в ложе напротив, а вовсе не на сцену. Более того, время от времени в зале раздавались изумленные восклицания, когда кому-нибудь удавалось заметить, как улыбается своей возлюбленной король. Да, вечер был необыкновенным во всех отношениях, и Сара, сердце которой билось с каждой секундой все сильнее, чувствовала, что не в состоянии дождаться следующего воскресенья и приглашения в Салон, когда у нее вновь будет шанс поговорить с королем, отстранившись от всего остального мира.

Пьеса подошла к концу, и зрители вновь встали, когда король покидал ложу. Он с достоинством поклонился всем, кто составил ему компанию на сегодняшний вечер, и, к ликованию Фокса, отдельно поклонился Саре.

– Ну, Сэл, что я тебе говорил? – повторял казначей, пока семейство рассаживалось в карете.

Сара не ответила. Казначей заметил, что она даже не слушает его, слишком погруженная в собственные мысли, чтобы заметить что-либо в окружающем мире.

– Было бы неплохо, если бы Сэл стала невестой короля! – произнес казначей поздно ночью, задувая свечи в спальне Кэролайн.

– Не знаю, – тихо ответила его жена в темноте, – Вряд ли из девушки с характером Сары получится хорошая королева,

– Ну, это ты зря. Как ты думаешь, король влюблен в нее?

– Разумеется, – решительно ответила Кэролайн. – На этот счет у меня нет ни малейших сомнений.

Слух о восторженном поведении его величества при виде красотки Леннокс в таком людном месте, как театр, облетел город за считанные часы. Те, кто не присутствовал в тот вечер в театре и не был свидетелем «события года», завидовали черной завистью тем счастливцам, кто видел это. Приглашения на следующий прием в Салоне внезапно превратились в драгоценные дары, и к наступлению воскресенья только самые старые или глухие не участвовали в общих возбужденных разговорах о предстоящем зрелище.

Сара весело щебетала все утро, несмотря на мучения под руками месье Клода, за которым срочно послали. Одновременно на ней подкалывали булавками новое платье, которое портной Кэролайн заканчивал буквально на самой Саре. Вся прислуга Холленд-Хауса, благодаря слухам, донесшимся из Лондона до Кенсингтона, смотрела на сестру леди Кэролайн с обожанием, как будто она уже была королевой.

– Прошу, Люси, перестань, – решительно заявила Сара, когда ее горничная чуть не упала перед ней на колени. – Это совсем не обязательно. Я пока что твоя хозяйка, и ничего больше.

– Но все говорят, что вы будете женой короля, миледи.

– Думаю, нам лучше подождать с этим до тех пор, пока его величество не сделает мне предложение.

И все же ей было трудно оставаться спокойной – особенно потому, что все ее чувства обратились от коварного Ньюбаттла к славному молодому королю, который так открыто восхищался ею. Гадая, удастся ли ей поговорить с Георгом наедине, девушка покинула Холленд-Хаус в тревожном и радостном возбуждении.

Слишком взволнованная, чтобы поддерживать беседу, Сара уставилась в окно кареты на Зеленую аллею, которая бежала рядом с полями. Девушка вспомнила, как однажды среди зимнего ландшафта блеснули волосы, показавшиеся яркой искрой на сером фоне, – когда неизвестная женщина смотрела вслед карете мистера Фокса. И теперь на секунду Саре показалось, что над Зеленой аллеей возвышается ряд необычно высоких, многоэтажных домов. Однако когда Сара зажмурилась, а потом быстро открыла глаза, оказалось, что она подверглась просто оптическому обману.

Во дворе Сент-Джеймсского дворца тянулась обычная вереница карет и обычная живая очередь людей, ожидающих возможности войти в зал. Сара воскресила в памяти свое первое посещение Салона в декабре 1759 года, когда старый король Георг II привел ее в сильное смущение, а принц Уэльский сжалился и пришел к ней на помощь. Две мысли поразили ее: во-первых, мысль о том, сколько всего случилось за восемнадцать месяцев, которые она прожила в Холленд-Хаусе, и, во-вторых, воспоминание о том, что принц Уэльский смотрел на нее с восхищением уже при первой встрече. Неужели это и есть любовь с первого взгляда, гадала она. Вероятно, очень скоро она узнает ответ.

Она сразу поняла, что его величество до последнего момента не был уверен в ее приезде, ибо увидев ее, он покраснел как мальчишка – Сара была очень польщена этим – и заспешил к ней с нетерпением и радостью на лице.

– Дорогая моя леди Сара, – воскликнул он, – как чудесно видеть вас вновь при дворе! Вы уже окончательно поправились после того досадного случая?