Гарри обошел машину и скрылся среди деревьев. Туман вился следом; нет, вернее, он сам источал и сгущал вокруг себя туманную дымку. Она вскипала под его подошвами, клубилась над его плащом как своего рода испарение, морозным дыханием вырывалась изо рта. Гарри продвигался плавно и бесшумно, ноги безошибочно находили мягкую землю, избегая предательских хрупких сучков. Он ощущал, как его жилец управляет послушными мышцами, набирая силу и завоевывая новые позиции.

Для твари это прекрасный повод испытать свою власть, взять его под контроль, заставить сделать то, после чего возврата уже не будет.

До сих пор Гарри более или менее сдерживал в себе лихорадку. Да, вспышки гнева были яростней, чем раньше, приступы депрессии — глубже, а кратковременные вспышки радости — острее, но он не чувствовал над собой по-настоящему неотвязной власти страстей, ничего такого, с чем он не мог бы справиться. Теперь же дело обстояло совсем иначе. Пакстон стал для него средоточием всех напастей, точкой, в которой сфокусировалось всё, вызывавшее неприязнь — отвратительный нарост, обезобразивший лик мироздания.

Без хирургического вмешательства тут не обойтись.

Туман стлался перед Гарри. Он наплывал от реки, выползал из-под поваленных деревьев, там, где они касались сырой земли, льнул язычками к ногам Пакстона. Телепат сидел на каком-то пеньке у самой воды, не отводя пристального взгляда от темной махины дома на том берегу, со светящимся окном на втором этаже. Гарри специально не погасил свет.

Некроскоп не видел лица Пакстона; тот озадаченно хмурился, вдруг перестав ощущать ауру своей добычи:

Гарри, по его представлению, должен быть все еще в доме, но контакта почему-то не было, и никакая ментальная концентрация не помогала. Не было даже обычного ощущения присутствия Гарри.

Конечно, это еще ни о чем не говорило. Пакстон прекрасно знал о разнообразных талантах Гарри: некроскоп мог быть сейчас где угодно. С другой стороны, это могло говорить о многом; далеко не всякому глухой полночью понадобилось бы внезапно исчезнуть туда, где его никто не достанет, даже телепат. Киф способен на любую затею.

Пакстон вздрогнул, как будто гусь прошел по его могиле. Это, конечно, всего-навсего поговорка, но разве что-то не коснулось сейчас его сознания? Словно нечто перемахнуло через недвижную гладь воды и притаилось за его спиной, в туманных испарениях, поднимавшихся от сырой земли. Туман? Откуда он взялся, черт побери, этот туман?

Телепат встал с пенька, поглядел по сторонам и начал поворачиваться назад. Гарри, стоявший в пяти шагах от него, неслышно отступил в темноту. Пакстон медленно сделал полный оборот — вот снова перед ним река и дом на дальнем берегу; он опять вздрогнул и нерешительно пожал плечами, сунул руку в карман плаща, достал фляжку, обтянутую кожей, и опрокинул себе в рот.

Гарри смотрел, как телепат пьет, и чувствовал, что в нем поднимается что-то темное. Что-то гораздо большее, чем он сам. Он скользнул вперед и встал прямо за спиной ни о чем не подозревающего телепата. Забавно будет, если он сейчас внезапно уберет щит Уэллесли и обрушит поток своих мыслей на затылок Пакстона! Может, тот с перепугу свалится в реку!

Хотя нет, Пакстон скорее всего опять повернется, медленно-медленно, и увидит Гарри, который стоит и глядит прямо на него, в него, в его трясущуюся от страха душу, И вот тут, если он закричит...

Темная, чужая, раздувшаяся от ненависти тварь завладела руками Гарри, и они протянулись к Пакстону. Не только руки: и сердце, и глаза — все сейчас принадлежало твари. Он чувствовал, как вампир раздвигает его губы в усмешке. Это так легко — втащить Пакстона в пространство Мёбиуса и там с ним разобраться. И никаких следов.

Всего лишь сомкнуть руки, и он свернет телепату шею как цыпленку. А-а-а-х!

Тварь завыла в экстазе, предвкушая то, что должно произойти, что должно быть сделано его руками. Гарри содрогнулся от этой волны, затопившей его, звенящего вопля, сотрясавшего эхом все его существо: Вамфири! Вамфи...

Пакстон задрал рукав и глянул на часы.

Вот и все. Этот жест был таким земным, таким естественным, что чары чуждого сознания разрушились. Такое же чувство должен испытывать подросток, когда он, запершись в ванной, вот-вот готов достигнуть блаженства, и тут в дверь стучит его дядюшка.

Он отступил назад, вызвал дверь Мёбиуса и буквально кувырком влетел в нее. И тут шпион (к счастью, слишком поздно) опять повернулся, что-то ощутив.

Но ничего не увидел, кроме клубящегося тумана.

Мокрый от пота, некроскоп сидел на заднем сиденье машины Пакстона. Гарри бил озноб, волнами накатывала дурнота, пока наконец его не вырвало прямо на пол. Глядя на собственную блевотину, он почувствовал нарастающий гнев. На самого себя.

Гарри собирался только проучить экстрасенса, но едва не убил его. Это говорило о многом. Он думал, что контролирует тварь внутри себя, ведь она пока еще... кто? Младенец? Ребенок? А когда она вырастет, на что он может надеяться?

Пакстон все еще сидит там, на берегу, со своими мыслями, сигаретами и виски. Скорее всего, он будет там и завтра, и послезавтра тоже. Пока Гарри не допустит ошибку. Если уже не допустил.

— Хрен тебе в зад! — в сердцах выругался Гарри.

Он усмехнулся. Да уж, проклятый ублюдок, это бы тебя устроило больше, чем смерть.

Гарри перебрался на переднее сиденье и снял машину с тормозов. Он почувствовал, как медленно повернулись колеса и она тихо заскользила вперед. Потом вывернул руль, направляя машину на дорогу, и позволил ей катиться под уклон, набирая потихоньку скорость. Гарри покачал педаль газа, выдвинул заслонку, снова покачал газ. Через четверть мили он снова врубил газ и разогнался до двадцати пяти — тридцати миль в час. Быстро надвигался поворот с покрытой травой обочиной и защитным ограждением в виде каменной стенки. Гарри повернул руль, вызвал дверь Мёбиуса и скользнул в нее.

Через две секунды машина Пакстона съехала на обочину, врезалась в стенку и взорвалась, словно бомба!

Как раз в этот момент телепат повернул голову и уставился на то место, где должна была стоять его машина — тут раздался взрыв, и он увидел на дороге огненный шар, поднимающийся в ночи.

— Что... — вскрикнул он. — Что это?

Гарри в этот момент был уже дома и набирал по телефону номер 999. Ночной диспетчер в Боннириге соединил его с полицейским участком.

— Полиция. Чем можем помочь? — услышал он ленивый голос с сильным акцентом.

— Тут только что загорелась машина на подъездной дороге к старой усадьбе на окраине Боннирига, — сказал Гарри задыхающимся голосом и начал подробно описывать, где случилась авария. — Да, там еще какой-то человек, он пил из фляжки.

— Назовите себя, пожалуйста. — Голос звучал теперь официально, чувствовалось, что дежурный встревожен сообщением.

— Я тороплюсь, надо посмотреть, нет ли пострадавших. — Он положил трубку.

Из окна спальни наверху некроскоп смотрел, как разгорается пламя. Через десять минут подъехала пожарная машина из Боннирига в сопровождении полиции. Послышался вой сирен, синие и оранжевые мигалки роились вокруг горевшего автомобиля. Но вот огонь угас, сирены умолкли. Немного погодя полицейская машина уехала. Она увезла с собой пассажира. Гарри порадовался бы, видя, как задержанный — это был Пакстон — яростно доказывает свою невиновность, дыша парами чистейшего виски на полицейских офицеров, застывших в напряженном молчании. Но он не мог этому радоваться, он уже спал. Пошел ли ему на пользу этот сон, не имело значения. Совет Тревора Джордана — отправляться спать — был не так уж плох.

Утром солнце, вставшее над рекой, начало поджаривать Гарри, лежавшего в постели. Его лучи перемахнули через реку, ворвались в окно и прожгли дорожку на левой дергающейся руке Гарри: ему снилось, что она сгорает в одной из печей Хэмиша. Проснувшись, он увидел, что комната залита желтым светом солнца, проникшим сквозь щель в плохо задернутых шторах.