Медленно, терпеливо я приближался к своей мечте. [6

Голубая Одиссея.

Здравствуй, небо

Я работал по ремонту авиационных моторов. Мне часто приходилось бывать на аэродроме и исправлять мотор, не снимая его с самолета. И вот однажды лётчик Томашевский должен был попробовать в воздухе самолет с исправленным мотором.

– Апполипарий Иванович, – обратился я к нему, – разрешите слетать с вами вместо бортмеханика.

Летчик внимательно посмотрел на меня и улыбнулся:

– А тебе очень хочется?

– Очень!

– Ну хорошо, полетим.

Томашевский не раз летал на моторах, которые я ремонтировал, и всегда был доволен моей работой. Поэтому, наверное, он и взял меня.

Вырулили на старт. Самолет был пассажирский. Апполинарий Иванович сидел с левой стороны, а я с правой, на месте бортмеханика. лётчик дал полный газ, резко отжал от себя штурвал, и машина быстро покатилась вперед.

И вот мы в воздухе! На высоте трехсот метров лётчик сделал круг над аэродромом, затем взял курс на Красную Пресню, а оттуда – на Серпухов.

Я прислушался к звуку мотора. Он работал прекрасно. Я был спокоен – не подведет! Внимательно следил я за четкими, уверенными движениями летчика. Прямо передо мной стоял штурвал второго управления. «Взяться бы за штурвал, положить ноги на педали и самому повести воздушную машину!»

Сверху хорошо были видны поля, лес, шоссейные дороги. Погода была ясная, видимость хорошая.

Апполипарий Иванович словно догадался о моем желании. Он улыбнулся мне, кивнул на управление и крикнул: [7

– Бери!

Первый раз в жизни мои руки коснулись штурвала, а ноги – педалей.

Томашевский указал рукой направление, велел держать железную дорогу под левым крылом и, отпустив штурвал, снял с педалей ноги.

Машина шла, повинуясь только моей воле. Сначала она вела себя хорошо. Но потом нос ее стал почему-то подниматься, и она полезла вверх. Боясь резко изменить ее положение, я стал медленно отводить от себя штурвал. лётчик улыбался..

– Да ты не стесняйся! – крикнул он мне. – Давай смелей, а то она у тебя на дыбы встанет!

Я отжал ручку больше – машина круто пошла вниз. Тогда я опять взял ручку на себя. Машина снова полезла вверх. Как будто самолет шел по огромным волнам. Он то зарывался носом вниз, то становился на дыбы. Его бросало то влево, то вправо.

– Ты спокойней, не напрягайся так сильно… Уже Подольск пролетели! – крикнул мне Томашевский.

Но мне было не до Подольска. Я и не заметил, как мы его пролетели. Машина шла как пьяная. Ее бросало из стороны в сторону. Я брал штурвал то на себя, то от себя. Пот лил с меня градом, но я никак не мог держать машину в строго горизонтальном положении. Наконец Апполинарий Иванович поставил ноги на педали, взял второй штурвал и буквально одним движением поставил ее в нормальное положение. Сделал круто разворот, и машина пошла обратно на Москву.

– Вот так держи! – крикнул он и опять передал управление мне.

Теперь самолет шел уже лучше.

– Так, так! – слышал я голос летчика. – Правильно! Молодец!

Эти слова меня подбадривали и помогали мне. Я начал вести машину увереннее и так довел ее до самой Москвы.

Как я был благодарен этому замечательному человеку и прекрасному летчику за то, что у него хватило терпения сидеть целый час, испытывая невероятную качку от моего неумелого управления машиной!

Над Москвой лётчик взялся за штурвал. Самолет почувствовал твердую руку и пошел спокойно. Сделав крутой вираж над аэродромом, лётчик плавно посадил машину. [7 И когда мы вышли из самолета, Апполинарий Иванович пожал мне руку и сказал:

– Тебе надо обязательно учиться. Из тебя выйдет настоящий летчик.

С этого момента у меня появилась еще большая уверенность, что я буду летчиком.

Счастливый случай подвернулся через два года. В то время я работал уже бортмехаником. Летал морить саранчу. Для борьбы с саранчой в наш отряд прислали несколько учебных самолетов.

Тут я решил попытать счастья. Прихожу к начальнику и докладываю:

– У нас есть учебный самолет. Разрешите мне снять с него аэропыл, поставить второе управление и учиться летать. Я, как бортмеханик, берусь потом сам поставить аэропыл на место. В будущем году, когда потребуется машина, она будет в полном порядке.

Начальник разрешил, и я горячо принялся за переоборудование.

Как-то подходят ко мне бортмеханики Осипов и Камышев. Они были опытными «воздушными волками»: ходили в великий перелет Москва – Пекин. Оба заинтересовались, зачем это я снимаю аэропыл. Я объяснил и дал товарищеский совет:

– Идите к командованию и просите, чтобы вам разрешили вместе со мной учиться летать. Мы втроем скорее приготовим машину.

Товарищи получили разрешение, и мы дружно принялись за переоборудование нашего самолета. Ночей не спали. Сияли аэропыл, поставили второе управление и вывели самолет на аэродром. Один из летчиков провел испытание машины в воздухе. Все было в порядке, и мы приступили к учебе.

Через три месяца наша тройка научилась летать.

Но это еще не все: надо выдержать экзамен.

Теорию мы все сдали на «удовлетворительно», а практику собирались сдать на «отлично». И вот тут-то я чуть не «засыпался».

Председатель комиссии дал такое задание: набрать тысячу метров высоты, сделать крутую спираль и снизиться на двести метров с таким расчетом, чтобы посадочный знак оказался впереди; посадку произвести точно у знака.

Когда очередь дошла до меня, я завернул такую спираль, что сорвался в штопор. Из него я вышел, когда машина [7 была всего в ста метрах от земли. Но, к счастью, я увидел впереди посадочный знак. Убрал газ и сел точно в назначенном месте. Вышел я из машины с пренеприятным чувством: ожидал хорошего нагоняя, а главное – печальной отметки.

Но получилось не так, как я думал. Председатель комиссии говорит мне:

– Вы, товарищ Водопьянов, еще не летчик, а уже занялись высшим пилотажем. Совершили вы полет блестяще, но проделывать такие фигуры вам еще рано. На первый раз прощаю, но больше не повторяйте!

«Вот так штука! – соображаю я. – Значит, с земли не поняли, что я попал в штопор случайно…» Подумал – и говорю председателю:

– Прошу прощения, но я высшим пилотажем не занимался. Должен сознаться, что в штопор я сорвался.

В комиссии оценили мое прямодушное признание и решили так: поскольку Водопьянов честно рассказал, как было дело, проявил в полете находчивость и, сорвавшись в штопор, хорошо вывел машину, посадив ее согласно требованиям комиссии, экзамен принять.

К вечеру мы все получили пилотские свидетельства. Радости не было конца.

Пока я ехал домой, раз двадцать вынимал свидетельство из кармана: любовался красивой обложкой, своей собственной фотографией. А в трамвае держал книжку так, чтобы пассажиры видели, что с ними едет пилот третьего класса!

Командир истребительного отряда

Я получил звание летчика! Десять лет я шел к этой минуте – и вот она наступила. Удостоверение в кармане.

Страшно хотелось летать, много летать, совершить какой-нибудь необыкновенный подвиг. «Какое-то мне дадут первое задание? – гадал я. – Пусть самое трудное, самое невозможное – жизнь положу, а выполню!»

И вот наступила торжественная минута: новоиспеченного летчика Водопьянова назначили командиром истребительного отряда по борьбе… с саранчой!

В моем отряде было всего два самолета: мой и Осипова. Эти маленькие самолеты, по прозвищу «конек-горбунок», [7 имели моторы всего в семьдесят пять лошадиных сил, как у автомобиля «Волга».

Маршрут перелета пролегал по реке Кубани, до станицы Петровской – всего сто двадцать километров. Договорились лететь строем, я – ведущий. Но по дороге попали в такой густой туман, что сейчас же потеряли друг друга. Радио тогда еще не было на самолетах, и мы не могли держать между собой связь. Летели кто как может, самостоятельно. Я решил идти под туманом, не теряя из виду земли. Подняться выше тумана я боялся – легко можно заблудиться. А мне хотелось свой первый, да еще такой крохотный перелет произвести без приключений. Но все же без них не обошлось.