— Что, по-вашему, для нас главное?

— То, что эти сорок два миллиона долларов действительно лежат на счету моей фирмы. А это приводит к выводу гораздо более важному. Это означает: все, что я сообщил в факсе, правда. Признайтесь, что вы в этом сомневались.

— Были сомнения, — согласился Литвинов.

— Сейчас нет?

— Сейчас нет.

— А теперь докажите, что вы пришли ко мне без дурных намерений.

— Докажем? — спросил Литвинов, не без некоторого сожаления, как показалось Асланбеку, возвращая ему паспорт и банковскую книжку.

— Запросто, — отозвался капитан Карпов и потер руки, оглядывая уставленный закусками стол.

— Со всем нашим удовольствием, — весело подтвердил Сонькин.

— За встречу, друзья мои! — предложил Асланбек.

— За успех, — поддержал Литвинов.

Ужин несколько затянулся, потому что гости проявили не только завидный аппетит, но и любознательность, и Асланбеку приходилось называть французские блюда и закуски и объяснять, что они собой представляют. Наконец Литвинов вытер крахмальной салфеткой губы, промокнул слегка вспотевший лоб и оценил:

— Это был не ужин. Это была экскурсия по Франции. Замечательная экскурсия. Я словно бы побывал в Лувре.

Вызванные официанты увезли тележку и сервировали кофе.

— А вот теперь можно поговорить, — заключил Асланбек.

3

Асланбек Русланов был человеком наблюдательным, но по натуре беспечным и редко когда сразу задумывался, что означает тот или иной подмеченный им факт. И позже, случалось, волосы на себе рвал от досады на то, что не дал себе труда сразу подумать.

Ему многое не нравилось в его гостях. Но по легкости своего характера он всему находил удобное объяснение. Ну смущены видом его апартаментов. Поживи-ка на их зарплату — тут не просто смутишься, а самым натуральным образом озлобишься. Ну чуть более развязны, чем того требуют приличия. Так ведь не в пажеском корпусе обучались, а в каком-нибудь училище ВДВ — там этикету не учат. Ну все время настороже и как бы на взводе. И это тоже понятно — не на экскурсию приехали, а по делу огромной государственной важности.

Но главное, почему он не обращал внимания на мелочи и находил им удобное для себя объяснение, было то чувство огромного облегчения, которое он испытал, когда понял, что он уже не один, что рядом с ним свои, профессионалы, на которых можно положиться.

— Уверен, что у вас ко мне бездна вопросов, — начал Асланбек. — У меня к вам тоже много вопросов. Но думаю, что меньше. Поэтому позвольте начать мне.

— Валяйте, — благодушно разрешил Литвинов.

— Столько всего свалилось, что даже не знаю, с чего начать, — признался Асланбек.

— Начните с главного.

— Хороню. С главного. Поставлен ли президент в известность о переданной мной информации?

— Президент? — переспросил Сонькин. — Какой президент?

— Президент Путин.

— А как же? — не без иронии подтвердил Карпов. — Первым делом. Сразу, как только получили ваш факс, тут же позвонили ему.

— Отставить! — приказал Литвинов. — Неуместные шутки. Я не могу, Русланов, ответить на ваш вопрос. Это не мой уровень. Вопрос решался в самых верхах. Это единственное, о чем я могу говорить с уверенностью.

— Задержан ли Муса?

— Муса? — переспросил Литвинов.

— Да. Гражданин Турции Абдул-Хамид Наджи. Под этим именем он вылетел в Амстердам. Полевой командир Магомед Мусаев. Он объявлен в международный розыск. Он главная фигура в осуществлении сделки со «стингерами». Через него пойдут все проплаты. У него доверенность на распоряжение счетом. Хоть он еще не знает, что она аннулирована. Его задержание представляется мне одним из самых важных этапов операции. Поэтому я и спрашиваю: он задержан?

— Насколько мне известно, нет, — ответил Литвинов. — Этим занимается Интерпол.

— Арестованы ли люди, которые хотели похитить мою семью? — продолжал Асланбек.

— Нет. Мы не стали рисковать. Мы вывезли вашу семью в безопасное место, не дожидаясь похищения.

— Но слежку-то вы за ними установили?

— «Наружку» пустили, но они ушли. То ли наши лопухнулись, то ли их кто-то предупредил.

— Значит, и здесь прокол, — констатировал Асланбек.

— Почему это прокол? — обиделся капитан Карпов.

— Потому, что через этих людей можно было выйти на руководителей операции. Один из них — Шамиль. Он координирует действия чеченской агентуры в Москве.

— Что вы о нем знаете? — цепко спросил капитан Сонькин.

— Ничего. Только имя. Если это имя, а не кличка.

— Это плохо, — прокомментировал Карпов.

— То, что я ничего не знаю об этом человеке, это действительно плохо, — подтвердил Русланов. — А вот то, что о нем ничего не знаете вы, — это вообще ни в какие ворота не лезет. Ладно. Следующий вопрос. Сообщили ли ЦРУ, что готовится тайная продажа большой партии «стингеров»?

— С какой стати нам об этом им сообщать? — удивился Сонькин.

— А как иначе вы сможете выявить механизм этой сделки? Или у вас настолько мощная агентура во всем мире? Это гораздо легче сделать американцам. Они знают всех покупателей «стингеров» и смогут вычислить канал утечки.

— А если они специально продают «стингеры» чеченцам? — вмешался Карпов.

— Смысл?

— Ослабить Россию, расчленить и превратить в колонию.

— Вы всерьез полагаете, что колониальная Россия с ядерным оружием — это хороший для Америки вариант?

— Стоп! — решительно вмешался Литвинов. — Разговор не по делу. Вы задаете вопросы, на которые мы не можем ответить. Это не наш уровень. Мы оперативники. Я начальник отдела, капитан Сонькин и капитан Карпов — мои сотрудники. Мы можем отвечать на ваши вопросы только в пределах своих полномочий.

— «Оперативник» от слова «оперативный». Быстрый. Почему же вы появились здесь только сегодня, а не пять дней назад, когда получили мой факс? — поинтересовался Асланбек, с трудом сдерживая быстро копившееся в нем раздражение. — За это время могло случиться все. Мог появиться Муса, меня могли захватить его люди и заставить разблокировать счет.

— Но этого же не случилось, — заметил Карпов.

— Я не вижу в этом никакой вашей заслуги, — отрезал Асланбек. — Я вижу в этом счастливый случай. И только.

— Чем вы, собственно, недовольны? — спросил Литвинов. — Откуда у вас этот агрессивный тон?

— Объясню. Я рисковал жизнью жены и сына. Я рисковал собственной жизнью. Я хотел предотвратить беду. И с чем я столкнулся? С обычной бюрократической тупостью. И это почему-то не приводит меня в восторг. Вы прилетели в Вену двое суток назад. Почему вы сразу не пришли ко мне?

— Мы отслеживали обстановку вокруг вас. На нашем языке это называется контрнаблюдение, — объяснил Карпов. — Мог появиться тот же Муса. Или его люди.

— Вы кого-нибудь засекли?

— Нет.

— И на том спасибо.

— Ну-ну, — успокаивающе покивал Литвинов. — Не нужно нервничать. Все спланировано. Нам нужно было время, чтобы провести определенные мероприятия и выработать план действий.

— И мы не могли вылететь раньше, потому что нам разрешено летать только рейсами Аэрофлота, — поддержал начальника капитан Сонькин. — А они летают в Вену всего два раза в неделю.

— Я не ослышался? — изумился Асланбек. — Вы не могли срочно вылететь по делу огромной государственной важности, потому что не было рейсов Аэрофлота? А переплатить пару долларов и вылететь на «Остриен эрлайнз»?

— Инструкция, — пожав плечами, объяснил Сонькин.

— Я про это и говорю! Инструкция!

— Не выступайте, Русланов, — недовольно посоветовал капитан Карпов. — А то вы не знаете, что такое инструкция. И мы же не знали, что вы в Вене.

— Про инструкцию верю. А вот про то, что вы не знали, что я в Вене, — извините, не верю. Все вы прекрасно знали. Ваш проверочный звонок раздался через пять часов после того, как я отправил факс.

— О каком звонке вы говорите? — заинтересовался Литвинов. — Я не звонил.

— Я и не говорю, что звонили вы. Голос был молодой. Этот человек почему-то назвался Джорджем, спрашивал господина, который в «Кайзерпаласе» никогда не жил. Смысл же звонка был в том, что мой факс получен.