Чингиз бросил на него взгляд и вновь стал наблюдать за тем, как Вотский играет с чугунными гирями, играет так, будто они сделаны из папье-маше. Джаз тоже посмотрел на Вотского.

Подчиненный майора был гигантом: семьдесят пять дюймов росту и более двухсот фунтов веса сплошных мышц. Шеи у него почти не было видно, а грудь подобно бочке возвышалась над стройной талией. Сквозь легкие голубые спортивные брюки прорисовывались мощные налитые бедра. Он почувствовал взгляд Джаза, ухмыльнулся сквозь черную бороду и напряг бицепсы, которых не постыдился бы и медведь.

— Ты не хочешь поработать со мной, англичанин? — завершив упражнение, он с грохотом бросил на пол гири. — Может быть, на ринге без перчаток?

— Ты только молви словечко, Иван, — тихо ответил Джаз, слегка улыбаясь. — Ты мне еще должен пару зубов, помнишь?

Вотский вновь продемонстрировал свои зубы, но на этот раз без улыбки и натянул на себя пуловер. Чингиз, повернувшись к Джазу, сказал:

— Не испытывайте судьбу с Карлом, мой друг. У него фора в двадцать фунтов веса и в десять лет опыта. А кроме того, у него есть кое-какие нехорошие привычки. Да, когда мы схватили вас там, на склоне, он вышиб вам зубы. Но поверьте мне, вам еще повезло. Он хотел оторвать вам голову. И если бы у него была такая возможность, он сделал бы это без особых усилий. Возможно, я разрешил бы ему поразвлечься таким образом, но, к сожалению, это означало бы потерю ценного материала, а таких потерь у нас и без того предостаточно.

Они вышли из гимнастического, зала и прошли в помещение, где располагался небольшой плавательный бассейн. Бассейн этот не был выложен плиткой — его просто создали направленными взрывами в скальном монолите подходящей пещеры. Здесь, где неровный потолок был несколько выше, чем в остальных помещениях, несколько работников Проекта плавали в подогретой воде; гулко отдавались шлепки ладоней о мяч, который перебрасывали друг другу две женщины. Худой лысеющий мужчина отрабатывал сальто с вышки.

— Что же касается вашего допроса, — сказал, пожимая плечами, майор, — ну, понимаете, высокие технологии и есть высокие технологии. На Западе есть успехи в миниатюризации, есть превосходная электроника, а у нас есть наши...

— Болгарские химики? — прервал его на полуслове Джаз.

Выложенная плитками дорожка по одну сторону бассейна была мокрой, и ноги его скользили; он споткнулся, и в тот же момент Вотский своей мощной рукой подхватил его за локоть. Джаз про себя выругался.

— Вы представляете, насколько неудобно ходить в этой штуковине? — он имел в виду свою “смирительную рубашку”.

— Это необходимое средство предосторожности, — ответил Чингиз. — Извините, но это в ваших же интересах. Работающие здесь люди по большей части не вооружены. Это ученые, а не солдаты. Солдаты, разумеется, охраняют подходы к Проекту, но их казармы расположены в другом месте, неподалеку, но не здесь. Здесь, как вы сами заметили, тоже есть военные, но это специалисты. Так что если дать вам свободу... — он вновь пожал плечами, — вы могли бы наделать много неприятностей до того, как столкнулись бы с кем-нибудь вроде Карла.

Пройдя до конца бассейна, они вышли через другую дверь в слегка изгибающийся коридор, в котором Джаз опознал периметр. Именно так они его и называли — “периметр”: туннель с металлическими стенами, с полом, выложенным резиновой плиткой, окружавший весь комплекс примерно на середине его высоты. Из этого “периметра” двери вели в различные зоны Проекта. Были здесь и двери, в которые Джаза не провели — те, в которые проходили по специальным пропускам. Он уже видел жилые зоны, госпиталь, помещения для отдыха, столовую и ряд лабораторий, но не саму машину — если нечто подобное вообще существовало. Майор все же пообещал ему, что сегодня он посетит “внутренности” комплекса.

Чингиз шел первым, Джаз следовал за ним, а Вотский замыкал шествие. Мимо проходили люди, одетые в лабораторные халаты и комбинезоны; некоторые из них несли папки и какие-то бумаги, другие — детали или инструменты. Так могло выглядеть высокотехнологичное производство в любой части света. Когда они прошли немного подальше, майор сказал:

— Вы задали вопрос по поводу вашего допроса. Да, относительно наших болгарских братушек вы правы: они действительно умеют заварить варево, и я имею в виду не только их вина. Таблетки, которые вам давали, вызывают боль — они обостряют чувствительность и провоцируют мышечные спазмы, уколы частично обладают седативным действием, а частично свойствами “вакцины правды”. Они делают вас более расположенным к внушению. Не то чтобы они действовали, так сказать, методом принуждения. Скорее, после них вы более склонны верить всему, что вам скажут! Офицер, который вел допросы, не только в совершенстве владеет английским, но и является психологом высокой квалификации. Так что не корите себя за то, что выложили все начистоту. У вас ведь даже не было выбора. Вы считали, что находитесь дома, в безопасности и всего лишь выполняете свой долг.

В ответ Джаз что-то неотчетливо пробормотал. На лице его не было написано никаких эмоций. Так дело обстояло большую часть времени с тех пор, как он понял, что его одурачили.

— Конечно, — продолжал Чингиз, — и ваши британские, э... химики весьма квалифицированны в своей области. Взять хотя бы эту капсулу, которая была у вас во рту: здесь в Проекте мы так и не смогли проанализировать ее содержимое. Не стоит этому особенно удивляться, поскольку у нас нет всех необходимых реактивов и аппаратуры — не для этого создавали Печорский Проект. Тем не менее, мы смогли прийти к заключению, что вмонтированная в ваш зуб небольшая капсула содержала какое-то очень сложное химическое соединение. Вот почему мы и отослали ее в Москву. Кто знает, возможно, в ней содержится что-либо такое, чем сможем воспользоваться и мы, верно?

Разговаривая с Джазом, майор постоянно оглядывался на него, окидывая взглядом с ног до головы, как частенько делал в последнее время. Он видел мужчину немного старше тридцати лет, на плечи которого хозяева западных секретных служб взвалили огромный груз ответственности. Они явно высоко оценили его способности. И все-таки, несмотря на всю подготовку Симмонса, на его блестящую физическую и психологическую форму, он был неопытен. Хотя, с другой стороны, насколько “опытным” может быть агент секретной службы? Каждое задание — это игра в орла и решку: орел — ты победил, а решка — возможно, потеряешь голову. Может быть, этот британский агент назвал бы ситуацию русской рулеткой.

Так что, несмотря на всю многостороннюю подготовку Симмонса, все его знания оставались лишь теоретическими, не проверенными в боевых условиях. Во время самого первого задания его монетка выпала решкой. Затвор щелкнул и загнал патрон на боевую позицию. К несчастью для Майкла Симмонса, но к огромному удовлетворению Чингиза.

И вновь черные блестящие глаза майора КГБ остановились на Симмонсе. Этому англичанину совсем чуть-чуть не хватало роста до шести футов — наверное, он был на полфута ниже самого Чингиза. За то время, пока он прикидывался лесорубом, у него отросла рыжая борода, хорошо гармонировавшая с непокорной шевелюрой. Теперь она была сбрита, и выяснилось, что у него квадратный подбородок и слегка вздернутые скулы. Веса ему немножко не хватало, поскольку, похоже, британцы любят, чтобы их агенты были худыми и голодными. Жирный человек бегает медленнее тощего и представляет собой гораздо более удобную мишень. Несмотря на относительную молодость Симмонса, лоб его был испещрен морщинами; даже с учетом сложившихся на данный момент обстоятельств, он не выглядел в принципе счастливым человеком и даже человеком, который хоть когда-то был счастлив. У него были печальные серые проницательные глаза; зубы его (за исключением тех, которые выбил Карл) были в хорошем состоянии — крепкие, ровные, белые; на его мощной шее красовался небольшой простой крестик на серебряной цепочке, единственное его украшение. Ладони, несмотря на их ухоженность и благородную форму, были жесткими. Руки производили впечатление несколько длинноватых, что придавало ему в определенной степени неуклюжесть. Чингиз, однако, знал, как обманчива эта внешность. Симмонс был превосходным спортсменом, и мозг его работал великолепно.