Накануне вечером я, наполовину жестами, наполовину на ломаном немецком языке, объяснил Йорго, что улетаю на несколько дней в Афины. По крайней мере, «филяйхт цурюк»[8] после «цвай, драй таге»[9] он понял. Нет, я не планировал возвращаться в Александруполис, но как-то не хотелось обрубать разом все концы. Чем черт не шутит, а за двести уплаченных за месяц евро я имел полное право жить в квартире еще около недели.

Уже после разговора с хозяином мне пришла в голову забавная мысль: не станет ли он писать заявление о пропаже жильца, когда я не вернусь? Если да, то в полиции могут решить, что данный регион стал для левкоросов Бермудским треугольником — второй случай исчезновения за три месяца!

35

Я в десятый раз пробежал табло, на котором среди прочих светилась заветная надпись «Athens — Lisbon — 16.50». Уже шла регистрация багажа, и возле стойки стояло несколько человек с чемоданами разных калибров, но Дмитрия среди них не было — разве что он сделал себе пластическую операцию.

Обзор на несколько секунд закрыла проходившая мимо группа арабов, громко разговаривавших высокими гортанными голосами, потом тележка, доверху нагруженная какими-то картонными ящиками… Когда я вновь увидел стойку регистрации, последним в очереди стоял Захаропулос, он же Пельтекис — я слишком хорошо помнил смазливую физиономию со снимка, чтобы ошибиться. Рядом с ним, спиной ко мне, стояла женщина.

Дмитрий был одет в темно-синюю куртку с узким меховым воротником, джинсы и светло-коричневые, кажется, замшевые, зимние ботинки. Он держал в руке дипломат, а у его ног стоял небольшой чемодан на колесиках с выдвинутой ручкой. На его спутнице было бежевое полупальто с капюшоном.

«Ну, вот и неуловимая София, — подумал я. — Определенно, ее возникновение в зале аэропорта является не менее загадочным, чем ее исчезновение. Интересно, где она отсиживалась все это время? И почему?»

Чем больше человек раздумывает перед решительным поступком, тем меньше в нем остается уверенности — эту истину я усвоил давно.

И я шагнул в его сторону.

Шагнул — и остановился.

Потому что как раз в этот момент спутница Дмитрия повернулась ко мне. Потрясение, которое я испытал при этом, было сродни тому шоку, что вызвало у меня сообщение Теодориду о предательстве мужа Инны.

Потому что передо мной была совсем другая женщина!

Во-первых, старше. Во-вторых, у нее начисто отсутствовал тот правильный овал лица, что был на фото Софии. Лицо этой женщины, напротив, было вытянутым, как у актрисы Юлии Рутберг, хотя и не лишенным привлекательности. У нее были длинные волосы, хотя, конечно, они могли оказаться и париком — в этих вещах я не силен. Губы, в отличие от пухлых губ Софии, были тонки, плотно сжаты и говорили, наверное, о жесткости характера и уверенности в себе. Но в целом это была красивая женщина.

Нет, эта особа никак не могла быть Софией Стефану — ни один пластический хирург не смог бы перекроить внешность так основательно.

Весь мой анализ занял не более трех секунд. Еще через две я стоял перед ними.

— Простите, можно вас на минуту?

Дмитрий удивленно взглянул на меня. Искорка тревоги мелькнула в его глазах.

— А в чем дело?

— Мне надо с вами поговорить.

Он поколебался, потом полез во внутренний карман, вытащил билет и паспорт. Отдал своей спутнице.

— Я сейчас.

36

— Ну? — недружелюбно произнес он, когда мы удалились шагов на двадцать и остановились у бесхозной багажной тележки.

— Привет от Инны, Дмитрий.

Он вздрогнул и отшатнулся от меня, словно ожидая удара. Через секунду или две самообладание вернулось к нему — в какой-то степени. Не очень убедительно он попытался разыграть удивление.

— Какой Инны?

«Весь мир — театр, и люди в нем — актеры, — сокрушенно подумал я. — Шекспир, кажется? Только вот некоторые — актеры довольно посредственные».

— Какой, говорите? Вашей жены.

— Я не знаю…

— …никакой Инны, — закончил я за него. — Бросьте. У нас с вами получается вроде как сцена из второсортного детектива — так что все известно наперед. Сейчас вы скажете, что я вас не за того принял, потом, что я сумасшедший, потом пригрозите вызвать полицию. Но мне кажется, поднимать шум — не в ваших интересах, Дима Захаропулос. Хотя нет, сейчас вы, кажется, Пельтекис, да?

Своим коротким монологом, точнее, его последней Фразой, я послал своего визави в нокдаун.

Какое-то время он лишь таращился на меня, не в силах произнести ни слова. Краска сходила с его лица постепенно и оставляла небольшие красные пятна, словно кто-то несколько раз шлепнул его по физиономии.

— Что… что вы?..

— Что вы хотите? — снова пришел я к нему на помощь. — Что я хочу? Просто поговорить. И прошу вас: мне не задавайте никаких вопросов, я все равно не скажу, как отыскал вас. Примите это как данность.

— Хорошо, — глухо произнес Дмитрий, очевидно, осознав, что проиграл. — Пойдемте… сядем где-нибудь.

Он махнул своей спутнице, постучал пальцем по циферблату часов и показал растопыренную пятерню.

— Боюсь, пятью минутами дело не обойдется, — заметил я.

Он бросил на меня неприязненный взгляд и промолчал. Мы направились в сторону свободных сидений. Только сейчас я заметил, что он слегка прихрамывает на левую ногу.

— Почему вы бросили ее, Дмитрий? — спросил я, когда мы сели.

— Скажите, по крайней мере, кто вы такой.

— Знакомый Инны.

— Это она вас послала?

— Да, — ответил я.

Он долго-долго молчал. Его рука, лежавшая на колене, чуть дрожала. Он сунул ее в карман.

— С Инной… просто в какой-то момент я понял, что у нас все кончено. Да, у нас было. Прошло. У наших отношений не было будущего, вы понимаете?

— Вы осознали это, когда нашли монеты? — насмешливо поинтересовался я.

— Какие монеты?

— Да бросьте вы! — с досадой произнес я. — Мы, кажется, договорились.

— Хорошо, не буду… Нет, я осознал это много раньше. Вы знаете, что у нас… у нее не могло быть детей? Какой-то там неудачный аборт в молодости — и все, приговор на всю жизнь. Она мне не сказала, скрыла. А я-то строил планы, хотел двоих: мальчика и девочку… Я, если вы заметили, уже не так молод. Первая жена могла — но не хотела, боялась, что это поставит крест на ее карьере. Для любого нормального человека дети — это и есть будущее. Да, мы были с Инной очень близки — какое-то время. Когда я остался без работы, жили на ее зарплату да на пенсию отца. Как говорится, трудности сближают. Но должна сближать — любовь. Если честно, последние годы я жил с Инной… как бы по привычке. А потом эти старые письма из Греции. Сначала, конечно, мы не поверили… но оказалось — все правда. Судьба дала мне шанс начать сначала.

— Вам дала, а у нее — отобрала?

Дмитрий не ответил.

— Инна по-прежнему любит вас и ждет… ждала. Она с самого начала не верила, что вы погибли. Понимаете — чувствовала сердцем? Вы знаете, с каким трудом она достала деньги, чтобы послать меня сюда? Что она заложила ювелирные украшения своей матери?

— Да, наверное, я виноват — в какой-то степени. Послушайте, не знаю, как вас…

— Игорь.

— Послушайте, Игорь. Я вышлю ей деньги, в самое ближайшее время, переводом, по «Вестерн юнион» или еще как. Передайте, что обязательно вышлю. И напишу.

— Ей были нужны вы. Инна готова была плюнуть на эти сокровища, лишь бы вы вернулись живым.

Дмитрий опустил голову и упрямо повторил:

— Я начну все сначала.

— С этой женщиной?

— С этой, — с вызовом подтвердил он.

— Кто она?

— Зачем это вам?

— Да в общем-то незачем, — честно сказал я. — Просто хочу расставить все точки над «i». Лично для себя.

— Иными словами, дорисовать мой портрет законченного подлеца? — криво усмехнулся он. — Валяйте, рисуйте. Эта женщина ухаживала за мной в клинике, там мы и познакомились. Она тоже понтийка, — он помолчал, потом хотел еще что-то добавить, но передумал. — Надеюсь, я удовлетворил ваше любопытство.