— Нэ?

— Паракало, пуйне София Стефану? Битте, во ист София Стефану? — выдал я на одном дыхании.

К моему изумлению, после небольшой паузы замок щелкнул, и я, помедлив самую малость, вошел в светлый и чистый подъезд. Со второго этажа послышался скрип открываемой двери.

Я поспешно поднялся наверх.

На площадке стояла худенькая, с остреньким носиком старушка лет семидесяти в темном халате с гладко зачесанными назад крашеными волосами. У ее ног вертелась рыженькая собачка, похожая на лисичку. Впрочем, это животное напоминала и сама хозяйка.

— Гутен морген. Битте, во ист София Стефану? Пуйне? София Стефану?

Бабушка пожевала губами и разродилась длинной фразой все же не на немецком, а на греческом языке.

Из которой я выхватил вроде бы знакомое слово — «Эрмания».

Эрмания — Германия?

— София — Эрмания? Дойчлянд? — проговорил я, махнув рукой в сторону — возможно, что и в сторону Германии.

— Нэ, нэ, — закивала бабка. — Эрмания.

Все ясно. Любезная София укатила к матушке и когда вернется — Бог его знает.

На всякий случай я достал из бумажника фото гречанки.

— София?

— Нэ, нэ.

— Цузамен? — спросил я, предъявляя своей собеседнице снимок Дмитрия.

Бабушка равнодушно взглянула на фотографию.

Вроде, не признала.

Или, может, просто не видела, когда он приходил сюда?

В это время открылась дверь второй квартиры, и на пороге показался бородатый тучный грек неопределенного возраста, вероятно, привлеченный нашим разговором. Не исключено, что это был тот тип, который отвечал мне по домофону.

Старушка полуобернулась к нему, задала какой-то вопрос. Тот покивал головой.

— Я. Нах Дойчлянд.

В Германию.

Я показал ему фото Дмитрия и, решив придерживаться первоначальной версии, пояснил:

— Майн брудер. София геен цузамен майн брудер нах Дойчлянд?

Это был дичайший немецкий язык на уровне двоечника пятого класса — но он был понят!

Грек покачал головой.

— Найн. София аляйн.

Одна.

София уехала одна, а Дмитрий растворился без осадка.

Оставалось только поблагодарить отзывчивых граждан, оказавших мне посильную помощь в поисках пропавшего соотечественника.

— Данке, — произнес я и, спустившись по лестнице, вышел на улицу.

Странно, очень странно.

В самый разгар поисков клада София уезжает за границу?

Или уже после того, как его нашли? Или вообще не нашли ничего, они с Дмитрием распрощались, и она укатила? А он?

Предположений было так много, что они, толкаясь локтями от нетерпения, выстроились в моей голове в очередь.

Ну почему не имеет право на существование такая версия: Дмитрий и София едут вместе на Самотраки, там он тонет в результате несчастного случая, а она возвращается в Александруполис, после чего уезжает в Германию? Причем для моих поисков даже не важно, успели они найти клад или нет. Сюда газетная заметка как-то вписывается.

Или вот такая, дурацкая: они находят клад, она убивает своего спутника, чтобы не делиться, — и опять-таки уезжает в Германию. И еще такая, не менее глупая: София была связана с александруполисским криминалитетом, рассказала им о сокровищах, те подождали, пока клад будет найден, — и вот, нате пожалуйста: труп на дне моря-окияна с привязанной — чтоб не всплыл — чугунной или бетонной болванкой. Софии они отстегивают за наводку энную сумму, и она сваливает к мамаше. Ни та, ни другая версия, правда, не состыкуется с заметкой.

Самой последней версией — потому что она была самая неприятная — я выдвинул следующую: София и Дмитрий нашли клад и улизнули вместе. И здесь, конечно, газетная заметка тоже мешала, как рыбная кость в горле. Да, с ней надо разбираться.

18

Ну что ж, напротив первого пункта плана моего расследования можно было ставить галочку.

Я побродил по улицам Александруполиса, с удивлением отмечая, что мелкие товары типа сигарет, чипсов, брелоков, цепочек, всяких сувениров и безделушек открыто лежат па прилавках киосков или висят на вынесенных стендах: у нас, конечно, ловкие ручки давно приделали бы к ним ножки.

Попутно я обращал внимание па газеты: кроме «Афинского курьера» на русском языке здесь продавались «Аргументы и факты», «Спид-инфо», «Совершенно секретно» и масса другого популярного чтива, что, в подтверждение слов Инны, несомненно, указывало на наличие в городе определенного процента русскоязычного населения. Однако заподозрить, что одно из этих изданий тиснуло заметку о предполагаемой гибели какого-то Дмитрия Захаропулоса из Белоруссии, я не мог — уровень не тот.

Было двенадцать часов. Наверное, для первого дня хватит. Хорошего понемножку. (Плохого, желательно, тоже.)

Я прикинул, что если ехал сюда десять минут, то обратно смогу добраться пешком минут за пятьдесят, самое большее, за час. Оба раза такси везло меня по прямой, так что я, с детства обладая топографическим идиотизмом — так это кажется называется? — все же имел хорошие шансы вернуться домой, не заблудившись.

И я пошел.

Маршрутные автобусы, судя по всему, были здесь не в почете: за все время я встретил только три или четыре, да и те перевозили больше воздух, чем пассажиров, поскольку на каждый приходилось, в лучшем случае, не больше десятка граждан. Зато легковыми машинами были забиты все улицы и переулки.

Мои мысли снова и снова возвращались к нашему с Инной предприятию.

Может, послать ей по «электронке» письмо? Спрошу Йорго, есть ли у него или у кого-то из соседей компьютер. С одной стороны, мне хотелось показать Инне, что я немедленно, с первого же дня, приступил к поискам, с другой — я не мог сообщить ей ничего особо нового: об исчезновении Софии она и так давно знала, а вот то, что гречанка исчезла в направлении Германии, только даст ей (как и мне) повод для не совсем приятных размышлений. Если та действительно уехала — а сомневаться в этом у меня оснований не было, — это могло означать, что ее кладоискательство с Дмитрием закончилось — возможно, что и по причине гибели последнего.

Но почему тогда она не известила об этом Инну?

Я запоздало пожалел, что не узнал у соседей, где работала или училась София, — авось как-нибудь «на пальцах» и объяснились бы. В этом случае я мог бы навести справки и там: уволилась ли, взяла отпуск за свой счет или просто сгинула без объяснений?

«Ладно, подожду с письмом несколько дней, — решил я. — А там видно будет».

Если будет.

Невдалеке показался купол церкви. Совсем неожиданно для меня: я прикидывал, что идти мне еще минут двадцать. Оказалось, что погруженный в свои мысли, я отмахал положенное расстояние в ускоренном режиме и, кстати, особой усталости не чувствовал.

Может, это было влияние целебного морского воздуха?

19

Без четверти час я пересек небольшой сквер с детской площадкой, расположенный как раз напротив церкви, и подошел к дому.

Йорго сидел возле своего огорода на пластмассовом стуле и курил. У его ног стояла бутылка пива. Очевидно, сельскохозяйственные работы были закончены.

Он что-то спросил по-немецки, но я не понял. Возможно, просто интересовался, куда я ходил.

— Шпацирен, — на всякий случай ответил я, и хозяин кивнул:

— Я, я.

Я прошел в квартиру, запер на ключ дверь. На всякий случай проверил свою заначку: все деньги были на месте.

Вскипятил воду, растворил кубик «Мэгги», сварил вермишель. Отрезал кусок колбасы. Обед холостяка был готов. Хлеб?

Вот хлеб-то я купить забыл, хотя в городе миновал минимум с полдюжины продовольственных магазинов. Ладно, наверняка поблизости есть какой-нибудь магазинчик или лавка. Как там по-немецки хлеб? Кажется, «брот»? Удивительно все-таки, как много я запомнил со школьной скамьи! Память даже услужливо подсказала имя учительницы немецкого языка — Майя Григорьевна. Данке шен, Майя Григорьевна!

Поверьте, я никогда не стал бы описывать в деталях столь банальный процесс, как покупка хлеба, если бы эта очередная случайная неслучайность не сыграла в моем повествовании очень важную роль.