За рулем был Деккер, а Хумени занял место рядом с ним, чтобы показывать дорогу — поскольку никто, кроме него, не знал, куда ехать. Второй лендровер вел профессор Гальбштейн, вместе с ним ехали Габелла и Виттори. Скорую помощь бросили возле обители.

Внизу же, стоя среди небольшого оазиса зелени, окружавшего вход в обитель Роско и Лэнсинг наблюдали за габаритными огнями двух машин до тех пор пока они не скрылись из виду, затем вернулись в здание. С их точки зрения работа была закончена, и теперь оставалось только ждать. Но это только они так думали.

Запертая в спальне настоятельница догадалась, что Хумени уехал. Тут же из-под отодвинутой каменной плиты в полу появилась пара вооруженных людей в форме. Израильские солдаты, закаленные в боях ветераны многих кампаний, они несколько мгновений разминали затекшие руки и ноги, затем бесшумно изготовили к бою свои автоматы и подкрались к запертой двери.

Снаружи в коридоре Роско и Лэнсинг уселись за небольшой деревянный столик и занялись игрой в покер. Через некоторое время из спальни послышались удары в дверь, и мать-настоятельница резким голосом потребовала, чтобы они отперли замок.

— Здесь нет… УДОБСТВ! — возмущенно заявила она. — А нам просто необходимо отправить естественные потребности.

Роско скривившись, встал, взял автомат, который оставил им Виттори, и подошел к двери.

— Неужели они только и делают что ноют, молятся и мочатся? — спросил он у Лэнсинга, поворачивая ключ. — Ноют, молятся и мочатся?

В этот момент дверь распахнулась от удара, и он увидел перед собой двух израильтян с автоматами наизготовку. Роско побледнел как полотно и замер, ошарашено выпучив глаза.

— Черт! — наконец спохватился он и начал поднимать свой автомат. Но времени нажать на спуск у него уже не осталось. Оба израильтянина одновременно открыли огонь, оглушительные очереди приподняли Роско и, как тряпичную куклу, отшвырнули на противоположную стену. Лэнсинг тоже оказался на линии огня. Поток раскаленного свинца настиг его, когда он еще только приподнимался со стула, изрешетил его и отшвырнул обагренный кровью труп в дальний конец коридора.

В коридоре еще некоторое время висел сизый дым и сильно воняло порохом. Старший вытянул антенну своего уоки-токи и кратко и четко доложил о выполнении задачи.

После этого на высотах вокруг Хоразина начали тушить сигареты, и молчаливые наблюдатели снова исчезли в тенях скал и развалинах, еще раз были проверены маскировочные сети, скрывавшие военные машины и станковые пулеметы на турелях, а взвод бойцов спецназа замер в полной боевой готовности. Ночь становилась все темнее, а на востоке редкие облака начали собираться в зловещие грозовые тучи…

С подветренной стороны от скалы с куполообразной верхушкой к северо-востоку от Хоразина в густой тени безмолвно стояли лендроверы Хумени. Затем, когда до полуночи остался час, по сигналу Хумени их моторы, закашляв, ожили, зажглись маскировочные фары и были преодолены последние полмили пути по взрытой кочками земле, через развалины многовековой давности. Наконец машины подъехали к секретному месту.

Трэйс бросил взгляд в окно и сразу узнал этот пейзаж: его нарисовал в своем рассказе Димитриос Каструни, и он помнил его до мельчайших подробностей.

Очень давно здесь было большое селение или город. До сих пор еще видны были фундаменты многих домов, а кое-где из каменистой земли торчали остатки невысоких полуобвалившихся стен. А вот и высохший колодец посреди призрачной, освещенной звездами площади, о котором упоминал Каструни, а рядом с ним ствол огромной оливы, медленно превращавшийся в камень уже многие сотни лет. Совсем неподалеку, там, где виднелся проход между утесами, очевидно промытый водами какой-то древней реки, за V-образной расщелиной серебрилось под луной и звездами Галилейское море. Место было волшебным, таинственным и тем не менее казалось зловещим. Особенно потому, что Трэйс знал, где находится.

Хумени, трое бандитов, Амира и ее отец стояли возле машины, в которой находились Трэйс и его «братья». И только когда чудовище принялось отдавать распоряжения, Трэйс — а возможно и остальные — впервые обратили внимание на то, как быстро он ДРЯХЛЕЕТ, как ускоряется его физический и, возможно, умственный распад, разъедая Хумени словно какая-то чудовищная гниль.

Слова вырывались из его съеживавшегося тела подобно выбросам зловонного газа из болотной трясины.

— Сначала мы откроем вход. Деккер, мне может потребоваться ваше огромное тело, ваш значительный вес — поэтому отправитесь вниз со мной и моей троицей. Виттори: ты тоже будешь сопровождать нас. Габелла: ты оставайся здесь наверху и будешь сторожить остальных. Особенно внимательно следи за этими двоими: за отцом и дочерью. Глаз с них не спускай! Видишь ли, они приготовили для нас небольшую западню — сущая безделица, с которой я разберусь позже!

— Западню? — Деккер начал нервно озираться в темноте. — Лично я что-то не вижу никакой западни. А почему вы говорите «вниз»? Куда это — вниз?

— Я же сказал — в раскоп, — недобро усмехнулся Хумени. — Принесите-ка лучше цепь из машины, и я вам покажу.

Пока Деккер ходил за цепью, Хумени проковылял к ровной площадке в центре образованного четырьмя большими валунами квадрата.

— Габелла, Виттори! — позвал он. — Быстро несите лопаты и начинайте копать.

Бандиты сделали, что им было велено, лишь Габелла буркнул:

— Не припомню, чтобы нам платили за раскопки.

Хумени определенно стал меньше ростом — его одеяние теперь волочилось по земле, а капюшон почти полностью закрыл голову и лицо. Он как будто проваливался в самого себя, и годы начали наверстывать упущенное — быстрый распад, свидетельствовавший о том, что время обновления все ближе и ближе — но в голосе еще чувствовалась сила, а в черном сердце — глубокое презрение, когда он ответил:

— Платили? Могу сказать вам, мистер Габелла: вы просто НЕ ПОВЕРИТЕ, каково будет вознаграждение за эту работу!

Он нагнулся, поднял старую кривую палку, медленно выпрямился и оперся на нее как на костыль, а два мафиози тем временем продолжали копать. Две сверкающие красные точки, глаза чудовища, из — под капюшона жадно следили за каждым откидываемым в сторону комком земли.

Тем временем с востока медленно наползали грозовые, затмевавшие звезды тучи, ночь становилась все непрогляднее. Стало не по сезону прохладно; над каменистыми холмами задул ветер, его завывания разносились среди развалин.

— Довольно! — через некоторое время сказал Хумени сдавленным от напряжения голосом. — Хватит! — Ворчащая, недовольная парочка бандитов побросала лопаты и отступила в сторону.

В вырытой ими яме глубиной дюймов двенадцать стали заметны очертания плиты со вделанным в нее рыжим от ржавчины железным кольцом.

— Берите цепь, — скомандовало чудовище. — Пропустите ее сквозь кольцо и привяжите к лендроверу. Виттори — быстро за руль и будь готов сдавать назад.

Через несколько мгновений плита была поставлена вертикально, и под ней открылось зияющее черное отверстие. Хумени, опираясь на свой импровизированный костыль, доковылял до второго лендровера. Он заглянул в обтянутый тентом кузов, и Трэйс постарался не встретиться с ним взглядом.

— Вы, трое, вылезайте, — прохрипело чудовище. Его взгляд и голос буквально завораживали. — Вылезайте и следуйте за мной навстречу своей судьбе.

Но дело зашло уже настолько далеко, насколько мог позволить себе Трэйс. Он не знал, что ждет его там в этой черной дыре и не собирался это выяснять.

Каструни там не был и Трэйс тоже спускаться не собирался, если, конечно, это хоть в какой-то степени от него зависело. Какой бы план ни разработали Гальбштейны, какую бы «западню» они не устроили Хумени и его подручным, сейчас самое время захлопывать ее — до того, как начнется что-то ужасное.

А если нет… тогда Трэйсу придется действовать на свой страх и риск.

С момента отъезда из обители он ни секунды не лежал спокойно. Он разминал руки и ноги — особенно левую ногу — и все тело, насколько это было возможно.