Мир, рассказывал я ей, очевидно, довольно велик, может быть, круглой формы. Цивилизованная его часть называется Лабрадор, а Вакнук — лишь небольшой его уголок. Считалось, что так называли мир еще Прежние, хотя никто ничего не знал наверняка. Лабрадор весь окружен водой, называемой морем, там водятся рыбы. Никто из моих знакомых не видел моря, кроме дяди Акселя. Море было далеко, но если проехать миль триста к востоку, северу или северо-востоку, вы наверняка до него доберетесь. А вот если ехать на юг или юго-запад, то никуда не попадешь — или убьют жители Окраин, или погибнешь в Плохих Краях.

Еще говорили, будто в прежние времена в Лабрадоре было так холодно, что тут почти никто и не жил, только добывали какие-то таинственные вещества прямо из земли да деревья выращивали. Но если такое и было, то очень давно. Тысяча лет назад? Две тысячи? Люди гадали, да точно никто не знал. Неизвестно, сколько поколении провели жизнь в полном одичании со времен Кары и до начала Новой истории. От варварских эпох остались лишь «Раскаяния» Николсона, да и то лишь потому, что они несколько столетий пролежали в каменном ящике. А от Прежних Людей сохранилась лишь Библия.

Помимо тех времен, о которых рассказывалось в двух книгах, были известны три столетия нашей истории, а за ними — забвение. Из пустоты протягивались нити легенд, но и они поистрепались за годы странствий из памяти в память. Название Лабрадор, например, пришло к нам из уст в уста, его нет ни в Библии, ни в «Раскаяниях». Может, о холодах легенды говорят правду, хотя теперь у нас всего два зимних месяца; но тут причиной может быть Кара — она что угодно объясняет.

Долгое время велись споры о том, есть ли жизнь еще где-нибудь кроме Лабрадора да большого острова Ньюф. Считалось, что все остальное — это Плохие Края, принявшие на себя весь удар Кары. Потом выяснилось насчет Окраин. Конечно, там жили не настоящие люди, а одни Отступления, закона божьего они не знали, и покорить их было пока невозможно. Но позднее — как знать? Если Плохие Края и правда потихоньку сокращаются, то со временем мы все покорим.

Не так уж много было известно о нашем мире, но все же такие уроки получались куда интереснее, чем Этика, был у нас и такой воскресный класс. Этика — о том, что можно и чего нельзя. Большинство «нельзя» совпадали с теми, о которых дома неустанно твердил отец. Но почему-то причины запретов оказывались разными, и меня это сбивало с толку.

В соответствии с Этикой, человечество — то есть мы — пыталось снова войти в милость к Господу нашему. Мы карабкались по узенькой, но верной тропе к тем вершинам, с которых упали. От нашего верного пути ответвлялись другие, на вид более легкие, но они не являлись верными, а вели прямо в пропасть. С помощью Господа нашего мы вернем себе все, что утеряли. Тропа наша трудна, человек не может полагаться только на себя. Лишь власть имущие вправе решать, правильно ли мы движемся.

Мы искупим вину, и с нас снимут Кару. Если мы сумеем противостоять искушениям, нас ждет награда — прощение. И возврат Золотого Века. Такие Кары уже насылались на Землю: изгнание из Рая, Потоп, эпидемии, разрушения городов. Нынешняя Кара — самая страшная. Наверное, первое время казалось, что она превосходит все предыдущие несчастья вместе взятые. Почему ее наслал Господь, пока было неясно. Скорее всего Каре предшествовал период высокомерного презрения к религии, как и перед прошлыми Карами.

Большинство бесчисленных правил и примеров в Этике можно было бы объяснить так: цель и обязанность человека — неустанно бороться со злом, которое обрушилось на нас после Кары. Превыше всего — следование Норме.

Но об этом я Софи не рассказывал-. Не то чтобы я считал Софи Отклонением или Отступлением от Нормы, но все же чем-то она от меня отличалась, так? В общем, нам с ней и без того хватало тем для разговоров.

ГЛАВА 5

Похоже, мое отсутствие никого в Вакнуке не волновало, но стоило попасться на глаза, и меня немедленно пристраивали к делу.

Сезон удался, дни были солнечные, хотя и дождей выпадало изрядно.

Даже фермерам не на что было жаловаться — только трудиться приходилось много, чтобы скорее уничтожить последствия набега. — Если не считать овец, число Нарушений тоже всю весну оставалось чрезвычайно низким Урожаи и вовсе удались настолько правильные, что инспектор приказал сжечь лишь одно из полей Энгуса Мортона, да и среди овощей оказалось совсем мало Отступлений. Похоже было, что в этот сезон мы поставим рекорд по Чистоте. Даже мой отец осмелился сказать, что Вакнук как будто бы отогнал силы Зла и что нужно воздать хвалу Господу. Наказан-то был лишь один хозяин — владелец коней-гигантов, а не вся община.

Все были постоянно заняты, так что мне удавалось улизнуть из дома довольно рано. В длинные летние дни мы с Софи бегали больше и дальше, чем раньше, хотя и старались соблюдать осторожность, придерживаясь мало используемых тропок, чтобы никого не встретить. Софи так воспитали, что она сразу робела, встречая чужих, это был почти инстинкт. Человек не успевал еще показаться, как она бесшумно исчезала. Она подружилась только с Корки, что присматривал за паровой машиной, остальные ее пугали.

Мы нашли небольшой галечный пляж. Я часто снимал башмаки, закатывал штаны и шлепал по воде, заглядывая во все ямки. Софи сидела на большом плоском валуне, выступавшем из воды, и тоскливо следила за мной глазами Потом мы стали ходить туда с двумя маленькими сачками, нам их сделала миссис Вендер, и с банкой, куда можно было сложить добычу. Я шлепал по воде, — вылавливая крошечных креветок, а Софи пыталась достать их с берега Ей никак это не удавалось. Вскоре она сдалась и просто сидела на камне, с завистью глядя на меня Наконец, осмелившись, она стянула башмак и задумчиво посмотрела на свои пальцы Потом сняла второй башмак, закатала штаны и вошла в воду. Она немного постояла так, глядя сквозь воду на свои ступни. Я позвал ее.

— Иди сюда, тут их много.

Софи зашлепала по воде, смеясь от возбуждения. Навозившись, мы уселись на камень, болтая ногами.

— Они не совсем страшные, правда? — спросила она, критически рассматривая свои пальцы.

— Они совсем не страшные! Мои по сравнению с ними такие шишковатые, ответил я убежденно, и она явно обрадовалась.

Через несколько дней мы снова отправились на пляж. Поставив банку на камень, рядом с башмаками, мы носились взад-вперед, ничего не замечая, как вдруг раздался голос:

— Привет, Дэвид!

Я поднял глаза, чувствуя, как рядом окаменела Софи.

На берегу стоял парень — Алан, сын Джона Эрвина, кузнеца, года на два старше меня. Самообладания я не потерял.

— О, привет, Алан.

Потом я подобрался к камню и кинул Софи башмаки; один она поймала в воздухе, второй вытащила из воды.

— Что вы тут делаете?

— Креветок ловим.

Отвечая, я выбрался на камень. Я и в лучшие времена не очень жаловал Алана, а сейчас он был мне вовсе ни к чему.

— Они же ни на что не годятся, лучше уж рыбу ловить, — с презрением сказал он.

Он поглядел на Софи. Она шла к берегу, держась от нас подальше.

— Кто она?

Я нагнулся, надевая башмаки, и не сразу ответил, дожидаясь, пока Софи исчезнет в кустах.

— Кто она? — повторил Алан — Она не… он внезапно замолк.

Я заметил, что он вытаращился на песок, и быстра обернулся На камне остался непросохший отпечаток — все шесть пальцев. Я опрокинул банку, вода и пляшущие креветки стерли след, но я знал, что случилось непоправимое. Сердце у меня упало.

— Ого! — сказал Алан, и глаза его сверкнули — Так кто она?

— Моя подружка.

— Как ее зовут? Я молчал.

— Все равно узнаю, — ухмыльнулся он.

— Не твое дело!

Он не обратил на мои слова внимания, повернулся и уставился в том направлении, куда ушла Софи.

Я взбежал вверх и кинулся на него. Алан был крупнее меня, однако мое нападение было полной неожиданностью, и мы оба свалились. Дрался я плохо, но ярость придала мне сил, и я молотил кулаками куда придется. Мне надо было задержать его, чтобы Софи успела надеть башмаки и скрыться, а уж потом-то ее не найти. Он вмиг оправился от первого изумления и пару раз дал мне по лицу, что сразу заставило меня забыть о Софи — теперь уж я защищал себя.