Прекрасно: по крайней мере он теперь понял, как к ней следует подходить. Подружиться с нею можно, очевидно, только на почве чисто товарищеских отношений. Но теперь он откажется от своего ошибочного взгляда и перестанет подчеркивать обязывающую к условностям разницу пола.

Он постарается забыть, что имеет дело с женщиной. Удивительно, как он мог полюбить эту девочку, в которой женщина еще дремлет. Но как бы то ни было, а она заполнила огромный пробел в его одинокой жизни; он почувствовал это сегодня вечером, когда присматривался к расходившимся волнам с таким неясным волнением, ожидая с минуты на минуту появление знакомого паруса. Тут он вспомнил про свои счета, про неустойчивое материальное положение Беранды, угрожавшее крахом, и погрузился в меланхолию.

Но вдруг встряхнулся: она что-то ему говорит.

— Виноват, — спохватился он. — Что такое вы сказали?

— Кажется, вы ни слова не слышали из того, что я вам говорю, — обиделась Джен. — Я говорила о том, что состояние «Флибберти-Джиббет» весьма плачевное и что завтра утром, если только вы согласитесь предупредить шкипера и если это не заденет его самолюбия, я пойду туда со своими молодцами и тщательно осмотрю все неисправности. Кроме того, мы очистим дно судна. Не упускайте из виду, что мне придется рано или поздно поплавать на этой посудине, хотя бы в том случае, если придется отсюда удирать.

Когда они расположились пить кофе на веранде, со двора донесся свирепый лай Сатаны и отчаянный гвалт. Шелдону пришлось выручать перепуганного пришельца-чернокожего, которого во дворе он подверг допросу.

— Кто твой фелла-мастер? — спросил он. — Откуда ты взялся и чего тебе надо?

— Мой мастер — Баучер. Много челноков из Порт-Адамса к фелла-мастеру. Много, много.

Черный посланец вытащил из-за пояса записку. Шелдон поднес ее к глазам.

— Это от Баучера, — обернулся он к Джен, — который водворился на месте Пакарта. Помнится, я вам рассказывал про Пакарта, которого убили собственные матросы. Баучер уведомляет, что с полсотни дикарей из Порт-Адамса пристали к берегу на своих челноках; все они расположились лагерем на берегу. Они уже успели похитить у него и зарезать шесть штук свиней, и, кажется, намерены поднять бунт. Он опасается, что к ним пристанут пятнадцать беглых из Лунга.

— И тогда?.. — подсказала Джен.

— И тогда Билли Бэту придется поставить на место Баучера кого-нибудь другого. Этот пункт, видите ли, принадлежит Билли Бэту. Не придумаю, как тут быть. Я не хотел бы вас тут оставить одну.

— А почему бы мне не отправиться вместе с вами?

Он улыбнулся и покачал головой.

— В таком случае возьмите с собой моих людей, — предложила она. — Они прекрасные стрелки и не трусы. Один только Утами боится, да и то не людей, а злых духов.

Ударили в колокол; полсотни рабочих потащили вельбот к берегу; Джен пошла провожать. Команда гребцов разместилась по своим местам. Патауре и трое других таитян, вооруженные ружьями и патронами, уселись на корме, а Шелдон встал у руля.

— Досадно, что вы не берете меня с собой, — сказала, поморщившись, Джен, когда гребцы собирались отчаливать.

Шелдон отрицательно покачал головой.

— Я ведь ни в чем не уступлю мужчине, — настаивала она.

— Вы тут нужнее, — ответил он. — Неподалеку шатаются беглые из Лунга: они могут заявиться в Беранду, и если мы оба будем отсутствовать, — прощай плантация! До свиданья! К утру мы вернемся. Отсюда всего только двенадцать миль.

На обратном пути Джен пришлось миновать толпу чернокожих, спускавших вельбот. Они оживленно толковали о чем-то между собой и кривлялись, как обезьяны. Когда девушка очутилась в самом центре этой толпы, ее охватило жуткое чувство. Их было так много. Что могло бы удержать их от дикой расправы, если бы они вздумали накинуться на нее? Впрочем, она вспомнила, что стоит только ей крикнуть, и на ее зов прибежит Ноа-Ноа со всеми оставшимися товарищами, из коих каждый в отдельности мог легко справиться с целым отрядом чернокожих. Когда она уже подходила к воротам, к ней приблизился один из толпы. Было уже очень темно, и ей трудно было распознать лицо подошедшего.

— Ты кто? — спросила она его резким голосом. — Как тебя зовут?

— Мой Ароа, — выговорил дикарь.

Джен припомнила, что это один из тех двух болевших, за которыми она сама ухаживала в госпитале. Второй из них умер.

— Мой принимала очень много, фелла, лекарств, — заявил Ароа.

— Ну, вот ты и выздоровел, — ответила она ему.

— Мой надо табак, много, фелла, табак; мой надо ситец; мой надо бусы; мой надо, фелла, хороший пояс.

Она сочла это шуткой и ожидала увидеть улыбку, похожую на гримасу, но чернокожий не шутил. Он, очевидно, заявлял серьезную претензию. Весь его наряд состоял из узкой повязки на бедрах, пары деревянных сережек в ушах и украшения из белых ракушек на густой шапке курчавых волос. Тело его было вымазано жиром, а зрачки глаз блестели в темноте, как у дикой кошки. Остальные дикари толпились за ним плотной стеной.

Одни из них зубоскалили, другие угрюмо и напряженно молчали.

— Вот тебе раз! — удивилась она. — Чем же ты заслужил все эти подарки?

— Мой принимал лекарства, — сказал Ароа, — заплати.

«Хороша благодарность, — промелькнуло у нее в голове. — Выходит как будто, что Шелдон был прав».

Ароа уставился в землю. Водворилось молчание. Слышно было, как плеснула летучая рыба, с берега доносился легкий невнятный шум морского прибоя.

В чуткой ночной тишине пронеслась над их головами большая летучая мышь. Прохладный ветерок, предвестник утра, коснулся щеки Джен.

— Ступайте домой, — приказала она, и повернулась на каблуках, намереваясь войти в ворота.

— Заплати, — повторил чернокожий.

— Ароа, ты совсем ошалел! Ничего я тебе не должна. Убирайся!

Но Ароа стоял на своем. Она почувствовала, что он становится дерзким. Он все твердил одно и то же:

— Мой ел лекарство. Плати. Плати сейчас!

Наконец, ее взорвало, и она отвесила ему такую звонкую оплеуху, что Ароа упал бы, наверное, если бы не поддержала сзади толпа. На его место выступил другой претендент.

— Заплати и мне! — крикнул он.

Глаза у него бегали совершенно как у обезьяны; и хотя он избегал смотреть в лицо, но закусил свои толстые губы с выражением мрачной решимости.

— За что? — спросила она.

— Мой Гугуми, — ответил он. — Бэво — мой брат!

Джен припомнила, что так звали ее умершего пациента.

— Убирайся, тебе говорят!

— Бэво глотал лекарство. Бэво, брат, умер. Заплати. Наш отец — большой фелла, вождь в Норт-Адамсе.

Джен усмехнулась.

— Гугуми большой дурак. Такой же дурак, как Ароа. Скажите, пожалуйста, а кто же мне будет платить за лекарства?

Она переступила порог и захлопнула за собою ворота. Но Гугуми двинулся за ней и нахально приставал:

— Отец большой фелла, вождь. Ты мой по голове не дашь. Ты боишься!

— Я боюсь? — встрепенулась она.

— Ты боишься! Ты не бьешь мой голова! — сказал гордо Гугуми.

Джен обернулась и, размахнувшись, изо всей силы влепила ему такую затрещину, что гордый сын вождя зашатался, но, однако, устоял и бросился к воротам, чтобы помешать ей задвинуть засов. Толпа шарахнулась за ним вслед. Джен вспомнила, что револьвер висит на стенке в соломенном домике. Стоит только позвать матросов, и она спасена. Однако, она не позвала на помощь. Вместо этого она свистнула и позвала Сатану, хотя и знала, что собака сидит на цепи. Но уже эта кличка оказала магическое действие на толпу. Чернокожие с воем рассыпались во все стороны и исчезли во тьме. Гугуми неохотно покинул Джен. Последняя благополучно вошла в дом и сначала нервно расхохоталась, но потом ей стало до того досадно, что она заплакала.

Каково! Она провела целую ночь у изголовья опасно больного, а брат его требует с нее платы за его жизнь.

— Неблагодарное животное! — выругалась она и подумала, стоит ли рассказывать об этом Шелдону.

Глава XI

Нашествие из Порт-Адамса

— Мы справились со всей этой музыкой довольно легко, — рассказывал Шелдон, сидя на веранде и отхлебывая из чашки утренний кофе. — Вельбот уже стоял под навесом. Баучер побаивался сначала решительных действий, но потом, когда мы подоспели к нему, он повел себя молодцом. Мы учинили суд и расправу, и старому негодяю Телепассу пришлось уступить. Он там у них предводительствует в Порт-Адамсе. Это продувная бестия. Мы содрали с него такой штраф, который стоит в десять раз дороже порезанных свиней, и изгнали его оттуда со всей его шайкой. О, это отборная банда, доложу вам! Их было там по меньшей мере человек шестьдесят в пяти больших челноках, и они готовились учинить бунт. Они откуда-то достали целую дюжину спайдеров; не мешало бы отобрать у них эти ружья.