Блузка, так и не снятая на балконе, полетела на пол. Юбка тоже стала элементом для этой напольной инсталляции. Артемий лежал, смотрел на нее и не спешил присоединяться.
Василиса насторожилась. Что-то внутри накрепко сжалось, ожидая противного момента в сценарии, когда хеппи-энд нарушается появлением злодея.
- Что?
- Ничего, - Артемий глубоко вздохнул и несколько раз закрыл и открыл глаза. Потом дернул плечами и цепко оглядел Василису с ног до головы. Совсем не так, как смотрел еще пять минут назад там, на балконе. Он смотрел на нее, как на вещь перед покупкой. Пытаясь сообразить, надо ему это или не особо. Как будто мысленно примерял к себе, пойдет или не пойдет. - Вообще, ты замечательная девчонка, с тобой прикольно. Но вот смотрю на тебя и, если честно, не хочу.
- Прости? - Василиса оторопела от такого резкого поворота событий.
- Это ты меня прости. Я болван. Давай не будем морочить друг другу голову, я немного пьян, поэтому не особо соображаю, что творю. Ты тоже меня провоцируешь. Красивая юбка, но лучше бы ты ее не снимала. Понимаешь, мне все-таки нравятся девушки более... женственные что ли. Модельной внешности или хотя бы приближенной к этому. Я не могу так, мне так не нравится.
- Окей, - переиграно спокойным голосом ответила Вася, - Ты хочешь, чтобы я ушла?
- Не, зачем? Оставайся, выпьем чего-нибудь. Я же тебя вообще не трахаться звал.
- А зачем тогда?
- Ну, поговорить. Не знаю, что на меня нашло. Прости, пожалуйста.
Артемий сел на кровати. Тряхнул головой. Поймал взгляд Василисы и резко растерял половину своей уверенности. Понял, что перегнул. Что слишком далеко зашел в своих дурацких привычках клеить всех девок без разбору. И не думать о последствиях. Сейчас он действительно не хотел доводить дело до конца, не хотел и все. Только что хотел, и вот, пожалуйста, как отшибло. И сейчас не чувствовал ничего, кроме примитивного страха. Он боялся этой девчонки, боялся ее жутковатой энергетики, ее хаст, проникающих, кажется, до самых костей. Боялся, что она его просто развоплотит в порыве страсти. Потому что Артемий сам был инкубом и прекрасно знал, как во время секса он сам доводит девушек до обморока. А перед ним сейчас очень и очень сильная вампирша. Высшая. Сумасшедшая. И лучше было бы не дурить и не связываться с ней. Чтобы не создавать вот такую жуткую ситуацию, как сейчас. Сам пригласил, сам соблазнил, довел до состояния полнейшего исступления - это как по живому отрезать. Вот о чем Громов предупреждал. Что не надо с ней связываться. Не потому что ревновал, а потому что сам боялся. Боялся, что она окажется слишком близко. Сплетется с ним на уровне ауры. А резать придется. И будет больно. Ей точно. Ему тоже будет больно - если она ответит. Что было страшнее в тот момент - согласиться закончить начатое с риском оказаться развоплощенным, или ждать ее реакции сейчас? Кто знает, точка невозврата пройдена. Слова сказаны, обратно в рот не закинешь. Василиса стоит столбом, сжимая кулаки, дышит как собака, часто-часто. И смотрит так, как будто сейчас вцепится ему в лицо. Молчит. Хоть бы слово сказала. Назвала бы последней падлой, обиделась, убежала в слезах. Но не стояла бы так молча.
Василиса опустила глаза. Слов не было. Эмоции были. Слишком много эмоций. Невозможно даже сконцентрироваться и, выпустив хасты, от души хлестнуть этого заносчивого ублюдка. Это было не просто унизительно. Это было отвратительно до тошноты. Физической, ощутимой, подкатывающей к горлу противным склизким комком.
Вася сжала зубы и постаралась вдохнуть поглубже. Подняла с пола вещи, оделась молча. Слова кончились.
По сценарию ей полагалось так же молча уйти, запереться в комнате и начать реветь в подушку. Так она поступала всегда, такова была ее судьба и суть полученного проклятья. Но кто сказал, что нестандартные личности должны поступать в соответствии с кем-то прописанным сценарием?
Василиса ощущала все сильнее давление в пальцах. Не привычное покалывание, когда прорезаются хасты, а настоящее давление. Как будто изнутри рвался наружу мощный поток воздуха, как будто кожа сейчас не выдержит и лопнет. И такое же давление колотилось в виски, пульсируя возрастающей болью.
Артемий вжался в кровать и нервно стиснул простыню. Он не мог даже пошевелиться, словно загипнотизированный флегматично-смертельным взглядом. На него смотрели глаза хищника, высшего вампира. Такого, какими их описывали в книгах и показывали в кино.
Курин с трудом глотал воздух, густой и ядовитый, он чувствовал, как с каждым вздохом его легкие наполняются отчаянием и болью. И ничего, ровным счетом ничего не мог с собой сделать. Ему было страшно, до предела страшно. Так, как бывает, когда первый раз смотришь мастерски сделанный фильм ужасов в темной комнате и в одиночку. Он привык быть циником, моральным уродом и безнаказанной тварью. Привык распоряжаться и поступать так, как считал нужным, привык к тому, что люди вокруг готовы прощать ему все - недостатки, невнимание, мерзкий характер. Его слишком сильно любили, он слишком хорошо умел очаровывать. И забыл, что есть в этом мире те, кто неподвластен законам людей. Те, кто чувствует не как человек. И что Артемий - далеко не единственный, кого Грань наделила особой наградой за желание жить. Не единственный, кому она отмерила полной ложкой громадную силу. А ведь кое-кому она отмерила больше. Об этом тем паче стоило помнить... Но уже поздно.
Инстинкт самосохранения буквально рвал на части мышцы, пытаясь сдвинуть с места руку или ногу, забиться под кровать, вышвырнуть из комнаты эту треклятую вампиршу, сделать хоть что-нибудь!
Ничего. Он просто ничего не мог сделать. Мог только наблюдать за тем, как разъяренная вампиресса измышляет страшную казнь для предателя.
Василиса прикрыла глаза. Мысленно отдала себе приказ не сопротивляться боли в руках. Черт с ними с пальцами, заживут. Она перестала сдерживать поток энергии внутри себя и приготовилась к тому, что сейчас кожа на руках разойдется в разные стороны, выпуская острые иглы внутренней силы. На миг ей даже подумалось, что примерно так же, наверное, чувствовал себя Росомаха из "Людей Икс", когда его руки превращались в грозное оружие. Каждый раз ему было больно. А потом было больно его врагам.
Боль вырвалась на свободу за секунду, опалив кожу яростным пламенем. И пропала. Оставив только ощущение силы, собранной в ладонях. Энергия послушно стекала на руки и ждала приказа. Василиса с трудом осознавала, что с ней происходит и что делать дальше.
В реальности все это занимало секунды, но время в голове ползло, как пьяный дембель к родному дому.
Артемий не шевелился. Кажется, Василиса именно так и обозначила свой первый сознательный ментальный приказ: замри, скотина. Сиди и не рыпайся.
Вот она, черт подери, способность, дарованная проклятьем. Василиса улыбнулась. Она не только с кошками могла разговаривать. С любой скотиной. С этой тоже. И скотина ее, как выясняется, прекрасно слушалась.
А Вася, немного придя в себя, вдруг отчетливо поняла, что дело ни в каком не проклятье. Золотов сказал совершенно четко - ты ведешь себя как ребенок, и воспринимают тебя как ребенка. Так всегда и было. Громов тому идеальное подтверждение. Уж он-то как раз отеческие чувства проявлял в полной мере. А то, что сейчас сделал Курин, это просто сволочная выходка. Желание то ли выпендриться, то ли побольнее обидеть, то ли самоутвердиться - хрен разберешь. Но сделал он это не под влиянием луны, вставшей раком. А исключительно из личных, эгоистичных и мерзопакостных соображений. А посему прощать его не за что.
Довольная своими выводами, Василиса подошла поближе, присела на кровать и ухмыльнулась. Что там Громов говорил? Первый раз будешь кусать жертву клыками без должного опыта, будет неаккуратно и больно?
Отлично, сейчас именно это и требуется!
Еще один ментальный приказ - молчи, тварь. Молчи и чувствуй все, до миллиметра. Прекрасное сочетание талантов - кинестетик и ментал. Ощущений тебе будет по самые уши, и рта раскрыть не посмеешь. Получи, скотина! Примерившись к венке на локте Артемия, Вася от души вцепилась в мягкую кожу клыками и ногтями. Курин безмолвно дернулся и потерял сознание.