— Сабельный перевал, — пояснил Гордон. — Гора за ним — это Калат-аль-Джеханджир. Там меня ждут мои люди. Оттуда кто-нибудь из них постоянно осматривает все вокруг в сильный полевой бинокль. Не знаю, смогут ли они увидеть дым на таком расстоянии, но я все же пошлю им сигнал, чтобы они встретили нас у перевала.
Вместе с Ахметом он взобрался по склону горы. Там они нашли достаточно зеленого топлива, чтобы устроить костер. Вскоре клубы густого черного дыма поднялись в голубизну неба. Это был старый способ передачи сигнала, который применяли индейцы в родных местах Гордона, и Брент надеялся, что горцы, у которых глаза как у ястребов, его заметят. Они спустились с уступа и потеряли перевал из виду. Затем снова стали взбираться дальше по склонам, скалам, по краям глубоких пропастей. На одном из карнизов лошадь, на которой ехал Сулейман, споткнулась, заржала и свалилась в пропасть, разбившись вместе со своим всадником на огромной глубине, в то время как остальные беспомощно смотрели на опустевшее место, где только что был человек на коне.
К перевалу заморенные лошади достигли предела своей выносливости. Беглецы забили одну из них. Куски жилистой конины, сваренные на скудном огне, почти не утолили голод. Утомленным и истощенным людям требовался отдых и сон. Брент цеплялся за одну мысль: если афридий видели сигнал, они будут ждать их у перевала со свежими лошадьми, на которых они смогут оторваться от своих преследователей.
Они пробирались по крутому ущелью, таща за собой измученных лошадей. Ночь застала их в пути, но они не остановились и к рассвету вышли из устья ущелья на широкий склон, который шел наклонно вверх к проходу через стену гор. Он был пуст. Афридиев там не было. Позади них белые точки неумолимо двигались вверх по ущелью.
— Мы сделаем последнюю остановку при входе на перевал, — сказал Гордон.
Он оглядел призрачную компанию своих спутников со странным выражением лица. Стоявшие вокруг него люди напоминали мертвецов. Они еле держались на ногах, покачиваясь от изнурения и головокружения.
— Мне очень жаль, что так случилось, — произнес он. — Простите, Брент.
— Стоктон был моим другом, — ответил Брент. Он выругался бы, если бы у него оставались силы. Сказанное им звучало так банально и мелодраматично.
— Алафдаль-хан, я очень сожалею, — обратился Гордон к вазиру. — Я чувствую себя виноватым перед тобой и твоими людьми.
Алафдаль поднял голову, как лев, встряхивающий гривой.
— Нет, Аль-Борак! Ты сделал меня эмиром. Я был обжорой и пьяницей, мечтал о власти, но был слишком робок и ленив, чтобы сделать попытку ее захватить. Ты подарил мне момент славы. Он стоит остатка моей жизни.
С трудом они поднялись к перевалу. Брент полз последние несколько ярдов, пока Гордон не помог ему встать на ноги. В устье огромного коридора, который тянулся между высокими скалами, на них налетел ледяной ветер. Взглянув назад на путь, который был ими проделан, они увидели своих преследователей. Теперь это были уже не точки. Одна группа всадников приблизилась к ним на расстояние мили, отряд побольше только что вошел в ущелье. Самые выносливые воины на лучших лошадях далеко оторвались от остальных.
Беглецы лежали за валунами. У них было три револьвера, сабля, кинжал и нож. Они видели, как всадники, подстегивая коней, обогнули выступ. Брент заметил среди них самого Али-шаха с рукой на перевязи, Мухаммеда ас-Захира и чернобородого юсуфзая, командира отряда Черных Тигров; еще несколько свирепых воинов следовали за ними по пятам. Они двигались безостановочно и, приблизившись, начали стрелять. Однако первые понесли потери.
Алафдаль-хан, зная, что он плохой стрелок, поменялся с Ахметом, отдав ему револьвер и взяв у него саблю. Ахмет прицелился, выстрелил и выбил всадника из седла. Он торжествующе вскрикнул и неосторожно приподнял над валуном голову. Ответный залп осыпал камень градом свинца, и одна пуля поразила Ахмета между глаз. Алафдаль схватил револьвер, как только Ахмет упал, и открыл огонь. Его глаза налились кровью, прицеливался он в спешке, но тем не менее попал в лошадь, которая, упав, придавила своего седока.
Заглушая треск люгера, загремел кольт Гордона. Али-шаха спасло только то, что его конь вскинул голову. Предназначавшаяся ему пуля попала в лошадь. Али-шах успел соскочить при ее падении и покатился за укрытие. Остальные повернули своих коней и последовали его примеру. Стреляя на ходу, они поднялись вверх по склону и засели в укрытии.
Брент понял, что он стреляет, только тогда, когда услышал стон. В голове мелькнула смутная мысль, что он убил еще одного человека. Алафдаль-хан разряжал свой револьвер без ощутимой пользы. Брент стрелял и мазал, чувствовал толчок от выстрела и мазал снова: его рука дрожала от слабости, глаза подводили. Но Гордон не промахнулся ни разу. Бренту казалось, что каждый раз, когда гремел кольт, кто-нибудь вскрикивал и падал. Склон был усеян телами их врагов.
Возможно, разреженный воздух высокогорья подействовал на Али-шаха, вызвав приступ яростного безумия. Во всяком случае, он не стал дожидаться остальных своих людей и с горсткой воинов пошел в атаку. Они продвигались вперед и падали под пулями Гордона, пока склон не усеялся их телами. Но оставшиеся в живых неумолимо подбирались все ближе и ближе, а затем вдруг выскочили из-за укрытия и понеслись, как порыв горного ветра.
Гордон промахнулся в Али-шаха последней пулей, убив человека позади него. И затем беглецы, как призраки, поднялись и схватились со своими преследователями.
Брент послал последнюю пулю прямо в перекошенное яростью лицо человека, который бросился на него, замахнувшись винтовкой, как дубинкой. Смерть остановила его бросок, но винтовка ударила Брента по плечу и свалила на землю. Оттуда он, не в силах встать, наблюдал короткое безумие сражения, бушевавшее вокруг него.
Он увидел Хасана, рычащего, словно раненый волк, поверженного гильзаи, который, стоя одной ногой у него на шее, пронзил его пикой.
Брент увидел, как Али-шах прострелил Алафдаль-хана, когда они столкнулись лицом к лицу, и вазир, умирая, ударил своего врага саблей по голове. Они упали вместе. Брент видел, как Гордон зарубил чернобородого юсуфзая и прыгнул к Мухаммеду ас-Захиру с ненавистью, слишком сильной, чтобы предложить своему врагу достойную смерть. Он отразил удар Мухаммеда и ударил его гардой своей сабли в лицо.
Гордон был охвачен такой яростью, что просто убить этого человека было для него недостаточно. Он жаждал предать его собачьей смерти и наносил удары гардой и рукоятью сабли, отказав в чести поразить его клинком, пока Мухаммед не упал с пробитой головой.
Шатаясь, Гордон прошел вперед и посмотрел на склон; он был единственным, кто остался на ногах. Он стоял среди мертвых покачиваясь и стирал кровь с лица. Глаза его были красны, как отблески пламени, пляшущие на черной воде. Он снова сжал окровавленную рукоять сабли, увидев всадников, взбиравшихся по склону, пьяный от кровопролития, охваченный только одной страстью — убивать и убивать до тех пор, пока сам не умрет в кровавом месиве своей последней битвы.
Неожиданно позади него раздался громкий стук копыт. Подняв клинок, он обернулся, моментально приготовившись к броску.
— Аль-Борак!
Перевал заполнился криками. Брент сквозь туман, обволакивающий его сознание, увидел всадников и услышал вопль Гордона:
— Яр Али-хан? Ты все же увидел мой сигнал! Угости их залпом!
Выстрелы винтовок наполнили перевал грохотом. Брент, с трудом приподняв голову, видел, как были сломлены Черные Тигры. Одни из них попадали с седел, другие бросились назад по ущелью. Измученные долгим преследованием, обескураженные смертью своего эмира, опасаясь ловушки, они повернули назад.
Брент очнулся от того, что наклонившийся над ним Гордон потряс его за плечо, и услышал, как он сказал высокому афридию, которого называл Яр Али-ханом, чтобы тот осмотрел остальных. Через некоторое время Яр Али-хан доложил, что все мертвы. Затем, как во сне, Брент почувствовал, что его посадили в седло, а за ним сел человек, чтобы его придерживать. Ветер трепал его волосы и гриву несущегося коня. Звон копыт эхом отражался от каменных стен, когда они галопом мчались по перевалу. Гордон скакал рядом с ним на жеребце одного из афридиев, который пересел к своему товарищу.