Конан прорвался сквозь неплотные ряды первой группы нападающих, оставив позади себя бездыханно лежащими на палубе трех врагов. Но новые воины спрыгнули с абордажного настила, пытаясь окружить его и снова завладеть инициативой. Он прорубил сквозь их ряды дорогу к ренингу, где, с защищенной спиной, ему удалось урвать короткую передышку.

В дальнем конце палубы Конан увидел Сигурда, который обменивался могучими звенящими ударами сразу с двумя противниками. Еще двое лежали у его ног. Вдруг, хотя не было видно, чтобы его кто-нибудь зацепил, северянин выронил свою длинную саблю и осел на палубу так же, как это произошло со всеми остальными членами команды.

Конан почувствовал сладковатый запах, и окружающий мир медленно поплыл перед глазами. Атакующие отступили от него и образовали полукруг, так что киммериец оказался прижатым к поручням релинга. Несколько секунд он стоял лицом к лицу со своими противниками. Его губы, окаймленные серой бородой, раздвинулись в беззвучном рычании. Над головами передних нападающих пролетело еще несколько стеклянных шаров, разлетевшихся на кусочки совсем близко.

Конан не стал дожидаться, пока пары поднимутся и свалят его с ног. С хриплым сдавленным рычанием он ринулся на обступивших его полукругом врагов. Меч в мозолистых руках Конана вихрем пронесся над головой, подобно крылу ветряной мельницы.

Два антильца упали, один — с рассеченной головой, другой — со смятой грудной клеткой. Теперь Конан смог прорваться сквозь ряды врагов и снова оказался на свободном пространстве.

Он знал, что не сможет один биться со всей командой вражеского корабля. И даже если он сведет счеты еще с несколькими противниками, рано или поздно они все равно окружат и убьют его. Накопленная за долгие годы жизни усталость уже отягощала его руки и ноги и замедляла движения. Дыхание с трудом вырывалось из груди. Дым и струящиеся клубы белого пара, которого киммериец успел наглотаться, вызывали у него удушливый кашель. Теперь уже вся команда галеона лежала на палубе, но лишь немногие были сражены причудливыми мечами врагов, большинство же пало, наглотавшись ядовитых паров.

Другой на месте Конана, вероятно, застыл бы в нерешительности, не зная, что делать дальше. Было очевидно, что корабль потерян. Палуба кишела воинами корабля-дракона. Паруса и оснастка исчезли в пламени и дыму. В это самое время передняя рея, которую уже не поддерживали сгоревшие дотла канаты и парус, с грохотом рухнула на палубу полубака. По сторонам густо дымились огоньки обрывков горящей парусины, веревок и обломков рангоута. От первого корабля-дракона, который они подожгли, на поверхности моря осталось лишь несколько пляшущих на волнах обугленных обломков.

Конан понимал, что не сможет принести пользу своим людям, если позволит убить себя или сдастся в плен. В то же время оставался шанс спасти команду, если ему удастся убежать. Решительность — наследство далекого варварского прошлого — определила дальнейшие действия Конана. Она же не дала ему возможности хоть немного обдумать и взвесить другие варианты. С последним приливом сил он огромными прыжками взлетел вверх по трапу на ют. Один из двух рулевых на счетверенных рулях корабля исчез, а другой лежал мертвым. Над его телом стоял противник с кровавым зазубренным клинком. Конан рванулся к нему и одним ударом- разнес на кусочки кристаллическое лезвие меча. Повинуясь могучему взмаху длинных рук киммерийца, его широкий меч как бумагу прошил броню из стеклянных пластин, и воин безмолвно осел вниз.

Конан бросил окровавленный меч, сорвал с головы рогатый шлем и запустил его далеко в море. Никаких трофеев врагам! Он нагнулся и снял с мертвеца стеклянный птичий шлем, а вместе с ним и дыхательный аппарат. В то время, когда антильцы загрохотали сапогами по верхним ступенькам трапа, Конан успел уже закрепить аппарат на голове и на спине.

Враги бросились на него с яростными криками. Конан подхватил меч как раз вовремя, чтобы парировать выпад копьем с острым извилистым наконечником. Одним могучим ударом сплеча он смял шлем наступавшего на него врага, а заодно и череп воина. Не дожидаясь, пока к нему приблизится следующий, киммериец подскочил к релингу, перемахнул через борт и исчез в пенистых гребнях голубоватых волн. Увлекаемый вниз весом своей кольчуги из толстых стальных колец, он камнем пошел ко дну.

Утреннее солнце теперь сияло высоко в небесах и уже рассеяло последние остатки предрассветной дымки. Облака разбегались в стороны и таяли под его горячими золотыми лучами. Разбившись на пары, воины абордажного отряда поднимали бесчувственные тела членов экипажа «Красного Льва» и переносили их по настилу внутрь своего корабля. Другие пытались погасить множество крошечных огоньков, рассыпанных по палубе галеона. Они сбивали огонь ударами плащей и заливали морской водой из ведер, которые тут же поднимались на веревках.

В конце концов люди с корабля-дракона оставили небольшую команду на борту захваченного галеона и вернулись на свое судно. Затрещали деревянные блоки, и абордажный настил заполз обратно в проем, похожие на когтистые лапы брусы поднялись вверх, и двери на груди дракона закрылись. Заработали весла, паруса упруго натянулись под сильным ветром, и галера попятилась назад. Когда между судном и галеоном оказалась достаточно большая полоса чистой воды, галера совершила умелый маневр, пройдя вдоль самого носа «Красного Льва» и почти коснувшись его кормой. Вскоре с натужным скрипом канатов, с парусами, натянутыми до отказа свежим попутным ветром, корабль-дракон двинулся туда, откуда пришел, волоча за собой на буксире «Красного Льва».

Конан вошел в воду с сильным всплеском, и зеленые волны тут же сомкнулись над его головой. Отягощенный массивной кольчугой из толстых стальных звеньев, которая защищала его тело до пояса, и увлекаемый тяжестью меча, он камнем пошел ко дну.

Морская вода была холодна. Утреннее солнце совсем недолго сияло в небе, и его тепло не успело еще проникнуть глубже тонкого слоя воды. Терпкий привкус соленой воды и прохлада подействовали на Конана отрезвляюще. Соль огнем обожгла порезы и ссадины на его теле, волна леденящего холода прокатилась по его утомленному телу, вызвав прилив новых сил в ноющих мышцах.

Медленно, словно во сне, падал он сквозь туманный мир бледно-нефритовой воды. Совсем рядом замаячил темный корпус «Красного Льва», и Конан смог различить ракушки на его киле. Бросив взгляд вверх, старый воин увидел над собой оба судна — овальные темные планеты в тускло поблескивающем зеленовато-серебристым светом небе. Фантастическое зрелище...

Когда Конан врезался в волнующуюся поверхность моря, первым его побуждением было замолотить по воде руками и поплыть. Но он быстро обнаружил, что особая конструкция дыхательного аппарата в кристаллическом шлеме каким-то непонятным образом позволяла ему дышать под водой. Более того, совсем неглубоко под ногами Конан смог смутно различить темное морское дно. В этом месте у островов Антилии морское ложе мягко поднималось вверх, и Конану предстояло не уйти в безжизненные черные глубины, куда еще не проникал луч света, а опуститься лишь на несколько саженей до дна, откуда ему открывался путь до берега. Поэтому он просто позволил себе плавно опускаться вниз, преодолевая инстинктивное желание плыть. Он только немного шевелил ногами — ровно столько, сколько было нужно, чтобы держаться все время в вертикальном положении.

С дыханием дело обстояло несколько иначе. Стенки шлема опускались вниз, плотно прилегая к груди и спине, подобно хорошо пригнанному седлу. Две стеклянные трубки от шлема проходили под мышками и заканчивались какой-то похожей на продолговатый бочонок штуковиной за спиной, между лопаток. Одна трубка входила в шлем на уровне ноздрей, другая — на уровне рта. Надев шлем, Конан довольно быстро освоился с этим хитроумным агрегатом. Выпустив воздух из легких, он увидел, как вверх устремилась суетливая вереница серебристых пузырьков. К непривычному способу дыхания пришлось немного привыкнуть, но когда Конан мягко приземлился на дно на все четыре конечности, он уже успел овладеть этим искусством.