Изменить стиль страницы
* * *

В темницу, где сидела дрожащая от ужаса Мюриэла, долетали звуки происходящей наверху схватки. Когда все стихло, девушка вновь снова отчаянно закричала, призывая киммерийца на помощь. Голос ее был близок, и Конан догадался, что место, откуда он слышит его, находится совсем рядом. В стенах коридора дверей не обнаружилось, но вскоре он, внимательно осмотревшись, разглядел небольшую темную нишу. Там, на одной из каменных плит пола, блеснуло массивное бронзовое кольцо. Потянув за него, киммериец понял, что оно открывает крышку люка. Нагнувшись и всматриваясь в темноту, он позвал Мюриэлу; затем протянул к ней руки и вытащил девушку в коридор.

Коринфянка, и так до полусмерти напуганная, с ужасом глядела на окровавленное лицо Конана и валявшуюся на полу огромную мохнатую тушу. Дрожащим от волнения и страха голосом она поведала киммерийцу о старухе, похожей на ожившую мумию, и жутком чудище, попав в лапы которого, она потеряла сознание.

— Старуха, наверно жрица в этом храме, и я думаю, что статуя богини Небетет вещает ее голосом, — сказал Конан. — Я присмотрелся к помосту — там, за изваянием, находится маленькая каморка, и из нее можно видеть и слышать тех, кто спрашивает совета у богини.

— А откуда взялся этот монстр, которого ты убил? — спросила девушка. По спине ее, при одном лишь упоминании о страшной твари, пробежала дрожь.

— Не знаю, малышка. Может, он был слугой этой старой ведьмы или ее охранником… странное существо — такое, будто бы оно роилось от обезьяны и человека… Но бояться его нечего — мертвая туша на ноги не встанет. Старушонка тоже, я полагаю, нам не страшна и в ближайшее время не будет болтаться на виду… Так что мы можем залезть в комнатку за помостом, спокойно передохнуть и подождать, пока за советом к богине не явится какой–нибудь важный сановник, а то и сам король. Предчувствие говорит мне, что это случится очень скоро.

— С чего ты взял? Может, пока они появятся, мы успеем умереть от голода?

— Ну, во–первых, мои предчувствия всегда сбываются, а во–вторых, разве ты не помнишь, что говорил нам Нахор?

Королевские вельможи и жрецы обязательно советуются с богиней перед тем, как принять какое–нибудь важное решение.

А сейчас как раз такой случай, так что у тебя будет прекрасная возможность поразить их своими актерскими талантами, представ в роли богини с черепом вместо башки. А голода нам опасаться не нужно: в седельных сумках еды предостаточно. И вообще, в той комнатушке можно прекрасно отдохнуть и развлечься!

— А если там появится старуха? — Никак не могла успокоится Мюриэла.

— Ну и пускай! Что она может нам сделать, когда чудовища больше нет в живых? Конечно, есть с ней за одним столом я бы не стал — она запросто могла бы подсыпать нам яду, — но в остальном ее опасаться не стоит. Будет надоедать, так я сверну ей шею!

— Тебя не переспорить, — стало вздохнула коринфянка. —

Ну, поступай, как знаешь, но попомни мои слова: предчувствия бывают не только у тебя, и мои говорят, что из той затеи не получится ничего хорошего.

Конан, успокаивая, прижал ее к груди, и тут девушка заметила, что на киммерийце не только кровь чудища, но и его собственная, сочившаяся из глубоких ран, избороздивших грудь и руки. Несмотря на то, что варвар с пренебрежением относился к этим царапинам, Мюриэла отвела его во двор за храмом, где журчал небольшой фонтан, промыла раны, нанесенные когтями и зубами монстра, и перевязала их полосками материи, оторванными от подола туники. Потом они пробрались в комнатку за помостом и, сменяя друг друга, сладко проспали целые сутки.

* * *

Когда киммериец в очередной раз открыл глаза, то понял, что наступило утро. В каморку проникали рассеянные солнечные лучи; голова Конана покоилась на коленях прислонившейся к стене девушки.

Потянувшись, как огромный кот, варвар нащупал рукоять меча и поднялся на ноги.

— Самое время перекусить, — заявил он. — Пойду проведаю наших лошадок и прихвачу сумки. Вот тебе на всякий случай мой кинжал — если высохшая мумия сунется сюда, проткни ее глотку.

Поднявшись по винтовой лестнице в помещение, где из окна–бойницы свешивалась оставленная им веревка, киммериец собирался уже соскользнуть вниз, как вдруг заметил некое движение — довольно далеко, почти у самых стен Кассали.

Приглядевшись, он различил множество черных точек; судя по всему, то были всадники, направлявшиеся в сторону храма.

— Отлично! Гости явятся к нам даже быстрей, чем я ожидал, — пробормотал себе под нос Конан. — Надо бы спрятать лошадей, а то они поймут, что кто–то прибыл в храм пораньше их.

Очутившись внизу, киммериец отвязал лошадок, потом взлетел в седло одной из них и, ведя двух других в поводу, помчался к видневшейся неподалеку опушке леса. Спустя недолгое время он, укрыв своих скакунов и забрав сумки, уже преодолевал склон ома, на котором высилось святилище.

Птицей взлетев по веревке, Конан подтянул ее вверх и, наклонившись над лестничным проемом, крикнул Мюриэле, что к храму приближаются всадники, а значит, самое время ей представь в образе богини. Бросив вниз сверток, в котором находилась приготовленная им одежда, он вернулся к окну.

Всадники были уже близко — целая кавалькада поднималась по склону холма. Кубарем скатившись по ступенькам, он поторопил девушку:

— Скорей, моя красавица! Они сейчас будут здесь! Ты хорошо помнишь, что тебе нужно сказать?

— Помню… но мне почему–то страшно, так страшно! Ведь тогда, в Кешане, наша затея провалилась, и ты помнишь, что было потом…

— Тогда было совсем другое дело! В кешанском храме бродили эти мерзкие демоны, слуги тамошних жрецов. А здесь, хвала Митре, мы не встретили пока никаких жутких созданий — только ту громадную обезьяну. А она теперь подохла и не сможет никому причинить вреда. И ты забываешь самое главное — я с тобой! Так что не бойся и поторопись, девочка!

И, схватив Мюриэлу за руку, он потащил ее в маленькую комнатку за помостом.

Вскоре они услышали гулкий топот копыт, скрип седел и возбужденные людские голоса. Судя по этим звукам, всадники спешивались у ворот; затем раздался грохот отодвигаемых засовов.

— У жрецов, конечно, есть ключи, — прошептал киммериец, поглядывая в смотровую щель.

Вскоре в круглый зал с колоннами вошла большая группа сановников и стражей. В центре величественно шествовал высокий чернокожий мужчина с курчавыми седыми волосами, которые венчала корона из червонного золота, в виде сокола, расправившегося крылья. Конан догадался, что в святилище пожаловал сам король Лалибеа, владыка Пунта. Спешивший вслед а ним тощий человек в развевающихся пурпурных с золотом одеждах был, несомненно, верховным жрецом Зарамбой.

Короля и Зарамбу сопровождал отряд чернокожих воинов–путнийцев, вооруженных копьями и круглыми щитами из кожи носорога. Затем — тут Конан непроизвольно вздрогнул — они увидели как между колоннами появился стигиец Тут–Мекри, а с ним — две дюжины наемников, среди которых были кешанские копьеносцы и лучники из Шема.

Киммериец стиснул кулаки — его враг находился прямо перед ним.

* * *

Тут–Мекри, поклонявшийся Великому Сету, не испытывал страха, попав в это священное для пунтийцев место. Пожалуй, наоборот — он осматривал его со злорадством и даже усмехнулся про себя, вспоминая неудачу, постигшую в подобном же храме его бывшего и ныне покойного компаньона.

Король Пунта и верховный жрец прибыл в храм Небетет испросить у богини совета в весьма важном деле. Несмотря на то, что доводы пришельца из Стигии, предупреждавшего о вражеском вторжении, были весьма убедительны, отличавшейся осторожностью и рассудительностью король все еще сомневался.

А тут подоспело сообщение из Алкменона, что в Кассали направляются смутьяны и богохульники, нарушившие покой священного храма. Верховный жрец Зарамба, принесший то известие, посоветовал Лалибеа наведаться в святилище. Совет был мудр: прежде, чем предпринимать какие–либо действия, стоило ознакомиться с мнением богини Небетет.